|
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Труднее всего начать рассказывать, потому что надо ведь сразу сказать о
многом. А если сразу скажешь слишком много, все может перепутаться.
В этой повести будет пятеро детей, их родители, старенькая бабушка, дядя,
кошка, тетя...
Собственно, говорить стоит только о старших. Ну что может быть занимательного
в маленькой Абу, которая всегда спит, плачет или лопочет: «Абу, абу, абу»?
Вицусь и Блошка старше Абу, но они вскоре захворают и умрут, и, значит, о них
тоже придется сказать немного. Бабушка сразу уедет, а кошка останется на
старой квартире.
И о старой квартире не стоит рассказывать, потому что с нее ведь съезжают.
Владек пока еще ходит в школу, у него есть пояс с пряжкой, блуза с боковым
карманом и пенал с ключиком. И Маня тоже ходит в школу, но у них в школе
легко: если плохо себя ведешь, поставят в угол, и все.
Владек, собственно, разговаривает с одной Маней, да и то неохотно. Потому что
Маня — девчонка, она даже пожара никогда не видала, а когда она что-нибудь
рассказывает, то невозможно понять, было ли это на самом деле, или это только
так, выдумка.
— Врешь! — говорит Владек.
— Ей-ей, правда!
Владек, разговаривая с Маней, все время вставляет:
«Много ты понимаешь!», «Ну, что ты понимаешь!», «Дура!»
О тете, которой всегда жарко и которая не переносит шума, тоже не стоит
говорить, потому что она не хотела дать взаймы сто рублей; а папа очень
легковерный, он всем одалживает.
Даже дядя, не теткин муж, а другой, который прозвал Блошку «Блошкой» и подарил
Владеку домино и пенал с ключиком, тоже не станет бывать на новой квартире.
И вообще все изменится.
Можно было бы упомянуть о том, что однажды Абу выпала из колыбели, что Блошка
нашла за бочонком мышь, которая еще шевелилась, что Владек поссорился с
Вицусем из-за пахучего пузырька из-под одеколона, — ведь он не знал, что
Вицусь заболеет и умрет.
И еще следовало бы рассказать, что папе перестало везти, потому что Змей
открыл напротив нашего дома кофейню с мраморными столиками для гостей и на
окнах нарисовал кий и бильярдные шары.
— Этот Змей нас проглотит, — сказала мама отцу, когда увидела мраморные
столики и красивую большую вывеску, на которой были изображены булочки и
стаканы с молоком.
И действительно, все стали ходить в кофейню напротив, и уже никто не хотел
пить чай, кофе и молоко у отца, за столиками, покрытыми клеенкой.
— Видно, придется где-нибудь в другом месте кусок хлеба искать, — говорила
мама, а папа вздыхал.
Владек знал, что они должны съехать с этой квартиры, но не мог понять почему:
ведь папа первый открыл кофейню, почему же он должен уступать?
Здесь следует еще добавить, что как раз перед самым отъездом разрыли всю улицу
и проложили длинные железные трубы.
Очень было удобно играть в крепость.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Переезжать очень интересно, потому что, когда взрослые упаковывают вещи,
разрешается делать все, что захочешь, и еще видишь много предметов, которые
всегда были спрятаны, а бечевку и коробки, которые мама выбрасывает, можно
брать себе. Переезжать приятно даже тогда, когда на улице выкопаны канавы, в
которых так хорошо играть, даже тогда, когда у родителей на глазах слезы, а
бабушка и кошка такие грустные.
Кошка очень грустная. Она позевывает, умывается, мяукает, все время ходит за
бабушкой и старательно избегает Вицуся. Вицусь хочет объяснить ей, что
происходит, но кошка не слушает. Вицусь берет кошку на колени, а она, словно
вспомнив о каком-то важном деле, соскакивает и бежит прочь.
Отец, Владек и Маня поедут на возу с вещами, а бабушка, мама и малыши —
трамваем. Владек держит два абажура, Маня — клетку с канарейкой.
Ехали долго-долго по каким-то незнакомым улицам, потом взбирались по лестнице,
и на каждом этаже их разглядывало много разных людей.
— Теперь у нас будет чисто, — думает Владек.
Потому что мама всегда говорила, что у них грязно, как в хлеву, и что на
первом этаже не может быть чисто: дети натаскивают с улицы грязь.
