|
ЗИГА
На самом-то деле Дзига, но "д" так уютно
притулилось к "з", так слилось с ним, что получалось Зига — и произносить легче,
и вроде бы понятнее, хотя что тут понятного… но все друзья звали его Зига, а
между собой, за глаза, он был Зига и для тех, кто помоложе или вовсе с ним не
знаком. Так часто случается: Мурадели все звали Вано или Ваня, Афанасьева —
Лёня, Щедрина — Родик… это в России выражение крайней близости дружеской ли,
душевной ли…
Я тоже звал его Зига, но только за глаза, а в общении — Сигизмунд Абрамович,
Сигизмунд Абрамович Кац. Некоторые мои однолетки, то есть вдвое, по крайней
мере, моложе Каца, обращались к нему на "ты" и "Зига", но мне не по душе это
микошонство… Зато он всегда говорил мне запросто, по-отечески: "Миша" или
"Садовский"… хорошо от этого становилось…
Трудно припомнить, когда мы познакомились с ним лично, потому что, как я выяснил
потом, песни, которые любил петь с детства, именно им написаны, а вот, как я его
увидел и когда… не припомнить, но точно: совсем молодым, потому что…
В ранние шестидесятые, когда я начал получать первые копейки за литературный
труд, но ещё держался за инженерный стул, чтобы прокормиться, гонорары выдавали
просто: приходил автор в бухгалтерию в назначенный день и расписывался в
ведомости, как за обычную зарплату, и дней таких в месяце тоже было два, как на
любом производстве. В эти два дня выстраивались длинные очереди к заветному
окошечку, но никто не сетовал, потому что тут можно было повидаться с друзьями,
познакомиться с новыми интересными людьми, а то и затеять какое-нибудь интресное
творческое дело, которое начиналось тут же в буфете за рюмкой… тогда ещё было
очень далеко до горбачёвской алкогольной придури… И вот, в одной из очередей, я
вдруг буквально за спиной слышу быстрый, чуть с придыханием, знакомый говорок —
конечно, это Зига! Несомненно. Я радостно оборачиваюсь, мне приятно, я горд —
рядом с самим знаменитым Зигой в очереди за гонораром! И говорю: "Здравствуйте,
Сигизмунд Абрамович! Что, песня пошла?" Зига действительно стоит прямо за мной,
как я его не заметил?! Он берёт меня под руку, притягивает к себе и сообщает
полушепотом, как самую важную тайну: "Миша! Песня пошла, когда бухгалтер
поставит галочку и скажет: "Поставьте сумму прописью и распишитесь!" Понял!?"
Ну, кто может ещё так сказать? Чьи афоризмы и изречения не менее знамениты, чем
его песни?! Конечно, это Зига!
Какие песни? Вопрос резонный. Они, песни Каца, почему-то очень быстро, я бы
сказал, буквально сразу же, как начинали звучать, — теряли автора. Поразительное
постоянство повального большинства его опусов…
Ну, кто это в огромной стране не повторял вслед за сипловатым голосом любимца
народа Михаила Жарова:
Еду, еду, еду я по свету
У прохожих на виду,
Коль я на машине не доеду,
Значит, я пешком дойду!
Или мы забыли?
Здравствуй столица,
Здравствуй Москва,
Здравствуй, московское небо!
Каждому дороги эти слова,
Как далеко бы он не был!
Здравствуй, моя столица,
Здравствуй, Москва!
Это всё из того же фильма "Машина 22-12"
Он стоит, модно одетый, на знаменитом "пятачке" у дверей дома композиторов, где
перекрещиваются многие пути — музыкальные, литературные, человеческие… о
встречах на этом крошечном пространстве у афиш или за ними, на вытоптанном
типичном московском скверике, загаженном собаками до… не стоит об этом… Лучше о
том, что смело можно браться за перо и увековечивать — увековечивать именно те
слова и мысли, что возникли здесь, где прошли буквально все музыканты от
гениального Шостаковича, который жил в этом доме, Дунаевского, Хачатуряна,
Хренникова… до самых молодых, ещё студентов, или даже школьников, которые тут
делали первые шаги в музыке, исполнительстве и сочинительстве, здесь рождались с
полуслова широкие полотна и песни, новые спектакли, гастрольные поездки,
знакомства, кончавшиеся дружбой, а иногда и свадьбой…
Давайте перечислим песни Сигизмунда Каца — несколько хотя бы, без которых
невозможно представить те годы, без них мозаика жизни того времени будет
выглядеть щербато и требовать немедленного восстановления — восстановления не
только картины — справедливости… Итак!
