|
— Теперь не подохнем зимой с голоду, — весело сказала мама,
но отец был мрачен и все вздыхал.
— Не о том я мечтал, — сказал отец.
— Послушай, Антоний, — убеждала его мама, — не будь ребенком. Знаешь, сколько
у нас осталось от Витольдовых денег? Всего двенадцать злотых. Ведь зима на
носу. Может, весной опять какие-нибудь деньжонки появятся, тогда придумаем
что-нибудь получше.
— Знаю! Но гнать ребят на работу... Они и так не учатся. Кем они вырастут?
Впервые мама говорила с отцом о делах при Владеке и Мане; раньше их всегда
высылали из комнаты.
Мама взяла карандаш и бумагу и стала подсчитывать, сколько стоит квартира,
уголь, еда. Потом сосчитала, что надо купить из одежды. Где уж тут думать о
школе и книжках! Даже если бы школа была бесплатной, и то ничего бы не вышло.
Владек с Маней зарабатывают восемь злотых, без этих денег не обойтись.
— Я тебя не попрекаю, — сказала мама отцу, — но есть тут и твоя вина.
Тогда отец сорвался со стула, не говоря ни слова, надел шапку и вышел.
Владек много думал в этот вечер.
Уже давно Владек подозревал, что он «безнадзорный»: не ходит в школу, выбегает
без шапки во двор, нянчит маленькую Абу... Но все-таки он не совсем
«безнадзорный»: не курит папирос, не говорит нехороших слов, не прицепляется к
саням, телегам и трамваям; и если видит ученика с ранцем, то, хотя и очень
завидует, все же ведь не кричит ему вслед:
Первоклассник-колбаса
Купил лошадь без хвоста!
И Олек не «безнадзорный». Олек хочет быть великим полководцем, но не может,
потому что должен сам зарабатывать себе на жизнь.
Вот во дворе многие ребята «безнадзорные», и не потому, что у них нет ранцев,
пеналов и ремешков с блестящими пряжками, а потому, что ни у кого из взрослых
нет времени ими заняться и объяснить им, что хорошо, что плохо.
И Владеку пришла в голову прекрасная мысль, только надо еще сначала
посоветоваться с Олеком.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Три недели длилось совещание: ведь Владек теперь целый день был занят в
нефтелавке, и ребята могли собираться на крыше погреба только по вечерам.
Сначала Олек с Владеком совещались вдвоем, потом позвали Маню и Наталку.
Приходила и глухонемая Михалинка; сядет и смотрит на них, — пусть сидит, ведь
она не мешает.
Наконец устав общества был готов. Обществу дали название «Эсэлче» и так
называли его, пока Владек не заметил, что «рыцарь» в книжке пишется через «р»,
а не через «л». После этого «Союз Рыцарей Чести» пришлось переименовать в
«Эсэрче», а то было бы непонятно, почему «рыцарь» сокращенно называется «эл».
«Эсэрче» — «Союз Рыцарей Чести».
Девиз «Эсэрче»: «Слава».
У «Эсэрче» есть свой главнокомандующий. Главнокомандующим может быть и
девочка, если согласятся члены Союза.
Тому, кто состоит в «Эсэрче», не разрешается лгать, мучить животных, курить и
смеяться над маленькими, он обязан защищать малышей и помогать им.
Если во дворе есть больной ребенок, калека или глухонемой, а у «Эрче», то есть
у «рыцаря чести», в кармане лежит карамелька, он должен отдать карамельку
больному, малышу или калеке. Игрушки тоже надо отдавать маленьким, если
позволят родители.
«Эрче» обязан брать из библиотеки книги и не рвать их. Он должен каждую неделю
прочитывать по одной серьезной книжке.
«Эрче» не разрешается воровать, даже в шутку, выманивать у более глупых ребят
подарки, говорить нехорошие слова и паясничать.
Если у «Эрче» грязная голова, он должен сам ее вымыть. Он должен каждый день
чистить свою одежду. Если он не умеет шить, то пришивать ему пуговицы будут
девочки.
Зимой «Эрче» будут ежедневно собираться, каждый раз в другой квартире, и
читать вслух тем, кто не умеет читать.
Главнокомандующий назначает ежедневно начальника двора и начальника по
лестницам, чтобы они следили за порядком.
Обязанности начальника двора
1. Чтобы не дрались;
2. Чтобы никого не дразнили;
3. Чтобы не врали;
4. Чтобы не сорили;
5. Чтобы не ругались.
Начальником может быть как мальчик, так и девочка.
Если начальник двора не может справиться один, он кричит кукушкой, и по этому
сигналу все «Эрче» должны прийти ему на помощь.
У начальника двора есть булава, которую ему вручает главнокомандующий.
