Как это было на самом деле.

О Януше Корчаке и не только о нём.


Может, в жизни было по-другому,
Только эта сказка вам не врёт…

А.Галич (из поэмы "Кадиш").



Януш Корчак. Человек, которого весь мир знает под этим псевдонимом, давно, ещё при его жизни, стал символом – символом стойкости, самоотверженности, всепоглощающей любви к детям, наконец, просто символом верности. Редко вспоминают о том, что он в оккупированной нацистами Польше был последним офицером, носившим мундир разгромленной польской армии – как он сам говорил "мундир солдата, которого предали". И, конечно, неудивительно, что статьи о таком человеке достаточно часто появляются на страницах газет, в частности и еврейских газет Украины.

К сожалению, иногда эти статьи грешат неточностями – как небольшими, так и весьма серьёзными. К первым я бы отнёс следующее: если авторы подобных статей всё же и упоминают о том, что настоящая фамилия Корчака была Гольдшмит, то всё равно по имени упорно называют его Генриком. И это при том, что он сам в "Воспоминаниях" пишет: "Меня назвали именем деда, которого звали Гершем", именно это имя проставлено в его метрической справке о рождении. Просто в ассимилированной еврейской семье, в которой он родился и вырос, его называли Генриком – на польский манер. Мне могут возразить, что сам Корчак не придавал этому большого значения. Отвечу: во-первых, спорно то, что так уж совсем и не придавал, а во-вторых, факт от этого не перестаёт быть фактом.

Но это, в общем-то, всё так, мелочи, а встречаются и совершеннейшие нелепости. Одна из наших еврейских газет удосужилась написать, что Януш Корчак отказался от предложенного ему спасения (о котором мы ещё поговорим позже) и отправился на смерть в Треблинку "в знак протеста против политики уничтожения, проводимой гитлеровцами по отношению к евреям". Это же надо такое придумать – еврей Герш Гольдшмит идёт на смерть в газовой камере "в знак протеста"! Но и это ещё не предел – другая, не менее уважаемая газета, ничтоже сумняшеся, поведала читателям, что Януш Корчак, не оставив своих воспитанников одних в поезде, уходившем в лагерь смерти, тем самым "исполнил свой христианский долг". Здесь уж совсем, как говорится, комментарии излишни.

Эти перлы, конечно, можно было бы считать просто досадными курьёзами, если бы тема не была столь трагична. Однако, не на них я бы хотел остановиться более подробно, а вот на чём. Чем бы не отличались друг от друга статьи о Корчаке, они, как правило, схожи в одном: из статьи в статью, с упорством, достойным лучшего применения, кочует один и тот же рассказ "очевидца" о добром немецком офицере, якобы предложившем Корчаку возможность остаться в гетто и не ехать вместе с детьми в лагерь смерти. Рассказ этот (в очередной раз он цитируется газетой "ВЕК" №5, 2001г.) – всего лишь одна из красивых легенд, в которые людям всегда хотелось и хочется верить, поэтому они их и создают.

Так вот, этот "рассказ очевидца" на самом деле является отрывком из воспоминаний одного из сотрудников Корчака – Игоря Неверли, впоследствии узника Майданека. В этом отрывке описывается, как рождался сказочно-утешительный вариант трагического финала "Дома сирот". И.Неверли, в данном случае, приводит рассказ другого узника Майданека – некоего Стыцкого, который говорит, что сам "почти что видел", как всё произошло. Примечателен, кстати, вот какой фрагмент этого отрывка: "Ну нет, – крикнул Доктор, – дети – это главное! – и захлопнул за собой дверь вагона изнутри". Вы можете себе представить, как больной, ослабевший от постоянного недоедания шестидесятичетырёхлетний человек сам лихо захлопывает тяжёлую дверь товарного вагона? Но не это самое интересное. Постоянно цитируемый в газетах отрывок почему-то всегда (переписывают его друг у друга авторы, что-ли?) именно этой фразой и заканчивается. Почему? Да потому, что из окончания "рассказа очевидца" явно виден его легендарный характер. Вот оно, это окончание: "Комендант постоял, постоял у вагона, позвал эсэсовцев и что-то им сказал. Ну а потом железнодорожники рассказывали, будто ночью на станции Урле этот вагон отцепили. Эсэсовцы выгнали в поле Доктора с детьми и кричали, чтобы те убирались, куда хотят…".