“Сядь со мною рядом”
Сядь со мною рядом,
Рассказать мне надо…
Вряд ли много людей вспомнят, что это песня из кинофильма "Боксёры", начатого в
1940 на Одесской студии и вышедшего на экраны в первые месяцы войны…
А “Два Максима”…
Не припоминаете? Разве? Но и сегодня повторяется через столько поколений:
Так, так, так, — говорит пулемётчик,
Так, так, так, — говорит пулемёт…
А старшее поколение ещё помнит голос Бориса Крючкова, "главного" Максима… это он
впервые исполнил песню…
“Шумел сурово брянский лес” …
Это песня из самых трудных месяцев войны 1942 года…
А вот уж поистине народная
“Сирень цветёт”,
в которой Зиге принадлежит не только музыка, но и всем известный, народный в
буквальном смысле, рефрен…
Сирень цветёт,
Не плачь, придёт…
(… война пройдёт,)
Твой милый, подружка, вернётся…
Это тоже из военных лет. Песня родилась в 1944 году, и буквально не было окна,
из которого не слышался бы сладенький тенорок Владимира Нечаева, повторявший эти
слова. А один солдат в письме спрашивал композитора: откуда, мол, поэт знал, что
война в мае кончится, ведь сирень в мае цветёт, а он так угадал… Это не поэт
угадал — сам композитор, не хватило ему стихов Алексея Суркова, и он написал для
"рыбы" эти строки… а они остались, как примета времени. Впрочем, это счастливая
судьба многих его творений… Вспомните!
“По москоскому времени”, “У нас в общежитии свадьба”, “Дай руку, товарищ
далёкий”, “Если хочешь ты найти друзей ”…
Может быть, совсем молодым людям эти песни не бередят душу, не возникают вслед
за названием мелодии и строчки… а более взрослые и пожилые, знающие их,
наверняка не связывали с именами композитора, тем более авторами стихов…
Я не берусь объяснить этого феномена, но так оно случилось. Зига, по-моему,
относился к этому спокойно… шли его опперетты, звучали необычайно широко его
песни, сам он пользовался, я бы сказал, заинтересованным вниманием коллег — с
ним рядом всегда было легко и даже весело… его остроумные реплики свободно
соперничали с остроумием его знаменитых по этой части друзей Михаила Светлова и
Юрия Олеши…
Директором Всесоюзного издательства "Музыка" в то время был Абрам Гольцман.
Издательство находилось, как бы по наследству, в бывшем знаменитом нотном
издательстве Юргенсона на Неглинной улице в самом центре Москвы… Сигизмунда Каца
пригласили поработать для детей, написать для них песни, и он не отказался, хотя
был занят, но… гонорар, мягко говоря, разочаровал его… Он решил поговорить с
директором на эту тему. Пришёл, но кабинет был пуст, и секретарша куда-то
отлучилась… тогда Сигизмунд Абрамович взял листок бумаги (говорят, даже нотной),
написал и оставил на директорском столе:
"Писать для детей надо так же, как для взрослых, только немного лучше!"
А.М.Горький
И чуть ниже:
"А платить меньше!"
А.М.Гольцман"
Говорят, такая саркастическая "Докладная записка" подействовала, платить с тех
пор за произведения для детей стали больше.
В Союзе Композиторов работа шла по секциям… одна из них — "Массовой песни"
собирала композиторский цвет Москвы. Все те, кто был причастен к созданию
любимых страной песен, и авторы музыки, и поэты приходидли сюда … Только что
родившиеся шедевры исполнялись прямо с "горячего листа" чаще всего
композиторскими голосами, в основном почему-то тихими и сиплыми… но зато, какие
мелодии! Иногда появлялись знаменитые певцы, чтобы "показать" песню, порой
авторы приносили готовые записи перед эфиром, перед выходом фильма… фамилии
перечислять бессмысленно — все бывали тут. Здесь была своеобразная академия
песни, разговоры и оценки прослушанного произведения — существовала поистине
потрясающая школа творчества… Никто, конечно, не заботился о том, чтобы
высказывания, прямо скажем, великих мастеров остались на бумаге… жаль… уходили
отсюда "в люди" только песни и остроты, потому что среди того поколения
композиторов были великие острословы, такие как Никита Богословский и Сигизмунд
Кац…
Зига никогда не говорил громко или резко, часто подходил к роялю — он играл
великолепно, готовился стать пианистом, вернее сказать, стал им, но мелодический
дар перетянул… он подходил к роялю и сходу показывал своему товарищу, где его
мелодия похожа (слишком уж) на существующую песню. Он компилировал так остроумно
и неожиданно! Это никто не записал, это не воспроизвести… это ушло вместе с ним!