Начальник по лестницам выполняет те же обязанности, что и начальник двора.
Кроме того, он должен собирать косточки, осколки стекла и вообще все, из-за
чего можно поскользнуться и упасть.
Все «Эрче» помогают дворнику и следят за чистотой.
Денег решено было пока не собирать — сначала нужно посмотреть, как пойдет
дело.
Если родители бьют своего ребенка, два посла от «Эсэрче» идут к ним и просят,
чтобы они больше этого не делали.
Каждый новый рыцарь приносит такую присягу:
«Я... (имя и фамилия) вступаю в «Эсэрче», то есть в «Союз Рыцарей Чести».
Принимаю девиз «Слава», которая является именем существительным бессмертным. Я
знаю, чего мне нельзя делать, и если я что-нибудь такое сделаю, то сознаюсь,
скажу правду, и пусть меня осудят и приговорят к наказанию, которое я
заслужил».
Устав «Союза Рыцарей Чести» пришлось переписать пять раз: один экземпляр взял
Владек, один Олек, по одному — Наталка и Маня, а пятый положили в бутылку и
закопали поздно вечером около телеграфного столба — это был краеугольный
камень общества.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Наступила зима, занесла снегом двор и погреб и прогнала ребят в комнаты.
Утихли шумные игры, опустели подъезды и лестницы.
Вицусь не ходит в очаг, потому что у него нет пальто. Владек отморозил уши,
они распухли и горят. По утрам в комнате так холодно, что, когда дышишь, идет
пар. Отец и маленькая Абу сильно кашляют. А уголь все дорожает. О Блошкиных
именинах вспомнили только к вечеру; о рождестве и елке никто в доме и не
говорит, хотя в нефтелавку уже поступили два ящика свечей, красных и синих.
Из деревни пришло письмо: бабушка больна, не может ли отец приехать?
В этот день отец пошел к дяде.
Вернулся он поздно вечером и очень много и громко говорил.
Он говорил, что раньше люди и вовсе не знали угля, а жили, что ему нет дела до
детей, что каждый должен о себе думать, что лучше уж уйти в лес и с волками
жить, потому что волков приручают, и что люди хуже волков, — сытый волк всегда
дает наесться голодному. Потом отец говорил, что когда он был мальчишкой, то
ел только черствый черный хлеб с водой, а вот ведь вырос и дослужился в армии
до чина, что водка вовсе не такая плохая штука, что у человека от нее в голове
светлеет, как от электрической лампочки.
Владек спрятал голову под одеяло, он понял, что отец говорит, как старший брат
Бронека, когда тот пьян.
Мама пробовала успокоить отца:
— Тише, Антоний, детей разбудишь.
Но отец отвечал, что желает говорить громко, потому что он у себя дома, а кому
не нравится, может проваливать.
Мама хотела дать отцу чаю, но отец бросил стакан на пол.
Дети проснулись и заплакали, а отец стал ругаться; он кричал, что он им больше
не отец, что мама ему не нужна и что он уедет в Америку.
— Владека я заберу с собой. Там из него человек выйдет, а тут пропадет,
сопьется, с сумой пойдет.
Потом он положил голову на стол и ничего больше не говорил, а только весь
дрожал, словно ему холодно. А мама гладила его по голове и шептала:
— Успокойся, Антось, пожалей свое здоровье, оно еще тебе пригодится. Не так уж
все плохо, только бы зиму как-нибудь перебиться... Ведь не мы одни мучаемся, —
говорила мама, — всюду то же самое. У тех, что рядом живут, за квартиру еще не
плачено, — хозяин грозится их на улицу выкинуть; швея внизу уже вторую неделю
без работы, а у извозчика такая нищета, что вчера пришлось дать ему в долг два
злотых.
— И дала? — спросил отец.
— А что было делать?
Отец очень обрадовался:
— Видишь, меня ругала, а сама то же делаешь. Разве можно отказать человеку в
беде?
И отец стал говорить, что у мамы доброе сердце, он целовал ей руки и
благодарил ее за то, что она дала извозчику два злотых.
А Владек подумал, как хорошо было бы, если бы отец захотел вступить в «Союз
Рыцарей Чести». Тогда он стал бы главнокомандующим, как самый старший, и в
Союзе прекратились бы вечные раздоры — ведь взрослого все обязаны слушаться.
А еще надо было бы изменить устав и добавить, что «Эрче» нельзя пить водку и
сплетничать.
Потому что из-за сплетни Наталка взяла и вышла из Союза: кто-то насплетничал,
что ее отец сидит в тюрьме вовсе не за политику.
