СОДЕРЖАНИЕ

 

Иерусалим, твой лик неотразим.
Холмов и гор причудливые гаммы.
Тебя узнала я, ты тот же самый!
Да будет каждый камень твой храним,
Последняя любовь, Иерусалим!

К содержанию

Алексей Бах

Из темных переулков - во светлые поля.
Закрыть свою шкатулку и все начать с нуля.
Дышать и жить словами, держаться до конца.
Проверить мир слезами, и постучать в сердца...
Дышать словами, Словом... Как трудно мне дышать!
И с криком детским снова рождается душа.
По перекресткам боли, по улицам любви
я шел тогда с тобою и руки грел твои...
И был весенний космос наполнен тишиной.
И мир, глядящий косо, послушно шел за мной.
Забыть и снова вспомнить... И описать тот день.
Сегодня нелегко мне, а завтра - будет лень.
Я знаю, все на свете описано уже.
И смерть, и боль, и дети, и свет великих жертв.
Но снова, снова, снова, натруженно дыша,
приходит свыше слово, рождается душа.
Взрываются, как звезды, во мне миры миров.
Как рыба, бьется проза в сети шершавых слов.
И стих кричит от боли, рождаясь в пустоте,
в тоске по бывшей воле и бывшей красоте...

К содержанию

Эли Бейдер

ИДИШ И ИВРИТ

Мой верный друг,
              мой старый мамэ-лошн,
Как детства луг,
                который большей частью скошен,
Иврит восстал,
                и нрав у века крут:
Один в - законе,
                а другой - подкидыш.
Кто знает,
                   может древним назовут
язык отцов и дедов наших - идиш.
 

К содержанию

Ася Векслер

Как я поживаю?
Все так же,
Как прежде.
И в той же стихии.
Порою не верится даже,
что все мы - и вправду другие.
И путь мне все тот же - по грани,
где горе и счастье в помине.
И адрес на меридиане
с далекой поры и доныне.
И жизнь, леденя или грея,
всем сущим дивит, как впервые.
И так же меняет нас время
не души -
лишь клетки живые.
И что из того, что не схожи
дни с днями, а годы с годами?
Все - так же,
все - там же,
все - то же.
Все наше останется с нами.

К содержанию

Елена Вершинина

Ночь темна. Звезды светильник
Одиноко в небе воет.
Боже, дай мне подзатыльник,
Если жизнь чего-то стоит,
Чтоб вскочила я хмельная,
Вопрошая: «Мне откуда
Ждать,
пока что молодая,
Наказанья или чуда?»

К содержанию

Александр Воловик

МОЙ ИЕРУСАЛИМ

Так тяжело мне свой возраст нести,
Даже с другими, по странности, иже.
Утро.
Свежо.
Еще нету шести.
Ближний Восток уж куда еще ближе.
Город лежит на ладони моей -
Теплый, домашний,
весь в сонной истоме,
Весь в ожерелиях желтых огней,
Весь золотой,
как сказала Наоми.
Плещется небо в свои берега,
Облаку белому нету покоя...
Что же ропщу я, усталый брюзга,
Если мне выпало счастье такое.

К содержанию

Александра Волошина

Мне спросить необходимо о многом.
Если мне теперь не спится ночами,
Я подолгу разговариваю с Богом,
И я знаю, что Он мне отвечает
В октябре
На горе
В пустыне.

А под богом, но над криком и срамом,
А точнее, между храпом и хрипом,
Этот город с его Книгой и Храмом
Окна в небо отворяет со скрипом
На горе
В октябре
В пустыне...

Даже если я молчу и плачу -
это входит в основную задачу.
Ты не думай, что хожу я по краю,
И не видь во сне, что я умираю
В пустыне
На горе
В октябре.

К содержанию

Наум Галёркин

О, БОГ МОЙ! МОЙ БОГ!
(по Хане Сенеш)

О, Бог мой! Мой Бог!
Пусть не гаснет в тиши
Сияние неба, молитва души...
Шумящие волны, вода и песок,
Пусть вечно играют.
О, Бог мой! Мой Бог!