Как жаль!
Его улыбка редко исчезала с лица. Какие душевные тревоги прятались за ней! А их
немало выпало на долю провинциального юноши из Твери, приехавшего в Москву
искать свою дорогу… Конечно ему повезло, что семья Гнесиных увидела, услышала и
оценила его… Елена Фабиановна следила за его успехами пианиста, а её брат,
композитор Михаил Фабианович, убедил юношу, что его предназначение в жизни —
сочинять!
И юноша стал автором, музыкальным руководителем, композитором самодеятельной
"Синей блузы", именно там прозвучали его первые опусы. И под его музыку
синеблузники распевали знаменитое:
Мы — синеблузники!
Мы — профсоюзники!
Мы не баяны-соловьи.
Мы только гайки
В великой спайке
Одной трудящейся семьи.
Он закончил Московскую консерваторию в трагическом тридцать седьмом. Как вообще
уцелел он в сталинской мясорубке, имея в паспорте страшное по тем временам
обвинение: место рождения Варшава… при фамилии Кац? Его тянуло к большим,
крупным формам: уже сложившийся музыкант, в 1940 закончил оперу "Капитанская
дочка" по повести Александра Сергеевича Пушкина, но она так и не увидела сцены —
время потребовало совсем другого. Время военное, трагическое, небывалое.
Зига пишет песню за песней, и они оживляют это время. С ним сотрудничают
Анатолий Софронов, Михаил Светлов, Зоя Петрова, Алексей Сурков, Алексей
Фатьянов, Николай Доризо, Иосиф Уткин…
Отношение Зиги к слову было чрезвычайно острым, может быть, поэтому его песни
написаны на стихи запоминающиеся, простые, особенные — песенные. И сам он любил
играть словами, делал это мастерски, виртуозно, он очень остро чувствовал
фонетику написанного, ассонансы, которые рождают рядом стоящие буквы, слова, он
удивительно оперировал этими ассонансами самым неожиданным образом. То, что не
слышали другие, он мгновенно осознавал и превращал в отточенную по форме шутку,
остроту...
Приведу поразительный пример. Известный учёный музыковед, видный музыкальный
критик Владимир Зак по просьбе Всесоюзной фирмы грамзаписи "Мелодия" написал
аннотацию к авторской пластинке песен композитора Сигизмунда Каца. Как обычно,
эта небольшая статья была помещена на второй стороне конверта, в котором
хранился диск. Пластинка вышла в свет, была моментально раскуплена, имела
большой успех.
Что за этим последовало рассказывает сам Владимир Зак:
"Когда пластинка вышла, Кац позвонил мне и сказал: "Люди меня спрашивают: — Что
же это такое? Здесь на лицевой стороне — Кац, а там, на заднике, — Зак? — А я им
тут же ответил: — Это у нас Государственный ЗакКац!" Когда же мы встретились с
Сигизмундом Абрамовичем, он, в ответ на моё восхищение этой его хохмой, стал тут
же импровизировать, говоря о том, что теперь Союз Композиторов, после выхода
этой пластинки, получившей хорошую прессу и имевшей большой успех, может вполне
выпускать стенную газету "Зак Кацество". Когда же я сказал ему: "Сигизмунд
Абрамович, дорогой, как же вы так чувствуете вот эти параллели наших фамилий!"
Он ответил: "И вы тоже должны принадлежать к этому племени, мы с вами образуем
общее КацЗакчество!" Забыть это нет никакой возможности..."
Я привёл лишь одну из импровизаций Сигизмунда Каца для того, чтобы снова, по
прошествии долгих-долгих лет, перенестись в ту атмосферу творчества, которая
заполняла всё обжитое Зигой пространство — эта острота чувства и мысли были
основой его жизни и работы. Он не написал ни одной равнодушной ноты — мог
ошибаться, заблуждаться, но никогда не был холодным, расчётливым и равнодушным.