А Наталка была очень полезным «Эрче», ее даже мальчишки слушались.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Шесть раз в неделю собирались «Рыцари Чести» на коллективное чтение, каждый
вечер у кого-нибудь другого: в понедельник — у господина Юзефа, слесаря
фабрики жестяных изделий; во вторник — у Олека, в среду — у Владека, в четверг
— в лавке, где Владек вел счета, в пятницу — у кондуктора, в субботу — у
матери Михалинки. В лавке их даже чаем поили и давали каждому рыцарю по
булочке с творогом. После чтения иногда играли в шашки. А больше ничего не
могли придумать.
Только один раз в феврале устроили театральное представление с вещевой
лотереей. Билеты на спектакль стоили десять грошей для взрослых и четыре гроша
для детей. А билеты вещевой лотереи — два гроша.
Главные выигрыши были: цепочка с глобусом, от часов, кукольный сервиз,
перочинный ножик с двумя лезвиями, душистое мыло, плетеные бумажные рамочки
для фотографий, пирожное с кремом и золотая рыбка в банке. Часть вещей собрали
среди ребят, другие дали взрослые; золотую рыбку купили за двадцать грошей,
потому что один выигрыш обязательно должен быть живой. В настоящих вещевых
лотереях всегда один выигрыш пони или корова, или еще какое-нибудь животное.
Сначала хотели поставить спектакль. Олек с Маней написали драму из жизни
Наполеона и еще одну, тоже историческую, по «Потопу». Владек уже знает теперь,
что «Потоп» — это роман Сенкевича, и еще он знает, что Маня так странно все
рассказывает, потому что у нее литературный талант. Так говорит Олек.
Но в спектакле одно плохо: стоит кому-нибудь повздорить, и все встало. Уж как
будто все согласились, что Олек будет Наполеоном, и опять недовольны: Наполеон
говорит больше всех, а другие только стоят и молчат.
— Я покорю весь мир! — восклицает Наполеон. — Я покорю Европу, Азию, Африку,
Америку и Австралию! Смотрите, мои верные други, маленький шарик на моей
цепочке — это целый мир, то есть глобус. А надо вам сказать, что Земля имеет
форму шара. Все народы будут мне послушны, и я стану прославленным
полководцем.
Какой этот Юзек глупый: говорит, что Наполеон не может говорить на сцене
по-польски! Видно, никогда не был в театре. Вот Олек, тот пять раз был!..
Драму так и не поставили — был концерт.
Играл граммофон, Олек декламировал, брат Бронека подражал голосам разных
зверей и птиц, Стефек с Юзей танцевали краковяк под аккомпанемент губной
гармоники, потом было пение и смешной монолог.
Все прекрасно провели время, смеялись, что пирожное с кремом выиграл старый
дядя Петр, который недавно женился, а рыбку выиграла лавочница, а у нее нет
детей.
Наталка помирилась с ребятами, пришла на представление и пела сверх программы.
А больше всех радовалась глухонемая Михалинка, потому что на сборы с вечера
решено было купить ей пальто, а то она всю зиму не может выйти из дому.
Легкомысленная Блошка и маленький Вицусь очень смеялись, когда брат Бронека
изображал старого и молодого петуха, рассерженного индюка, собаку, которая
говорит с кошкой, курицу, снесшую яичко, и щенка, которого бьют за то, что он
сделал лужу.
Долго, очень долго помнил Владек это представление.
Когда Вицусь и Блошка умерли, когда Олек навсегда уехал в Лодзь, Владек
вспоминал их не иначе, как на представлении с вещевой лотереей.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Владек нашел урок: учить Казя и Зосю буквам и счету.
— Только справишься ли, молодой человек? У тебя ведь у самого еще молоко на
губах не обсохло, — сказал отец его будущих учеников.
— Справлюсь, — ответил Владек.
— А вы, разбойники, чтобы учителя слушались, смотрите у меня! Когда
здороваетесь, кланяйтесь вежливо и говорите ему «господин», понимаете? Ученье
— свет, а неученье — тьма. Учитель ваш благодетель, после отца с матерью
третья персона! Пожалуется на кого, так вздую, что на всю жизнь запомните!
Головы-то поднимите, в глаза смотрите, бездельники. Эк, башки поопускали! А
ты, молодой человек, как что — сразу подзатыльник либо по уху, не давай
спуску!
Владек был рад, когда эта речь кончилась, потому что ребята ведь еще ничего
плохого не сделали, так за что же на них сердиться?
На уроке все шло хорошо.
Владек показал ребятам первые четыре буквы, объяснил, что Б — брюшко и
палочка, а у В брюшко внизу и брюшко вверху. Только голос у него немного
дрожал от волнения. Потом он велел им считать до десяти на пальцах и на доске.
Потом прочитал маленький рассказик про пастуха-врунишку и про волков, потом
написал в их тетрадках черточки и крестики на завтра.