К содержанию

Фаина Гильман

ИЕРУСАЛИМ- ТАШКЕНТ

Ветер,
пахнущий камнем дроблёным,
Бубенцы на балконах качает.
Камень, солнцем июля прогретый,
По столетьям прошедшим тоскует.
Но плетенье лиан по балконам
приглушает бубенчиков лепет,
И сияние белого камня.
Старый пыльный инжир под балконом...
Может, пахнет инжиром - не камнем?
Запах детства, знакомый, наивный,
Немудрёный,
как звон на балконе.
Сквозь плетенье узорной лианы,
И бубенчиков лепет ребячий,
В этот день я сама прорастаю,
Как лоза виноградная - в детство
(Двор ташкентский, горячий и пыльный).
Только что там какие-то годы,
Если камень столетия помнит!
Ветер, память моя об инжире,
Память камня...
В бездумье - качанье
Бубенцов на балконе.
Лианы молчанье.

К содержанию

Виктор Ган

Но нет, еще не все потеряно!
Надежда теплится вдали.
Позволь мне, Господи, стать деревом
Могучим деревом Земли.
Передо мной тысячелетия
Промчатся с посвистом лихим.
И пропою за годы эти я
Немало славных песен им.
И может быть, поэт с потухшею
И одинокою душой
Мои сказания послушает
И скажет: «Это хорошо».
И возгорится искрой Божией,
И красотою бытия...
... А срок придет - и станет тоже он
Могучим деревом - как я.

К содержанию

Ионатан Гораль

ЭЛЕГИЯ О ДРУГОМ ИЕРУСАЛИМЕ

Иерусалим
граница
проволочный забор
картина дня
и картина ночи
собаки копаются
хвосты их поджаты
тоска моя ведет
меня туда -
гора Олив
стена Плача
могила отца
могила деда
сияние солнца
освещает землю
нет никого, кто бы собрал
сияние и свет
моего маленького
Иерусалима.
Я, как в тюрьме,
и сердце мое трепещет
в груди, словно птица,
во мне поэт
элегия о другом Иерусалиме
древнем
сказания отцов
маргаритка
рассказы матерей
в ореоле
звуки Мессии
в упорстве
камень стен закричит
и в ярости своей
он полон любви

Перевела с иврита Рина Левинзон

К содержанию

Семён Гофштейн

МОЙ ИЕРУСАЛИМ

Не ведал сын заснеженной России,
А сколько их промчалось, лет и зим,
Что далеко, под небом светло-синим,
Ты высишься, мой Иерусалим.
Прости меня, что не лелеял с детства
Я о тебе библейские мечты,
Что не в твои края стремилось сердце,
И мне родным так долго не был ты.
Как поздно мы сплели судьбу с судьбою,
Как поздно я твоей частицей стал,
Так больно - не пришлось мне быть с тобою,
Когда на танках плавился металл!

К содержанию

Вадим Гройсман

СВЕТ НОЧНОЙ

Редеет городской народ,
Пустеет улица немая.
Идет какой-то пешеход,
Усталых глаз не поднимая.


Всем будет ужин да ночлег
За ежедневный подвиг трудный.
Проходит мимо человек
По темной улице безлюдной.

Жизнь, как известно, коротка -
Прозрачной свечкой убывает,
И каждый после сорока
Огонь ладошкой прикрывает.

И каждый путник одинок,
Сосредоточен и печален,
Пока желтеет огонек
И тьма скопилась за плечами.

И не случится ничего,
Не обернется даже встречный,
Когда в ладонях у него
Погаснет свет недолговечный.

Там, где голодный ветер ждет
И тучи черная обойма,
Ему лишь пальцы обожжет,
А остальной душе не больно...

А над землей который год
Все тени собирает вечер,
И тихо светит небосвод
Огнями догоревших свечек.