Обеда в этот день не было. Спали на полу, потому что кровати еще надо было
собирать и у одной сломалась ножка.
Назавтра все встали рано. Вицусь не хотел одеваться, и мама дала ему три
звонких шлепка. Вицусь очень удивился и сразу перестал плакать. Он понял, что
на новой квартире все как-то по-другому.
— Пейте чай и выметайтесь-ка во двор, — сказала мама. Раньше она еще
добавляла: «И не играйте с плохими детьми!»
— Всем идти? — спросил Владек.
— Всем, — ответила мама.
Владек вел Вицуся вниз по лестнице так же осторожно, как вчера нес абажуры.
Вицусь был очень доволен, что надо так долго спускаться, а Маня вела Блошку и
несла три коробочки — побоялась, что мама их выбросит.
Во дворе они все прижались к стене, а ребята с нового двора принялись с
любопытством их разглядывать. Ребята ничего не говорили, а только подходили
все ближе и ближе и смотрели. Это было очень неприятно, потому что они ведь
никого здесь не знали.
Но потом одна девочка постарше сказала:
— Чего уставились? Людей не видали, что ли? Отойдите!
Ребята послушались и отошли, а девочка осталась.
— Это вы вчера въехали, да? — спросила она.
— Мы, — ответила Маня.
Вообще-то это Владек должен был ответить, раз он старший, но он в это время
думал о том, что бы такое сделать, чтобы чужая девочка поняла, что он не
просто так — мальчишка с улицы. Сказать сразу, что он ходит в школу, он не
мог, потому что не хотел хвастать, поклониться тоже не мог, потому что оставил
наверху шапку. Поэтому он сказал:
— Спасибо.
— За что спасибо? — удивилась девочка.
— За то, что ты их прогнала.
Владек понимал, что он выскочил со своим «спасибо» совсем некстати: мама
велела благодарить за подарки, а ведь девочка ничего им не подарила.
Потом они разговорились, и новая знакомая рассказала ему удивительную историю
о своем отце. Она говорила шепотом, чтобы даже Маня не слыхала, и запретила
Владеку рассказывать об этом другим.
Владек вернулся домой гордый тем, что ему доверили великую тайну, о которой
никто не должен знать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Маня, Блошка и Вицусь сразу завели себе знакомых и в хорошую погоду целый день
играли во дворе, — мама теперь никогда им этого не запрещала. Маня не брала с
собой во двор никаких игрушек, потому что всегда кто-нибудь из ребят просил ее
подарить игрушку. Если шел дождь, то играли на лестничной площадке или у
соседей, внизу.
И тогда Маня брала с собой подарок дяди — куклу, или сервизик, который
сохранился еще с хороших времен.
И они были довольны новой жизнью, разве что карамелек им не хватало.
Владек оставался один. Он очень скучал и обижался на Маню, Вицуся и Блошку за
то, что им до него и дела нет. Он смотрел из окна, как они бегают по двору с
ребятами; домой они приходили только поесть и никогда ничего не рассказывали.
А Владек был слишком горд, чтобы расспрашивать.
Как-то раз Владек открыл ранец, полистал тетрадки и книжки, но ему ничего не
было задано — ведь он не ходил теперь в школу. Он опять сел у окна с Абу на
руках и стал глядеть вниз, во двор. Все казалось с высоты таким маленьким.
Раньше он даже с Маней играл только из милости, а теперь ему осталась одна
Абу, которая и говорить еще не умеет.
Когда мама посылает его в лавку, он нарочно идет по двору очень медленно —
вдруг кто-нибудь с ним заговорит.
Там, где они раньше жили, он знал всех, и его все знали: и токарь, и
парикмахер, и господин Марцин, и Франек. Эх, вернуться бы туда хоть на
минутку, посмотреть, что там происходит, — кто живет в их прежней квартире,
что делается в школе, копают ли уже во дворе ямы и канавы?..
Плохо теперь Владеку.
Отец уходит рано утром и возвращается только к вечеру, и каждый раз мама
спрашивает:
— Ну что?
— Ничего, — отвечает отец.
Бабушка сидит грустная, даже не ворчит, потому что все теперь делает мама.
Зато мама чаще сердится. Вицусь и Блошка вместо карамелек получают шлепки.
Мама говорит:
— Не думайте, что и теперь будет, как раньше.
Так было до самой субботы.