— Ну, довольно на первый раз, — сказал отец Казя и Зоей. — Поклонитесь
господину учителю. Да, молодой, человек, в жизни ничего не дается даром!..
И Владек, голодный и усталый, потому что он прибежал на урок прямо из
нефтелавки, должен был выслушать длиннейшую речь об учении, уважении к старшим
и детских шалостях.
А на другой день урок прошел так плохо, что хуже и быть не может.
Казик, кланяясь учителю, как бы нечаянно перекувырнулся.
Зося выпятила живот и начала бегать по комнате и кричать, что она Б и В. Потом
он залез под стол, а она под кровать.
Владек растерялся. Сначала он пробовал их уговорить, обещал, что расскажет
сказку, купит карамельку — ничего не помогало. Тогда, рассердившись, он хотел
даже ударить Казя, но мальчик отскочил и грозно крикнул:
— Попробуй только — тронь!
Владек, чуть не плача, направился к двери.
— А как же урок? — закричали ребята.
— Вы злые и глупые... Не буду я вас учить.
— А у тебя молоко на губах не обсохло, — сказал Казик.
Но Зося, испугавшись, одернула брата.
— Не ругайся и не говори ему «ты». Слышал, отец велел его «господином»
называть.
Владек остался, потому что дети обещали сидеть смирно. Сидели они и правда
смирно, но отвечали нарочно плохо и то и дело принимались хохотать.
Владек ушел с урока усталый и огорченный, и ему вспомнилось, как еще на старой
квартире он пошел к Змею и попросил, чтобы тот открыл свою кофейню с
мраморными столиками где-нибудь в другом месте.
— Мой папа сюда первый приехал, — сказал он, — зачем же вы открыли кофейню
напротив папы?
Змей сначала ничего не понял, а когда разобрался, в чем дело, — выгнал Владека
да еще обругал его сопляком, который суется не в свое дело.
Владек шел по улице и думал, что больнее всего, когда хочешь сделать
что-нибудь хорошее, а тебя не понимают, больнее всего несправедливость.
Почему эти дети так его обидели? Ведь он им ничего плохого не сделал.
За что его оскорбил Змей? Разве Владек не был прав, когда хотел заступиться за
отца?
Почему люди хуже волков? Сытый волк всегда дает наесться голодному.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Однажды Владек вернулся домой совсем разбитый. За ужином он ничего не ел,
только чаю выпил и сразу лег в постель. Его знобило. Попробовал заснуть, но
ему было как-то не по себе: то ли горло болело, то ли мутило от выпитого чая.
Он промучился так, пока часы не пробили двенадцать, а потом не выдержал.
— Мама! — закричал он.
Мама не отвечала. Владек полежал еще немного, пытаясь уснуть, — нет, ему все
хуже...
— Ма-а-а-ма!
— Что?
— Я не могу заснуть.
— Перекрестись, — проговорила мама сонным голосом.
Но Владеку становилось все хуже и хуже. Он начал стонать.
Мама зажгла лампу, подошла к его постели и уже не отходила от него до утра. А
утром расхворался и Вицусь.
Владек знает, что пора вставать и идти в нефтелавку, слышит, как Вицусь кричит
в жару, слышит, как мама разговаривает с отцом, но ему все равно. «Мерзкая эта
нефтелавка: там так грязно, так воняет керосином... Олеку лучше на бумажном
складе...»
Пришел какой-то господин, осмотрел Владека и Вицуся; мама стала плакать, а
господин рассердился на маму.
Потом вернулся с работы отец, Вицуся и Владека одели, завернули в одеяла и
снесли вниз по лестнице. На улице их уже ждал извозчик.
— Куда мы едем? — спросил Владек.
— В больницу.
— Зачем?
— Не разговаривай, холодно.
И мама натянула ему на голову одеяло.
Владек все помнит.
Сначала они едут на извозчике, он с Вицусем — на большом кожаном сиденье, а
мама с отцом — на маленькой скамеечке. Потом ждут перед домом с решетками.
Потом человек в белом халате засовывает ему глубоко в горло какую-то железную
штуку. Владек видит, что это не ложка, а что-то совсем другое. Вот он сидит в
ванне, — его моет женщина в белом халате.
Теперь он уже в постели, он слышит, как мечется и сердито кричит Вицусь.
— Тише ты, паршивец, — кричит какой-то мальчишка.
Потому что в большой белой комнате стоит очень много кроватей, одна подле
другой, и в каждой кто-то лежит.
«Если вздумают бить Вицуся, я его в обиду не дам», — думает Владек.
Но Вицуся никто не бил.