Поэтому "вся страна поёт его песни" — это не газетный штамп, это простая
констатация того, что было на самом деле, но я никогда не встречал его имени в
композиторской "обойме"… Идут по театрам страны его оперетты "Взаимная любовь",
"Чемпион мира", "Звёздный рейс", лучшие актёры, певцы повторяют и повторяют его
мелодии, пластинки разлетаются, но…
Широкая публика не знает ни его фамилии, ни его чуть лукавого, с вот-вот готовой
появиться улыбкой, лица. Он, Народный Артист, Лауреат Госпремии не мелькает на
экране телевизора, не даёт интервью, не кочует с воспоминаниями по страницам
журналов… он работает… удивительно ровно, без спадов, много десятилетий…
По всему миру летят его мелодии — это не голословно! Ведь знаменитый номер
"Партизаны" в Ансамбле народного танца Игоря Моисеева с успехом "на ура!"
сколько уже десятилетий восхищает мир, а в основе его мелодия песни Сигизмунда
Каца "Как у дуба старого", написанной ещё в конце тридцатых годов! Более
шестидесяти пяти лет назад!.. И это всего лишь один пример…
Вот его коренастая фигура у входа в Дом композиторов. Вечная недокуренная
сигарета в уголке рта… Он останавливает меня, как обычно, берёт под руку и
притягивает к себе: "Садовский, ты когда обо мне напишешь?" Я озадачен, но
нахожу, что ответить: "Сигизмунд Абрамович, вы же сами книгу издали… и о
встречах с Есениным, и о выступлениях с Маяковским, и о своих знаменитых
песнях!" — "Это не то! — машет рукой Кац. — Вот о других же ты написал!.." Я
чувствую себя неловко. Ещё один обиженный композитор, человек... После появления
в печати серии рассказов, а потом и злополучной книги "Звонкие судьбы" (в
соавторстве с В.Викторовым) столько людей на нас обиделось, столько раз этот
вопрос нам задавали, почему мы о них не написали — ведь у рассказов и книги
подзаголовок "Биографии песен"… Мне неловко, но я успокаиваю себя: Зига шутит…
иронизирует… Я не поверил, что он правда очень хотел, чтобы о нём написали, что
ему это необходимо на склоне лет, что он страдает от невнимания к своему
творчеству, что его терзает это невнимание… мне казалось тогда, что он такой
известный, знаменитый!.. Это теперь, задним числом, понимаю, что невольно ранил
его… а тогда… Нет, не почувствовал, не поверил. Вот и вторая часть книги,
продолжение, готова по просьбе читателей и издательства, но и там нет рассказа
хотя бы об одной песне Каца. Как же так получилось, что за рок?.. Нет у меня
ответа. Но уже другое время на дворе, и новому обществу не нужны ни песни Каца,
ни эта книга…Теперь только сожаление терзает мою душу… да ничего не исправишь…
Он ушёл тихо и незаметно.
А чудо всё же произошло. Сегодня понятно, что не памятник ему тот, что
установлен в центре города Брянска, и на котором выбиты строки песни Сигизмунда
Каца "Шумел сурово Брянский лес", а бестелесные, но потому и нетленные мелодии
поистине НАРОДНЫХ песен Каца. И тут ничего ни прибавить, ни убавить. Это так и
есть: едет "Машина 22-12" и "Сирень цветёт", и это будет вечно…
А боль души и сожаление уходят в строки стихов. И я снова их вспоминаю и
повторяю, как ещё больший укор себе… ведь так уже было… почему же снова? Неужели
жизнь и вправду ничему нас не учит! Это покаяние — малая частичка неотданного
долга замечательному человеку.
Не откладывайте встреч,
И задерживайтесь долго,
Впрок ни часа не сберечь,
Не вернуть ни дня, как долга.
Что себя потом корить, —
Ни прибавить, ни исправить,
Ничего не повторить,
Телеграммы не отправить.
И утраты каждой боль —
Друга противостоянье,
Согласились чёрт и Бог:
В наказание — страданье!
Сколько раз кошмар ночной
Опрокинет из постели,
Время самый страшный зверь —
Опаляет душу в теле.
Не утишить боль потерь.
Заменить утраты нечем.
Сожалением теперь
Обеспечен, как ни вечен.
Не откладывайте встреч,
Не ленитесь, не скупитесь,
Как там жизнь ни перечь,
Повидаться торопитесь!
5 апреля 2002 года
|