А в субботу пришли дядя и тетя, но без Азора, только с одним Янеком. Владек не
любит Янека, потому что он хвастун. Владек охотно остался бы в комнате:
послушать, о чем будут говорить взрослые, но мама велела идти во двор.
— Только играйте одни, — сказала тетя, и Владек покраснел.
Янек говорил мало, ни разу не вспомнил о своем ружье, и вообще Владеку
показалось, что он много знает, только тетя ему говорить запретила. Они сели
на подоконник на лестничной площадке и стали смотреть, как смешно малыши во
дворе играют в гости.
Когда их позвали наверх, Владек думал, что будет кофе с булочками, но на столе
не оказалось ни скатерти, ни чашек.
— Ты не голоден, Янек? — спросила мама и опустила глаза.
— Нет, нет, он не голоден! — поспешно сказала тетя. — Правда, Янек, ты не
голоден?
И они стали прощаться, но не так, как обычно, и Владек сразу догадался, что
бабушка завтра уезжает.
Раньше бабушка часто сердилась на Владека, жаловалась на него отцу, и Владек
любил ее лишь настолько, насколько это уж совершенно необходимо. А теперь,
когда он взглянул на ее морщинистое лицо и увидел, какая она старая и
одинокая, он вдруг почувствовал, что сейчас заплачет. Но он не заплакал, а
только подумал: «Наверное, я не плачу потому, что уже большой».
И впервые в жизни совсем не обрадовался тому, что он уже большой. Кто знает,
что его теперь ждет?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
На другой день Владек проснулся рано, хотя было воскресенье. Впрочем,
воскресенье теперь ничем не отличалось от будней.
Взрослые уже встали. Бабушка была одета так, словно собралась уходить, а отец
увязывал какой-то узел.
Владек сел в кровати, но мама сказала сердито:
— Спи, спи, еще рано!
Он положил голову на подушку и притворился, что спит. Отец кончил увязывать
вещи, и все сели пить кофе, очень темное, без молока. Пили молча. Отец —
быстро, большими глотками, а бабушка подносила ложечку ко рту и подолгу дула
на нее. Потом мама завернула в газету хлеб, к которому так никто и не
притронулся, а бабушка сказала шепотом:
— Зачем? Не надо.
— Пригодится в дороге, — ответила мама.
Бабушка опустилась на колени подле кровати, где спали дети. Владек закрыл
глаза, но слышал, как отец помог ей подняться.
Потом отец взял узелок и вышел вместе с мамой и бабушкой в прихожую; мама
скоро вернулась, села на стул и долго о чем-то думала.
Когда Владек проснулся во второй раз, Вицусь уже не спал. Он протирал глаза,
морщился, смотрел по сторонам и наконец сказал:
— Бабушка пошла к кошке.
Только теперь Владек вспомнил, что кошка осталась на старой квартире, и
подумал, что Вицусь еще очень глупый.
Мама разрешила Мане и Блошке пойти в костел с соседкой из нижней квартиры. С
этой соседкой они были уже знакомы — мама несколько раз с ней разговаривала и
одолжила ей лохань для стирки.
Вицусь отправился во двор играть с малышами, а Владек уселся с Абу на окне.
Сегодня воскресенье, все дети в башмаках, никто не дерется и не валяется на
земле. Вот через двор прошел долговязый, оборванный мальчишка и с ним другой,
тот, что всегда помогает дворнику подметать; потом появился мальчик, который
всем ребятам давал полизать красную карамельку. Пришла девочка, которая
никогда ни с кем не играет, а только смотрит, как играют другие, и все ей
позволяют стоять и смотреть. А ведь это не каждому разрешается; подойдешь, а
тебе скажут:
— Чего не видал? Чего тебе надо?
И Владеку так однажды сказали. А когда он отошел, кто-то еще крикнул вдогонку:
— Подумаешь, франт какой!
Наверное, им показалось смешно, что он в будний день ходит в ботинках.
Вот потому-то Владек еще никого и не знает, хотя живет уже здесь целую неделю.
Ребята, его обидели, и он дал себе слово, что ни к кому первый не подойдет, а
они о нем и думать забыли.
— Помоги мне, Владек, картошку чистить, — сказала мама таким тоном, каким
обычно говорят с ней дети, когда о чем-нибудь ее просят и боятся, что она
откажет.
Владек посадил Абу в кроватку, взял нож и принялся чистить картошку. Делает он
это неумело, картошка все время выскальзывает у него из рук, а одна так совсем
выскочила и закатилась под шкаф.