Каждый раз, когда Владек просыпался, он приподнимал голову и смотрел, что
делает Вицусь. То он видел около его кровати господина в халате, то сестру
милосердия в белом чепце с большими отворотами, похожими на крылья.
«Вицусь умрет», — неожиданно подумал Владек.
Наступило утро, и снова вечер. Владек чувствовал себя уже лучше, только сильно
болело горло и хотелось пить. Он сел и посмотрел на брата. Ему стало жалко,
что он тогда не хотел отдать Вицусю пузырек из-под одеколона.
— Вицусь, ну что ты кричишь, чего ты хочешь?
— Не говори с ним, он без сознания, — сказала женщина в белом халате.
Странно, что все здесь ходят в белых халатах.
Владек заснул и спал очень долго. Он проснулся только тогда, когда его
окликнул мальчик с соседней кровати.
— Эй, посмотри, твоего брата нет!
Владек испугался.
Но в это время вошел фельдшер, который утром и вечером раздает всем
градусники.
— Скажите, пожалуйста, где Вицусь? — спросил Владек.
— Его взяли домой.
— А меня когда возьмут?
— Ты уже большой, ты не скучаешь по дому.
Владек вздохнул: ему тоже хочется домой. Горло уже почти совсем не болит.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Владек уже выздоровел, только кожа на руках и ногах еще шелушится. Он сдирает
полоски кожи, чтобы поскорей вернуться домой. К обеду ему уже дают булочки,
правда, не больше двух.
В воскресенье его навестил отец; мать не могла прийти, потому что Блошка
больна. В следующее воскресенье Владек вернется домой. Так говорит доктор.
Хорошо ли Владеку в больнице?
— Хорошо, только очень надоело. Вчера вон тому мальчишке, который лежит у
окна, вскрывали чирий на шее, и совсем не больно, потому что ему такие капли
для сна давали. А этот, который лежит у стены, тоже с их двора, сын
рассыльного; его дома бьют, так он совсем не хочет возвращаться; здесь ему
каждый день мясо дают, и он спит на постели... А Вицусь, правда, дома? А
почему его взяли ночью, а не днем, как всех? Сегодня вот тоже двоих детей
выписали, потому что они уже выздоровели. А Вицусь теперь не кричит, он уже в
сознании?
Владек еле дождался следующего воскресенья. Быстро взбежал по лестнице и
распахнул дверь. Вот Маня, Абу, а в постели кто-то лежит. Это Блошка лежит в
постели, но вся голова у нее обвязана, и она какая-то совсем другая.
Блошка хочет поздороваться с братом, но только чуть-чуть поворачивает голову и
снова со стоном закрывает глаза.
— Владек!
— Что, Блошка?
— Вицусь уже поправляется? Когда он вернется?
Владек взглянул на маму и все понял, и на душе у него стало так, как тогда,
когда Абу хотели отдать лавочнице.
Три дня Блошка ничего не говорила, не пила, не ела, только тихо стонала, даже
во сне. На четвертый день, когда Владек пришел из нефтелавки обедать, а мама,
измученная бессонными ночами, уснула, Блошка тихонько позвала Владека:
— Владек, ты знаешь Еленку?
— Сестру Кароля?
— Да... Я ей должна два гроша... Когда я умру, ты отдай... И не сердись на
меня.
Блошка говорила очень тихо, потому что на губах у нее были черные струпья, и
губы очень болели, и к ним надо было все время прикладывать кусочки ваты,
смоченной в холодной воде.
— Владек, попроси маму, чтобы мне больше не делали перевязок, потому что это
так больно... так больно...
Блошке сделали только еще одну перевязку, а другая уже не понадобилась...
Владек не хотел дожидаться очередной получки. Он взял у Олека шесть грошей и
отыскал Еленку.
— Блошка брала у тебя в долг два гроша, правда?
— Да, — сказала Еленка, будто застыдившись.
— Вот тебе шесть грошей.
Еленка не хотела брать больше, чем ей полагалось.
— Тогда отдай остальные дедушке. Скажи ему, чтобы прочел молитву за упокой
души Вицуся и Блошки.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
— Ты ведь тоже хочешь прославиться, правда?
— Хочу, — не колеблясь, отвечает Владек.
— Тоже хочешь стать полководцем?
— Пожалуй, нет, — говорит Владек.
— В серьезных делах никаких «пожалуй» не бывает! — возмущается Олек.
Владек скажет Олеку, кем он хочет быть, если Олек не будет над ним смеяться.
Владек хотел бы стать знаменитым доктором. С тех пор как Блошка и Вицусь
умерли, он часто об этом думает, хотя и знает, что это невозможно. Почему
невозможно? Разве Владек не читал биографий знаменитых самоучек и великих
мучеников науки? Все возможно, только надо по-настоящему хотеть и уметь
взяться за дело. Чтобы стать доктором, надо только окончить школу. Полководцем
стать гораздо труднее: полководцу нужна еще армия.