К содержанию

Эли Димант

ПРИ ПОПЫТКЕ К БЕГСТВУ

Колокол - в эпицентре Иерусалима,
неосознанно,
необъяснимо, -
как церковное уединение,
по сосудам
разносит биение.
У пустыни нет сердцевины,
и пустыня, как жизнь, пуста,
обгоревшее солнце стынет
в голубой скорлупе
песка.
Мы живем
при попытке к бегству.
В книге слов -
как в пустыне песка.
Отчего же так хочется в детство,
когда ствол
не находит виска?
Я доволен своим уделом,
только не с кем делить беду.
Сердце бьется легко под прицелом,
как беспечная дичь на лету.
Колокол - неумолимо.
Маятник- как палач.
Стены Иерусалима,
примите
мой сдавленный плач...

К содержанию

Тамара Дубина

Ну, конечно же,
мне это все только снится;
Западенье пространства,
и далее - кряжи Моава
Исходящие ветром;
гробница Пророка,
Различимая еле;
изнутри освещенные полосы, нити
Облаков - или то пуповина Востока?
Не перегрызть,
за века затвердела на славу,
Нестерпимая синь на ресницах...
Ущипните меня,
ах, скорей ущипните!
Взгляд скользит:
колокольня святого Андрея,
Белый кубик музея;
На холме приземленно, но веско,
Можно даже сказать - величаво,
Четырехгранно расселося место,
Где кроят и лицуют законы...
Неужели я все это вижу?
Так просто, с балкона?
Разбудите меня!
Впрочем нет, погодите!

К содержанию

Александр Зернопольский

ИЕРУСАЛИМСКАЯ ЭЛЕГИЯ

Жара возится, пропекая город до корочки, -
Даже воздух покрылся испариной.
Книжки дряхлые по книжным полочкам
Расставляю. Еду на рынок - там набазарено:
Качается людское потное марево
Между абрикосами и картошкой.
Сквозь толпу на меня глаза карие
Смотрят из разбитого вдрызг лукошка.
И мы - как в детство впавшие калеки
И - в тину влипшие прострации.
Какая мука - завершать элегию
Колыбели цивилизаций!

К содержанию

Фредди Зорин (Бен-Натан)

СТАНСЫ В ДУХЕ БРОДСКОГО

Ни страны, ни погоста,
Ни разбитой мечты...
Но не слишком ли просто:
Разводные мосты?

Разомкнулись пролеты
Над широкой рекой...
Где твой берег, и кто ты?
Свой кому и чужой?

Кипарис галилейский*
Явь связуя и сон,
Шпилем адмиралтейским
К небесам устремлен.

И стирает приметы
Где-нибудь в Араве**
Дымка ближе к рассвету,
Как туман на Неве.

Как бы нас не меняла
Жизнь в далеком пути,
Никуда от начала
До конца не уйти.

И возможно ль такое,
Чтоб дотла у межи
Сжечь мосты за собою,
Не обуглив души?

* Галилея - гористая местность на израильском Севере.
** Арава - одна из пустынь на юге Израиля.

К содержанию

Ольга Кардаш-Горелик

ВОЗВРАЩЕНИЕ

С крыши птица слетит,
Или ветер сорвётся,
Или луч осветит
Тёмный омут колодца,
И коснётся души
«Раз-два-три» менуэта,
Где снежок мельтешит,
Где давнишнее лето
Всё пытается встать
Наравне с настоящим.
Вот и строчка в тетрадь
Ляжет креном скользящим,
Заметающим вглубь
Очертанья предметов,
Шевеление губ,
И напев недопетый,
И забытый мотив...
А на сини - скрещенье
Серебристых олив.
Вот оно - возвращенье.

К содержанию

Юлия Кацович

На границе всех ночей
С призрачным и невозможным
Десять тысяч скрипачей
Встали в травах придорожных.
И в мерцании свечей,
В каплях сомкнутых мгновений
Десять тысяч палачей
Опустились на колени.
В замороженной земле
Корни тихо засыхают.
Кем же стала я теперь,
Я сама не понимаю.
Путь от пальцев до небес -
Не пройти и половины.
Невидимок белый лес
В вечном танце нелюбимых.
То ли сказка, то ли мне
Не найти наружу выход,
В сонной маленькой стране
Неба, палачей и скрипок.