Упаси меня Б-г хоть в чём-то упрекнуть заключённых нацистских концентрационных лагерей за создание этой и подобных легенд – они им были просто необходимы чтобы выжить, чтобы не потерять надежду на спасение, чтобы остаться людьми в этом аду. Но современные-то авторы газетных статей должны руководствоваться фактами и уж, во всяком случае, корректно относиться к цитируемым источникам.

Вышеприведенным эпизодом, кстати, заканчивается и знаменитый фильм Анджея Вайды о Януше Корчаке. Миф о благородном поступке немецкого офицера фигурирует также в известной книге Ганны Морткович-Ольчаковой, в пьесе немецкого драматурга Эрвина Сильвануса, в романе французского писателя Алена Бюле "Прощание с детьми", в фильме Клода Судерса, снятом по роману Бюле. Но это ведь всё произведения искусства, в которых не обязательно скрупулёзно отражать факты – художник имеет право на вымысел.

Не могу не вспомнить ещё одно произведение о Януше Корчаке – поэму А.Галича "Кадиш". Вот уж где вольно было бы разгуляться так называемому литературному вымыслу, имел автор право – поэму писал, а не исторический труд. Ведь поэтом был Александр Аркадиевич (вечная ему память!), и кто бы мог его упрекнуть за несколько свободное обращение с фактами? Но прошу обратить внимание – как осторожно он подходит к этой теме:

Мы идём по четверо, рядами,

сквозь кордон эсэсовских ворон…

Дальше начинается преданье –

дальше мы выходим на перрон.

И бежит за мною переводчик,

робко прикасается к плечу:

"Вам разрешено остаться, Корчак!"

Если верить сказке, я молчу.

Показательно, что и через три года после гибели "Дома сирот", в 1945 году в Варшаве говорили: "Они живы – Старый Доктор, дети. Их не взял огонь – отступился… Дети живы… И Пандоктор жив. Ходят по сёлам. Где добрый человек живёт – в дверь стучатся… А если злой живёт – не стучатся…". Так рождалась легенда" (Аб Мише "Черновой вариант"). Что поделаешь, люди нуждаются в легендах.

Правда, для полного завершения этой идиллической картины стоит добавить, что эта легенда не помешала жителям польского города Кельце (и не только его) устроить погром и убивать других евреев – тех, которым действительно удалось вернуться домой живыми из нацистских лагерей смерти. Но так уж водится – миф мифом, а жизнь жизнью. Да и не об этом сейчас речь.

Тут я позволю себе несколько отвлечься от основной темы и вспомнить ещё об одной красивой сказке. В харьковской газете "Шалом" (№11, 2000г.) было опубликовано стихотворение А.Проскурнина "Жёлтые звёзды", в котором есть такие строки:

Издан приказ: "Евреям надеть

жёлтые звёзды. Иначе – смерть!"

Король с королевой (как они смели)

первыми жёлтые звёзды надели,

а с ними датчане, спокойно и просто

все надели жёлтые звёзды…

Андерсен, Андерсен, сказочник милый,

это не сказка. Всё это – было.

Да нет, уважаемые, не было этого, сказки это всё. Датчане, думаю, были бы весьма и весьма озадачены экстравагантностью "нового платья короля" (если уж вспоминать Андерсена), декорированного жёлтым магендавидом и уж точно не последовали бы примеру августейшей четы. Я уж прошу прощения за, возможно, не совсем подходящий к этому, достаточно драматическому сюжету, несколько легкомысленный тон, но, как говорил С.Е.Лец: "Иронии часто приходится восстанавливать то, что разрушил пафос". Поменьше бы пафоса надо, поменьше. Вовсе не в украшении себя жёлтыми звёздами состоял подвиг датчан и их короля Христиана X-го, вовсе не за это, вполне заслуженно, посажены в их честь деревья в Парке Праведников в Яд ва-Шем. Совершенно ни к чему было им нацеплять на себя эти знаки отличия, которым изрядно удивились бы и сами немцы. А дело в том, что оккупационные немецкие власти в Дании (уж не знаю, была ли она в этом плане единственной страной, или одной из немногих) не издавали приказа об обязательном ношении евреями жёлтой звезды или какого-либо другого отличительного знака. Это, конечно, совсем не означает, что датским евреям была уготована нацистами какая-то особая судьба, отличная от судьбы евреев других стран, вовсе нет. Все они, в конце концов, должны были стать жертвами "окончательного решения", но вот жёлтые звёзды – чего не было, того не было. Почему было так – вопрос отдельный, и в рамках данной статьи он рассматриваться не будет.