— Как же я окончу школу, раз я в нее не хожу? — прошептал Владек.
— Будешь ходить, вот увидишь. И я буду, потому что полководец должен много
знать.
Олек отыскал в Варшаве воскресную школу. В эту школу ходят только раз в
неделю, в воскресенье, а всю неделю можно работать. Вступительного взноса нет,
но записать в школу может только хозяин большого магазина, — такая уж
существует формальность.
— Я все делаю по-военному, — говорит Олек. — Школа — это крепость, которую
надо взять штурмом. Я уже разведал местность и выявил препятствия. Завтра —
первая атака.
На другой день во время обеденного перерыва они встретились у магазина, с
владельцем которого решено было переговорить.
— Ты здесь? Хорошо. Теперь выше голову, грудь вперед, перекрестись, и пошли.
Владек один ни за что бы на свете не вошел!
— У нас не терпящее отлагательства дело к пану принципалу, — громко сказал
Олек, войдя в магазин.
— Не терпящее отлагательства? — удивился приказчик и вышел в соседнюю комнату.
Через минуту их ввели в кабинет, где сидели два господина — молодой и старый,
седой.
— Вам чего, мальчики? — спросил молодой.
— Мы хотим, чтобы вы записали нас в воскресную школу.
— А вы откуда?
— Я работаю на бумажном складе, а мой товарищ в нефтелавке, — говорит Олек.
— Так почему же вы пришли ко мне?
— Потому что вы состоите в «Купеческом обществе».
— Ну да, но я могу записывать только тех, кто у меня работает.
— Мы думали, что вы нам не откажете, потому что это ведь только формальность,
— смело отвечает Олек.
Седой господин надел очки и медленно, с расстановкой спросил:
— А что это значит — формальность?
— Формальность, — говорит Олек, — это такая глупость, которую надо сделать,
чтобы мы могли ходить в школу и чтобы я мог стать полководцем, а мой товарищ
доктором.
Владек готов был сквозь землю со стыда провалиться. Как же это можно, так вот,
сразу, все и выложить чужому человеку?
— Хорошо, я вас запишу, — сказал седой господин. — Зайдите ко мне завтра.
Олек вынул записную книжку, и господин продиктовал ему свою фамилию и адрес.
Выходя, Олек сказал, может быть, немножко слишком громко:
— Мое почтение!
А когда они были уже на улице, Олек, вздохнув с облегчением, объявил:
— Первая атака удалась, завтра вторая!
— Только уж я с тобой не пойду, — говорит Владек.
— Обойдется и без тебя. Завтра я один управлюсь. Скажу старику, что ты больно
робкий.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Олек, Владек и Маня все свободное от работы и занятий время проводят вместе. В
будни у них времени мало; даже вечером они учат грамматику и решают задачи. И,
только когда почти совсем стемнеет, соберутся ненадолго вместе, но тут уже
сразу надо идти спать.
Зато в воскресенье они ходят гулять и смотреть на витрины магазинов. Один раз
были на берегу Вислы, другой — в зоологическом музее, там, где чучела всех
зверей. И еще они были на кладбище, на могиле Вицуся и Блошки. Но родители
очень сердились, потому что они поздно вернулись домой — никак не могли найти
могилу.
Иногда к ним присоединяется Наталка, или сын управляющего, или Михалинка,
которая теперь уже понимает, когда с ней говорят жестами. Михалинку они любят,
и Наталку тоже, но немножко меньше, потому что она думает, что раз ее отец
политзаключенный, то все должны ее слушаться.
А сын управляющего очень противный, вечно он хвастает, совсем как двоюродный
брат Владека, Янек: отец ему купит часы, велосипед, карету; у него есть дядя —
приходский священник, и еще один — очень богатый, в гостях у этого дяди он
ездил на пони. Чаще всего он говорит о своих будущих часах, а Владек всякий
раз вспоминает при этом об отце, который уже не заводит больше своих часов по
вечерам и не носит кольца на пальце, потому что и часы и кольцо заложены в
ломбард.
Однажды сын управляющего пригласил Олека, Владека и Маню к себе. Им велели
хорошенько вытереть ноги, чтобы не запачкать пол, и не дотрагиваться до стен,
потому что на стенах новые обои. С сыном управляющего приходится дружить,
потому что он решает им трудные задачи. Только сначала заставляет себя
упрашивать, словно бог весть какое одолжение делает: то у него времени нет, то
«подождите, потом», то «не хочется».
— Только бы выиграть генеральную битву! — говорит Олек. Генеральной битвой он
называет экзамены.