Около полудня вернулась из костела Маня и с таинственным видом села рядом с
Владеком.
— Знаешь что, — начала она осторожно, потому что не была уверена, что Владек
захочет ее слушать. — Отец этой Наталки, что с тобой разговаривала,
политзаключенный и сидит под землей, в крепости. Когда его арестовывали, целое
войско за ним прислали. Одели ему на руки и на ноги кандалы, глаза завязали, в
рот платок засунули, чтобы не кричал. А офицер сидел верхом на лошади и только
и ждал, как бы в кого выстрелить.
Откуда Маня знает о том, что под большим секретом рассказала ему тогда
Наталка?
Только Маня совсем по-другому рассказывает, с разными прибавлениями, и понять
у нее ничего нельзя.
Отец Наталки политзаключенный, это правда; арестовали его, потому что у него
нашли какие-то бумаги, но ни в какие кандалы его не заковывали.
Маня всегда как-то странно все рассказывает, словно сказку. Зачем врать, если
можно рассказать так, как было. Владек этого страшно не любит.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Наконец-то Владек нашел себе товарища.
Сидел он на лестнице с Абу, вдруг слышит: кто-то идет и насвистывает.
«Хулиган какой-нибудь», — подумал Владек, потому что мама говорит, что свистят
одни хулиганы.
Поднимавшийся по лестнице мальчуган нес пачку книг. Дойдя до площадки, он
остановился, отдуваясь, положил книжки на окно, примостился рядом, огляделся и
радостно улыбнулся. Видно было, что ему хочется заговорить с Владеком; он
взглянул на него раз, другой и, наконец, сказал:
— Ты умеешь читать?
— Конечно, — ответил Владек.
— За этой книгой я целый месяц охотился!
Владек когда-то играл в охоту со своим двоюродным братом Янеком, у которого
есть ружье; но они охотились на зайцев и уток, а что значит «охотиться за
книжкой», он не знал.
— Это историческая повесть из эпохи Наполеона. Видишь, все страницы целы и
даже не потрепаны. Я все книжки про Наполеона по два раза перечел. А «Потоп»
Сенкевича — три раза. Знаешь «Потоп»?
— Знаю, — сказал Владек, который учил про потоп в школе, как Ной построил
ковчег и голубь принес ветку в знак того, что уже сухо.
— А эта книжка, — продолжал мальчик, — научная, о звездах. Я ее уже читал, но
взял еще раз, потому что библиотекарша не хочет давать одни повести. И вообще
повесть проглотишь за один день, а ведь книжки выдают только раз в неделю. А
тебя как зовут?
Владек с любопытством разглядел мальчика, который глотает книжки. Что это
значит «проглотить книжку» и где за ними охотятся?
— Ты ведь еще не был в библиотеке, правда? Жалко, что я не знал, а то бы взял
для тебя бланк. Хотя можешь написать и на обыкновенном листке бумаги, только
надо, чтобы управляющий печать поставил. Я тебя провожу. Ты после обеда к
кому-нибудь в гости идешь?
— Нет, — ответил смущенный Владек.
Он все меньше понимал, о чем говорит новый знакомый, и боялся себя выдать,
чтобы тот не подумал, что он глупый и что с ним не стоит водиться.
Они уговорились встретиться в пять часов, хотя Владек еще не умел узнавать
время.
Памятным был этот день в жизни Владека. Чего только не рассказал ему мальчик!
Удивительно, в школу не ходит, а все знает...
Знает, в какой шляпе ходил Наполеон и как складывал руки на груди. Знает, что
генерала можно отличить от обыкновенного офицера по красной подкладке, и что
есть огромные деревья баобабы, — в их стволе можно жить, как в настоящем доме,
и что в воздухе есть газ — кислород, без которого задыхаются мыши и не звонит
звонок, и что кто не чистит зубы, у того во рту червячки, и что телеграф — это
электрическая искра.
— Хочешь убедиться? — спрашивает он.
— Хочу, — отвечает Владек, потому что он хоть и верит, а все-таки кто его
знает, правда это или нет.
Они перелезают через забор и прикладывают ухо к столбу.
— Видишь проволоку?
— Вижу, — говорит Владек.
— Слышишь, как внутри гудит?
— Слышу, — говорит Владек.