К содержанию

Рина Левинзон

Лиле Горчаковой

Какой январь - любви предтеча,
Холмов янтарных торжество.
Зима моей российской речи,
Весна иврита моего.
Двойной словарь судьбы единой,
Неразделимых азбук круг -
То лепет слышу лебединый,
То дразнит тайною старинной
Гортанный, непокорный звук.
Своей дороге не переча
И злого не боясь огня,
Живу.
И вечно два наречья -
Два ангела хранят меня.

К содержанию

Михаил Лифшиц

ИЕРУСАЛИМ

Завершилась в небе перепалка
Между рыжим солнцем и луной,
И светилам вместе стало жарко,
Но не поделили меж собой
Серых скал, затерянных в тумане
И плешивых стершихся вершин,
И неясных рваных очертаний,
Свитых в Голубой Ерусалим.
Глыбы многолетнего влеченья
Миллионов страждущих людей
Погрузились в синее свеченье
Предночного сговора лучей.
И разверзлись светом жилы улиц,
И, венозной крови холодней,
Прижимаясь к бровке и сутулясь,
Мчатся вереницы фонарей.
Разрезая древние уступы
На десятки спорящих частей,
Здесь соседи камня не уступят,
Заклиная святостью своей.
Месиво, рожденное домами,
Бледных звезд, прикинулось немым
Небо, отраженное холмами
Это - Голубой Ерусалим.

К содержанию

Нина Локшина

Запомнить навсегда,
Чтоб навсегда стереть
Из памяти.
Не вспоминая впредь
Ни город, ни людей -
Далеких или близких...
С чем их сравнивать?
С каких высот смотреть?
С Иерусалимских...

Но с этой высоты
Совсем иной окрас
Приобретают дни,
дела,
обрывки фраз,
И атрибут любой
прожорливого века,
И вся Земля моя,
И на Земле мой дом,
И небеса над ним,
И целый мир кругом -
Потомков Амалека.

К содержанию

Галина Милявская

КРУГ

Мне не тесно в жизни - мне свободно.
Циркулем вокруг очерчен круг,
За который - так судьбе угодно -
Не переходил ни враг, ни друг.
Нет, не так, попробую быть честной:
Прикрываться нечего судьбой -
Охраняла этот круг известный
Ревностно, как пес сторожевой.
Знаю, не того и добивалась.
Только получилось, как назло -
Даже счастье хрупко улыбалось
Сквозь неверья толстое стекло.
Как боюсь чужих прикосновенья
Рук и душ. А где-то дальний звон
Намекает - в мир успокоенья
Мне давно пора из круга вон.

К содержанию

Евгений Минин

НОСТАЛЬГИЯ

Жил мужик без проблем,
да загрызла его ностальгия,
Даже летом, в жару -
ему снился декабрьский снег,
Так хрустящий с утра, что хотелось
схватить сапоги и бежать за толпой,
по подлёдному лову
коллег.
Новогодней порой,
было жарко,
и в тонкой футболке,
Я к нему заскочил,
где-то в полночь,
с бутылкой в руке,
Он бенгальский огонь жёг
у хрупкой
пластмассовой ёлки,
И снежинки,
растаяв,
катились
по смуглой щеке.
 

К содержанию

Ниэль

ИЕРУСАЛИМ

В кладку твою
затеснены буквы в строю,
камни стены.
Светом спалён,
чревом любим
слиток времён -
Иерусалим.
Может призвать
даже на смерть
города стен
белая твердь.
Днём без теней
вспыхнула вновь
с белых камней
алая кровь.
Нашему дню
в спину кинжал
в дерзкой руке
мускул зажал.
Можешь снести -
зубы скрипят -
белой стены
каменный взгляд?!