Экзамены должны были быть осенью, а в июле Олек с родителями уехал навсегда в
Лодзь. В последний раз Владек, Олек и Маня собрались на крыше погреба. Долго
смотрели они на небо, ожидая, когда упадет звезда, чтобы всем вместе сказать:
— Хотим прославиться!
Потому что Маня, которая так интересно умеет рассказывать и больше всего
любить читать стихи, тоже хочет прославиться: она хочет быть поэтессой, как
Конопницкая(1). А потом Олек вышел с Владеком на улицу — он хотел сказать ему
что-то очень важное. Никогда еще Олек не был таким серьезным.
-------
(1) Мария Конопницкая (1842 — 1910) — выдающаяся польская поэтесса.
-------
— Владек, ты помнишь ту цепочку с глобусом?
— Помню.
— Знаешь, я эту цепочку украл у хозяина. Когда я сегодня с ним прощался, я ему
все рассказал. Я сказал, что мне страшно хотелось иметь глобус, и что я его
подарил и потом уже не мог отобрать, и что он был разыгран в лотерее для
Михалинки. Я просил, чтобы хозяин вычел у меня из жалования, но он не захотел
и пожал мне руку — такой порядочный. Хотел даже дать кошелек на память, да я
не взял. И я уже не мог тебя рекомендовать... Ты на меня не сердишься? Не
презираешь меня, Владек?
Олек должен сказать еще что-то, самое важное.
Он будет писать Владеку и Мане письма.
— Только не говори ничего Мане, я ей сам скажу. Видишь ли, я ее люблю и буду
ей верен. Это ничего, что мы уезжаем в Лодзь. Когда я вырасту и стану
зарабатывать, я приеду и женюсь на Мане. Ты позволишь? Владеку кажется
странным, что Олек хочет жениться на Мане и что он ее любит. Ну, если он этого
так уж хочет и родители позволят, ладно, пусть женится.
Олек сказал, что он будет ему благодарен до гробовой доски.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Опять наступила зима.
Мама раньше говорила, что, может, за лето они придумают что-нибудь получше.
Думали-думали, искали-искали...
Отец подал прошение, чтобы ему предоставили место трамвайного кондуктора.
Ходил в банк, где нужен был курьер. Думал даже поехать в деревню экономом, но
только зря потратил три рубля, которые внес в контору по найму. Без протекции
никакой работы не сыщешь, за каждой буханкой хлеба сто рук тянется, а в
честные руки хлеб реже всего попадает. Чем больше ты в своей жизни работал,
тем неохотнее тебя берут: зачем держать старика, когда молодой расторопнее и
платить ему можно меньше.
Опять наступила зима. Отец все еще работает в пекарне, Владек в нефтелавке.
Только Маня, вместо того чтобы делать цветы, ходит теперь к корсетнице.
Пожалуй, эта специальность лучше.
Зима тяжелая, и Владек уже знает, что так будет всегда и что у всех то же
самое. Опять вздорожал уголь, опять холодно и голодно, — видно, иначе и быть
не может.
Олек сдержал слово: написал три письма. В первом письме он спрашивает, сдал ли
Владек экзамен и ходит ли уже опять в школу.
Нет, экзамена Владек не сдал, проиграл битву. Ничего не поделаешь...
На письменный экзамен он не принес ни бумаги, ни ручки, не знал, что надо
принести, — откуда ему было знать?
Стали диктовать, а он сидит и смотрит.
— Ты почему не пишешь? Вот дурень! Ты что же думал, носом на столе будешь
диктант писать? — рассердился учитель.
Он дал Владеку перо и бумагу и велел писать быстро, не терять времени — ведь
все ждут. Владек торопился и написал плохо: вкось и вкривь, с ошибками.
Срезался, как говорят ученики.
Во втором письме Олек писал, что скучает, что библиотека у них там и то
какая-то уродская и что он хотел бы вернуться. Но пока он еще только
разведывает местность, — так велит военное искусство.
«Сказал ли ты уже Мане? Согласна ли она?»
Значит, Олек хочет, чтобы Маня все узнала? Маня уже давно расспрашивает, о чем
это они так долго говорили тогда на улице. Владек тайны не выдал, но теперь
другое дело.
— Олек хочет на тебе жениться, не сейчас, а когда вырастет и будет
зарабатывать.
Маня заставила Владека повторить все подробно и сказала, что она должна
подумать, так сразу она решить не может. Целое воскресенье Маня думала и не
говорила с Владеком, а к вечеру написала стихи о том, что хочет стать женой
Олека. Странная она девчонка, как она эти стихи сочиняет? Пожалуй, Маня и
правда будет когда-нибудь Конопницкой, ведь она такая маленькая, а уже так
складно придумывает — все в рифму. Может быть, и Олек будет полководцем,
потому что в чужом городе он нашел библиотеку и работу и уже присматривает
себе школу. Зарабатывает он шесть рублей, — так писал Олек в третьем письме.
