 | ||
|
Михаил Польский
ОГЛАВЛЕНИЕ | ||
|
ЖИЗНЬ ОДНА*
| ||
|
Предисловие 2001 года Так оно и пошло с тех пор. Днём я был нормальным русским плотником,
делящим с такими же русскими плотниками из моей бригады все горести и
радости плотничьей жизни, а вечером на сцене Красного уголка общежития
занимался постановкой праздничных «театрализованных представлений»,
написание сценариев и постановку которых требовала от меня институтская
программа. Т.е. в вечернее время я превращался в нормального советского
«культурника», которому, конечно, вовсе не возбранялось быть евреем.
Перестройка грянула как гром среди ясного неба. Что ж, - думал я своим раздвоенным, растроенным и т.д. умом советского человека. – Пусть это наваждение, искушение – всё, что угодно. Но от кого это исходит? От Горбачёва, Яковлева, Коротича и т.д., и т.п., то есть от людей со столь же разжиженным самосознанием. Значит, эта вечная ситуация «бесцельности» и их достала, значит и они взалкали того же, что и я. А как быть на уровне повседневного быта? Я же не на Луне живу. Ещё когда работал на стройке в 1977 году меня приняли в КПСС.
А было так. Говорит мне как-то Володя Сычёв, секретарь парткома
Краснопресненского ремстройтреста: вступай. Всё равно ты в институте
культуры учишься. Т.е., пока ты плотник, тебя даже пятая графа не
ограничивает. А потом, когда захочешь пойти в культуру с этой своей графой и
без партбилета – серьёзно ли это будет?
А у меня был, да и есть, товарищ, поэт Жданов Иван, мнения которого я считал
едва ли ни пророческими. Я и спросил у него как-то, чтО он об этом думает.
Он сказал: этой партии ещё на тридцать лет хватит. Всего на 20 лет ошибся.
А я вступил. В то время тот, кто хоть проездом оказывался в Москве, тут же летел на
Арбат, потому что это было, быть может единственное место в СССР, в которое
можно было ткнуть пальцем на вопрос «Где же ваша Перестройка?!».
Вобщем, я решился. Для моей пишмашинки наступили напряжённые дни, так как эра ксероксов тогда наступила ещё далеко не для всех. Для глотки тоже: спасибо, хоть акустика на Арбате неплохая. Несколько раз меня, как и коллег, «свинчивала» с Арбата милиция и ОМОН. Т.е. жанр представления требовал этого. Представьте: выдуманный Зиновий Каменев свирепо обличает в низости и трусости вполне реальных, выступающих под своими фамилиями Трусова и Зайкова, весьма ответственных руководителей, а глотка у него лужёная, а вокруг толпится сотня-другая москвичей и гостей столицы, которые буквально рвут из рук экземпляры машинописного самиздата, протягивая потные трёшки, и тут какая-то рука в штатском выхватывает всю пачку. З.К. орёт, что без дарственной надписи автора экземпляры считаются ворованными и что воровать грешно, на него наваливаются уже в форме, и под известные непечатные выражения отнюдь не безмолвствующего народа волокут в «чёрный ворон». Дверцы захлопываются, артисты, т.е. я и омоновцы, утирают пот со лбов и угощают друг друга сигаретами. За кулисами можно расслабиться. Далее следует ещё несколько театрализованных представлений: вечер арбатской поэзии на сцене родного ДК, партсобрания и заседания парткомов разных уровней, где меня просят разъяснить, например, что значит «ставить реку раком»? И причём здесь грек? (т.е., Гаврила Попов, повидимому. Ну, действительно, ни при чём.). Или кем подослан? Т.е. на какую разведку работаю? При этом я постоянно твердил: товарищи, не мешайте работать. Я режиссёр массовых представлений, вы же видели мой диплом. Любое ваше собрание – это именно массовое представление. И как бы вы себя ни вели, и что бы мне ни говорили – всё равно вы играете в моём спектакле, по моему сценарию. Любая ваша попытка заставить меня сыграть по вашим нотам целиком укладывается в мой сценарий. В этой области вы дилетанты, вы же не учились в Институте Культуры! Или вызывают меня на административную инспекцию, где судят всяких хулиганов и спекулянтов, давая 15 суток. Сидя там в очереди, я пишу стихотворение «Исповедь поэта-спекулянта», и, когда меня вызывают, выхожу в образе З.К. и в своё оправдание произношу этот текст весьма громко и с пафосом. После чего суд, недолго посовещавшись, желает мне дальнейших творческих успехов. Ну, а из партии меня всё-таки исключили весной 1989 года за «подрыв авторитета КПСС». Но с работы А.Н.Яковлев не дал уволить, дай Бог ему здоровья. (Всю эту историю вкупе с моей статьёй о мерзостях второго съезда РСДРП, «Злопыхалками» и секретным (без кавычек!) протоколом Октябрьского райкома партии г. Москвы о моём исключении см. в одном из номеров самиздатовского журнала «Демократ» Стаса Дергунова за этот период). И дай Бог здоровья и долголетия в культуре Е.С.Гудкову, бессменному и по сей день директору того ДК, где я чудил в Перестройку, и которому из-за этих чудачеств приходилось подставлять грудь отнюдь не под медали.
Впрочем, тут же Илюша Заславский ангажировал принять участие в избирательной
компании районного уровня, баллотируясь от Института физики Академии Наук
СССР, где много лет работал Андрей Дмитриевич Сахаров (видимо, стихотворение
"Моисей" сыграло свою роль). Предложение было принято, были побеждены 4
конкурента и до самого конца Советов в 1993 году я честно ездил на метро
бесплатно, предъявляя депутатское удостоверение. | ||
|
СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ "ЖИЗНЬ ОДНА": Марк Азов "АРБАТСТВО, РАСТВОРЕННОЕ В КРОВИ" Часть 1. Зиновий Каменев. ИСПОВЕДЬ ПОЭТА-СПЕКУЛЯНТА Часть 2. ИЗБРАННЫЕ ПОСВЯЩЕНИЯ Часть 3. ЖИЗНЬ ОДНА Часть 4.
НЕВАЖНО, ГДЕ И
КАК ЖИВЁШЬ...
*Книга издана. По вопросам презентаций и приобретения сборника обращаться к автору: | ||
|
| ||
Т.е.,
максимально точно и лаконично обнажить максимум существующих в советском
человеке пустых иллюзий, надежд и комплексов – следствий всё того же
раздробления личности на имперской, партийной, национальной и прочих почвах.
Какое имя должно быть у этого персонажа? Вот задача: придумать имя и
фамилию, травмирующие слух советского человека с одной стороны своей явной
национальной принадлежностью, с другой – укоризненным напоминанием о невинно
загубленных «врагах народа». Так появился на свет Зиновий Каменев.
Вот тут и пришёл конец главным моим раздвоениям. Похоронив Зиновия Каменева,
я, как мне кажется, обрёл всё-таки то состояние души, в котором стала
возможна простая человеческая лирика. И вот результат: написанный в
последние годы цикл «Жизнь одна», где имеется ввиду не только то, что
невозможно выбросить что-либо из собственного прошлого, и поэтому вся жизнь
человека – ОДНА жизнь, но и то, что расставшись с иллюзорной надеждой «на
лучшее», человек обретает взамен уверенность в том, что ЖИЗНЬ одна, т.е. нет
этому понятию антонимической пары.