Евреи же Дании, действительно, почти все были вывезены датчанами за пределы страны – в нейтральную Швецию, и, тем самым, были спасены от депортации и уничтожения. А король Христиан Х, ещё перед этим, личным письмом предупредил Берлин, что любые возможные действия против евреев его страны не только бесчеловечны, но и грозят осложнить будущие отношения между Германией и Данией. Но просто факты – что же, они сами по себе сухи и незавлекательны, вот и пошла гулять по страницам книг и газет романтичная легенда о короле и о его подданных, надевших жёлтые звезды для спасения своих, оказавшихся в беде, сограждан.

Фигурирует она и в знаменитом романе Л.Юриса "Исход", и в повести Б.Хазанова "Час короля". Но последний, используя этот сюжет, всё же пишет о некоей неназванной конкретно (можно сказать, вымышленной) стране, короля которой зовут Седрик Х (а не Христиан, как короля Дании). А вот Б.Сарнов, автор предисловия к книге Б.Хазанова, видимо поддавшись обаянию легенды, пишет: "В действительности всё это, как будто, выглядело иначе. Реальный король надел повязку с жёлтой звездой, подав тем самым пример всем своим подданным", ну и так далее.

Эх, читатели, не стоит изучать по романам Дюма-папы историю Франции, по В.Пикулю – историю России, по Л.Юрису – историю еврейского народа, а по статьям в еврейской прессе Украины – историю жизни Януша Корчака, к рассказу о котором мы и возвращаемся.

Вот что говорит о приведенном выше и широко растиражированном "рассказе очевидца" участник польского Сопротивления Казимеж Дембницкий: "Этот красивый миф оскорбителен для Корчака. Его в разной форме преподносят нам авторы книг о Корчаке, а смысл остаётся один и тот же… Это выдумки и больше ничего. Кто был на Умшлагплаце? Кто может сказать, как было? И кто мог расслышать, что сказал офицер?". И далее он же: "Миф о смерти принижает действительный образ Януша Корчака. Миф о смерти – это как памятник без человека. Нельзя понять Корчака, если не избавиться от излишних мифов о нём. Не всё было так, как говорит легенда…".

Но давайте, однако, хотя бы чисто гипотетически, предположим, что всё же нашёлся такой "добрый" немецкий офицер. Подумаем, что же он мог предложить Корчаку? Остаться в гетто? Ведь он прекрасно знал, что гетто и его обитатели обречены, и что это только небольшая отсрочка, всего лишь вопрос времени, причём очень недолгого. И вся эта "доброта" – до следующей "акции". А финал всё равно для всех был один. Но, конечно, с точки зрения сверхчеловека-арийца, разве мог недочеловек-"унтерменш" отказаться от такого "великодушного" предложения? Пусть твои воспитанники – то, что было не просто смыслом твоей жизни, а самой жизнью – умрут сегодня, а ты – завтра. Не правда ли – щедрый подарок? Чего было больше в таком предложении: великодушия или высокомерного презрения – пусть читатели решают сами. Но мне кажется, что не стоит обольщаться, немногого стоила бы эта немецкая "доброта". Но на самом деле не было даже и этого. А что же было?

У Корчака действительно была возможность уйти из гетто, но всё это было до рокового дня 5 августа 1942 года. Эту возможность ему предлагали участники польского Сопротивления.

Вспоминает Ирена Кшивицкая: "Когда началась депортация евреев, друзья молили и упрашивали Корчака бежать из гетто. Но какой святой убегает от своих мук? Его смерть, разумеется, была не нужна, а сам он мог бы ещё пригодиться другим. Не только же эти сироты были на свете. С точки зрения обычного здравого смысла, смерть Корчака была не меньшим абсурдом, чем самоубийство врача, у которого пациент умирает от неизлечимой болезни. Но такие, как Корчак, думают другими категориями. Разве мог он остаться жить с тем горьким сознанием, что бросил детей в смертный час? И чего уж там душой кривить, именно он нужен был им, чтобы смягчить страшные мучения предсмертного часа".