К содержанию

Галина Подольская

Как голубь с дивным оперением
И белых облаков излом, -
Иерусалим ... Еще мгновение -
И я сольюсь с твоим крылом!

Давида стройное моление
И камня светлого псалом -
Иерусалим... Еще мгновение -
И я срастусь с твоим крылом!

Судьбы могучей повеление
И иудейское «шалом»...
Смотри, ты видишь, - оперение:
Я становлюсь твоим крылом !
Иерусалим - веков мгновение, -
Пою тебя своим пером !

К содержанию

Борис Розенберг

ИЕРУСАЛИМ

Неуютно гордости моей
В городе пророков и царей.
Съёжились деревья в блеске дня,
В ожидании дождя.
Все мы ждём упорно,
Перелистывая поколения,
Новой катастрофы
Иль нового явления.
Но не нужно ходить с факелом,
Ища человека,
Ища ответов,
Ища поэта.
Вон тот, седой,
Подходит для этого.
И этот, рябой,
И в этом, кудрявом,
Не страшат сомнения.
Все мы - дети этого времени.
Неуютно гордости моей
В иноземных кварталах
Города нашей мечты.
И прежде, и поныне:
На следующий год -
В Иерусалиме!

К содержанию

Леонид Рудин

То оттепель ударит, то мороз:
декабрь погоду путает и даты,
и женщина, что мне не довелось
увидеть рядом, смотрит виновато.
Сотру слезинку. Улыбнусь в ответ
светло и грустно. Боже, что так грустно? •
Неужто плачу? - Слава Богу, нет.
Но пальцы рук сцепляю вновь до хруста.
«Конец цитаты. Завершен сюжет.
И гвозди заколотим в крышку гроба», -
я говорю себе. И все же - нет,
не справиться с собою - я не робот.
Но отвлекусь: Иерусалим, Москва.
Иных причуд полет. Иные губы.
Кто прав - неважно. Манит синева
реки и неба - и безмолвьем губит.
Но ни к чему. Невыразима боль.
Невыразима боль, когда безмерна.
И ходит тенью
бывшая Любовь неверным шагом
и путем неверным.
 

К содержанию

Ирина Руднева

НА ВАГАНЬКОВСКОМ

Вл.Высоцкому

Не поминайте ни добром, ни лихом,
Зажгите молча тонкую свечу.
И пусть в округе будет тихо-тихо,
А вдалеке - лишь музыки чуть-чуть.
Не нужно слов - ни хоровых, ни сольных,
Пусть Время хлещет сквозь его причал.
Такие люди тишины достойны:
За нас за всех он криком откричал.

К содержанию

РЭНА

Я сижу в чужой машине.
Я лежу в чужой постели.
И чужого человека
Обнимаю я рукой.
Мы расстанемся чужими.
Не останется на теле
След случайного ночлега.
А потом придёт другой...
Все мы ищем, как согреться,
Только губы лгут друг в друга,
 В сладострастной истерии,
Поцелуем, как ножом;
И стремительное сердце
Нервно мечется по кругу,
И звучит «Аве Мария»
Где-то выше этажом...
Тошнотворно-безразличны
Моментальные объятья.
В темноте неразличимы
Лиц невнятные черты...
Что исходно, что первично -
Люди-волки, люди-братья?
Где найти первопричину
Постоянной пустоты?

К содержанию

Валентина Синкевич

ПУСТЫНЯ

О, пустыня, пустыня. Редкие пальмы
да песок, да горячего зноя страда.
Как попали в эту бесплодную даль мы?
Вопрошаю: как мы попали сюда?

Далеко от дома - в желтую эту пустыню?
Мучит жажда и в горле колючий песок.
Здесь в пустыне пророки смиряли гордыню,
и брели караваны от смерти на волосок.

Раскаленное солнце жжет раскаленным железом.
Как пророка слова, беспощадны лучи.
Среди этих песков, под этим расплавленным небом
нету времени года, когда прилетают грачи.