Один только Владек никогда не прославится. А ведь не хочется всю жизнь только
и делать, что развешивать мыло, разливать керосин да следить, чтобы не было
пожара...
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Трудно начать рассказ, а еще труднее кончить... Сколько всего случилось за
год! А если таких годов пройдет десять... пятнадцать? Как изменятся наши
«Рыцари Чести»!
Что сталось с ними, когда они выросли, прославились ли они? Остался ли Олек
верен Мане или забыл маленькую поэтессу?
Олек женился на Мане и работает на фабрике Кунца. Когда на фабрике была
забастовка, его выбрали депутатом от рабочих. За это он был выслан на три
года, а когда вернулся, товарищи выбрали его своим профсоюзным организатором.
Его мечта сбылась: он и в самом деле стал полководцем. И, хотя у его армии нет
ни штыков, ни пушек, она многочисленна, сильна и отважна.
Маня работает на ковровой фабрике, и ее дневники печатаются в газете. Маня
всегда умела интересно рассказывать и прекрасно описала все пережитое. Ведь
ерунду какую-нибудь не станут печатать в газете...
А Владек, который должен был стать знаменитым доктором?
«Я не стал доктором, — писал Владек в письме к Олеку и Мане. — Я санитар, но
зато знаменитый».
Длинная это история, каким образом прославился Владек.
Он нанялся на работу в больницу. Скромно делал свое дело и всегда был
исполнительным, незаметным и трудолюбивым. О нем даже никто и не знал — так,
санитар, как и все другие.
Но как-то раз Владек поссорился с сестрой милосердия, потому что она, если не
взлюбит больного, начинает его хуже кормить, — ведь и сестры милосердия бывают
разные. А в другой раз он отругал фельдшера за то, что тот не исполняет своих
обязанностей — не ставит больным градусники. Владека собрались было выгнать,
все о нем заговорили.
А потом случилось вот что. Больному не сделали перевязки, потому что лечивший
его доктор уехал, а другой был занят. Ночью у больного поднялся жар, а
фельдшер говорит, что его это не касается. Тогда Владек вымыл руки, сам сменил
повязку и написал рапорт: пусть его накажут за самоуправство. Поднялась
шумиха, целую неделю все так и кипело. Владека стали даже побаиваться.
И наконец произошел случай, окончательно прославивший Владека.
Пришел с ревизией важный сановник, весь в орденах, и они с главным врачом
хотели войти в операционный зал, когда там шла операция, а Владек их не
пустил, сказал, что это запрещено.
— Пусти, — говорит главный врач, — я тебе приказываю.
— Не положено мешать, не пущу, мой врач запретил, — отвечает Владек.
Они пошептались о чем-то между собой.
— Молодец, знаешь службу, — сказал сановник. И ушли.
И вот приехал из Кракова один великий хирург знакомиться с больницей.
— Можно войти в операционную? — с улыбкой спрашивает у Владека главный врач.
А гость из Кракова говорит:
— Значит, это и есть ваш знаменитый санитар Владислав? — и пожал Владеку руку.
«Как видите, мои дорогие, и я теперь «знаменитый», — пишет Владек Олеку и
Мане.
В том же письме Владек сообщает, что у отца с глазами уже лучше, что мама с
Абу приедут к ним на праздники и что он просит Олека порекомендовать ему
адвоката, который написал бы устав Союза медицинских работников.
«Помните наш устав «Рыцарей Чести»? Удивительно, как все сбывается в жизни!»
Дети! Дерзайте, мечтайте о славных делах! Что-нибудь да сбудется!
_______________________________________________________
Януш Корчак. Слава // Король Матиуш Первый: Пер. с польск. / Послесл.
А.Шарова; Ил. Е.Медведева. — М.: Правда, 1989. — с.361-389.
В книге представлено художественное наследие польского писателя, педагога и
общественного деятеля Януша Корчака, погибшего вместе со своими воспитанниками
в газовой камере фашистского концлагеря. В свои повести-сказки о Матиуше
Я.Корчак вложил раздумья о воспитании детей, о человеческом счастье.
Книгу завершают избранные педагогические произведения.
_______________________________________________________
Януш КОРЧАК
КОРОЛЬ МАТИУШ ПЕРВЫЙ
Редактор Г.Ф.Фролова
Оформление художника Ю.В.Монетова
Художественный редактор Р.А.Клочков
Технический редактор В.С.Пашкова
ИБ 1826
_______________________________________________________
OCR dauphin@ukr.net
|