Казимеж Дембницкий: "Корчак отверг все предложения организаций движения Сопротивления выйти вообще за каменную стену Варшавского гетто, где у него в "Доме сирот" было две сотни детей. У них не было никого, кроме доктора Корчака, их воспитателя, и он любил их той отеческой любовью, без которой не может вырасти и сформироваться ни один человек, способный, как Корчак, нести людям добро. Я хорошо знаю людей, окружавших Корчака, которые много раз убеждали его покинуть гетто. Я тоже отношусь к ним. Осенью 1940 года мы предложили Корчаку бежать из гетто и поселиться у друзей, готовых позаботиться о нём. Корчак не согласился. Не мог он оставить своих питомцев и своих сотрудников на произвол судьбы. Корчак тогда был нужен в гетто". Игорь Неверли: "На Белянах сняли для него комнату, приготовили документы. Корчак мог выйти из гетто в любую минуту, хотя бы со мной, когда я пришёл к нему, имея пропуск на двух человек… Корчак взглянул на меня так, что я съёжился. Смысл ответа доктора был такой: не бросишь же ты своего ребёнка в несчастьи, болезни, опасности. А тут двести детей. Как оставить их одних в запломбированном вагоне и в газовой камере? И можно ли всё это пережить?".

А вот и действительно очевидец – И.Перле: "Горе глазам, видевшим тот ужас. Януш Корчак, сгорбленный, берёт самого маленького ребёнка за руку и идёт вперёд. Идут и несколько медсестёр в белых фартуках, а за ними двести только что причёсанных детей, ведомых на смерть. Со всех сторон детей окружают немецкие, украинские и еврейские полицаи. Тем временем в юденрате узнали о происходящем… Бросились хлопотать, звонить, спасать. Кого спасать? Нет, не двести детей, а одного Януша Корчака. Но он вежливо поблагодарил господ из юденрата и пошёл вместе со своими детьми. Рыдали камни мостовых…".

Не считаю себя вправе говорить что-то о "господах из юденрата". Разные были "господа", разные и юденраты. За две недели до описываемых событий, председатель юденрата Варшавского гетто Адам Черняков, когда немцы приказали ему подготовить отправку на уничтожение транспорта детей, покончил с собой. В предсмертной записке он написал: "От меня требуют, чтобы я собственными руками убивал детей своего народа. Мне остаётся только умереть". На похоронах Чернякова траурную хвалу ему признёс Януш Корчак. Но не об этом сейчас речь.

Вот так это было на самом деле. Не было никакого "доброго" немецкого офицера, а были только Старый Доктор и его воспитанники, которые смогли и в этом аду остаться Людьми.

И здесь мне хочется снова вспомнить поэму А.Галича "Кадиш", в которой есть такие слова: "Когда-нибудь, когда вы будете вспоминать имена героев, не забудьте, пожалуйста (я очень прошу вас – не забудьте!), Петра Залевского, бывшего гренадёра, инвалида войны, служившего сторожем у нас в "Доме сирот" и убитого польскими полицаями осенью 1942 года". А ещё, я думаю, обязательно надо вспомнить и воспитателей "Дома сирот" (почему-то о них всегда забывают), которые пошли на смерть вместе с Корчаком и детьми: Стефания Вильчинская, Генрик Астерблаум, Бальбина Гжиб, Роза Липец-Якубовская, Сабина Лейзорович, Наталья Поз, Роза Штокман, Дора Сольницкая, Генрик Азрылевич, Бронятовская, Штернфальд. Никто из них не думал о себе. Смерть детей лишила бы их смысла жизни. Потому они и пошли за Корчаком и детьми на Умшлагплац.

"… были в гетто и свои крепости – подполье, где готовилось восстание, и совершенно безоружный, беззащитный "Дом сирот" Корчака.

Крепости не только гетто, но и всего человечества, как мы понимаем сейчас" (А.Шаров "Повести воспоминаний").

"И  непонятно,  зачем  сейчас  украшать  простые  и строгие  памятники  героям  цветочками  и розовыми бантиками,  каковыми  и являются легенды, подобные приведенным выше? Образы героев от этого отнюдь не становятся  более величественными. Да они в этом и совершенно не нуждаются".


Е. Бродский.