Только сорок лет. Сорок дней есть.
О, пустыня, где жил и молился Господь,
где брели караваны, на Бога и чудо надеясь.
О, пустыня, душу и нашу не обесплодь!

Прорасти и у нас живое зерно надежды.
Жребий тяжек. И путь наш далек.
Но идем, не смыкая усталые вежды,
След печатая в желтый горячий песок.

К содержанию

Григорий Туберт

ГОЛАНСКИЕ ВЫСОТЫ

«На восток солнца - Голаны, в колене Менаше»
(«Дварим», 4:43)

Мохнатый лес Голан
Ползёт по кромке гор.
Внизу повис туман,
Как выцветший ковёр.
Звенит, мерцая, даль
Словами древних книг.
И сладостна печаль,
И бесконечен миг...
 

К содержанию

Семён Флейшман

Кто ищет наживы,
тот просто чудак,
И мне эта страсть непонятна.
Ведь самое главное в жизни - за так,
Задаром,
без денег,
бесплатно.
Бесплатно мы воду холодную пьем,
Бесплатно мы воздухом дышим,
Бесплатно молчим, говорим и поем,
И видим бесплатно и слышим.
Бесплатно мы можем читать и писать...
И думать и чувствовать тоже,
Бесплатно смеяться, бесплатно плясать
И думать и чувствовать тоже.
Бродить по раздольям лугов и лесов,
Гулять по бульварам.
И самое главное в жизни -
любовь,
Уж если дается, так даром.
И, стало быть, можно прекрасно прожить
Не зная наживы - злодейки,
Вот только за хлеб надо что-то платить,
А сколько он стоит!
Копейки!
И тот лишь достойно на свете живет,
Кто в поисках денег не рыщет,
Любой толстосум,
наживала
и жмот,
Набивший квартиру,
мошну
и живот
В сравнении с ним - просто нищий!

К содержанию

Татьяна Флейшман

ПАМЯТИ БУЛАТА ОКУДЖАВЫ

От Арбата, прислушайтесь, веет тоской
По минувшим годам, по стихам под гитару.
Все ушли со двора, и смертельный покой
Крепко обнял за сердце его комиссара.
Ах, маэстро, куда Вас умчал белый конь?
Мы остались одни у развилки дороги...
Кто подскажет теперь путь на ясный огонь,
И куда поведут нас в кровь стертые ноги?
Воронье по обочинам, тьма впереди...
Не поможет никто, да и в этом ли дело?
На пронзительной ноте смолк оркестрик любви,
И душа отпустила уставшее тело.
Все ж земля еще вертится, а шарик летит...
Он кружит и кружит, без тоски и печали...
И Булат Окуджава с ним вместе парит,
Чтоб Любовь и Надежда нас не покидали.

К содержанию

Леон Шмульский

Я ЛИРУ ПОСВЯТИЛ НАРОДУ СВОЕМУ

Люблю я свой народ, хоть в нем подчас
С огнем не сыщешь праведного мужа.
Всевышний не случайно выбрал нас,
Он точно знал, что остальные - хуже!

***

Есть в океане остров дальний,
Там много лет еврей печальный,
От одиночества томился
И Богу каждый день молился.
И как-то Бог, его жалея,
Решил послать туда еврея.
С тех пор на острове забытом
Страдают два антисемита.

***

Цари Давид и Соломон
Неплохо прожили свой срок,
А то, что было много жен,
То это вовсе не упрек.
Под старость прежний пыл забыт,
А дамы - как волшебный сон,
И пишет Псалмы царь Давид,
А книгу песен - Соломон.

К содержанию

Яков Яков

ИЕРУСАЛИМ НЕБЕСНЫЙ

Все клятвы и все проклятия,
и все грехи, и все прощения
поднимаются в Иерусалим,
словно Авраам, что поднялся
убить сына во имя Господа.
Так и я поднимаюсь замолить
грехи свои любовью к тебе,
и знаем мы оба, что Третий Храм
вознесется приходом ребенка нашего,
а не смертью агнца.

Перевела с иврита Рина Левинзон

К содержанию