— Это потому, что в столбе электричество.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Много вечеров подряд Владек, усевшись с Олеком на низкой крыше погреба в углу
двора, слушал бесконечные рассказы товарища, а взамен сообщал ему все, что
знал о школе и школьной премудрости.
Пока Олек рассказывал и они читали разные книжки, все шло хорошо. Но, как
только они брались за какой-нибудь школьный учебник — грамматику или задачник,
Владек с огорчением убеждался, как мало он знает.
— Имя существительное отвечает на вопросы: кто? что? Если одушевленное — кто?
Если неодушевленное — что?
— Значит, «Наполеон» тоже имя существительное?
— Конечно, потому что его можно видеть.
— И вовсе его нельзя видеть, он умер.
— Ну да, но на картинке...
— А на картинке ведь он не живой — значит, отвечает на вопрос: что?
Владек пожимает плечами.
— А слава тоже имя существительное?
— Славу можно видеть или нельзя?
— И почему слава отвечает на вопрос: что? — ведь слава живет?
Слава не только живет, она бессмертна.
Олек хочет быть прославленным полководцем и, наверное, им будет.
Он знает один способ: вечером, когда взойдут звезды, надо долго смотреть на
небо и ждать, когда упадет звезда, потому что бывают падающие звезды. А когда
звезда падает, надо быстро сказать:
— Хочу прославиться!
И желание исполнится.
Можно сказать: «Хочу разбогатеть!» Но Олек не думает о деньгах.
— Богатый живет, живет, а потом умрет, и все. А прославленный человек — совсем
другое дело.
В воскресенье ребята ходили в библиотеку и прождали там два часа. Теперь
Владек понял, что значит «охотиться за книжками».
В школе никто из ребят, ну, может быть, за исключением двух-трех, не говорил о
книгах. О том, что написано в книгах, рассказывали только тогда, когда учитель
вызывал к доске.
Здесь было все по-другому.
«Хорошая книжка?.. Ты что читал?.. О чем там говорится?.. Сказки, повести,
стихи, биографии, легкие книжки, трудные книжки, в одном, в двух томах?..»
Ребята брали книги не только для себя, но и для братьев, сестер, родителей.
Олек знал тут всех, и его все знали. Он давал советы, убеждал, отговаривал.
«Думаешь, библиотекарша даст тебе сразу три повести? А другим что?.. Эту не
бери, у нее конец потерян... Эта очень смешная... Это фантастическое
путешествие... Возьми вот эту для отца...»
Без Олека Владек совсем не знал бы, что делать.
Олек протянул библиотекарше листок с печатью управляющего:
— Пожалуйста, госпожа библиотекарша. Вот новый мальчик.
Владек только шаркнул ногой, да и то неловко, потому что его со всех сторон
толкали: здесь было очень тесно.
Библиотекарша взяла листок и записала нового читателя.
— А десять грошей у тебя есть?
— Нет.
— Тогда принесешь через неделю.
— Ладно.
Владек огорчился.
— А что, если мама не захочет дать десять грошей? — спросил он на обратном
пути.
— Не беда. Эта библиотекарша ничего не скажет. Вот к другой, если у тебя нет
денег, и не подступись, а эта добрая, так для вида говорит, чтобы принес. А
впрочем, коли ты человек честный, я тебе одолжу.
Олек работает на складе канцелярских товаров и получает шесть злотых в месяц.
— Не бойся, я и тебе работу найду. Вот устроюсь в книжный магазин, уступлю
тебе свое место.
В этот вечер все читали: и отец, и мама, и Владек, а Маня показывала Вицусю и
Блошке картинки и к каждой картинке придумывала рассказик.
— Только смотрите: книги не рвать, — поучал Владек. Вечер прошел быстрее, чем
обычно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Отец днем спит, а вечером уходит и возвращается только к утру. Он нашел работу
в пекарне, где надрывает здоровье и зарабатывает так мало, что Владек теперь
часто ходит голодный.
Владек никому на свете не признался бы в этом: ни маме, никому, потому что это
стыдно — быть голодным. Но, когда он видит, что мало хлеба, он отрезает себе
совсем тонкий ломтик. А когда мама наливает ему суп, он говорит: «Хватит»,
хотя суп так вкусно пахнет. И часто — ой, как это стыдно! — Владеку
вспоминаются бутерброды с повидлом, которые он ел на старой квартире. Мама
никого теперь не уговаривает есть, даже Вицуся. А Владек делает вид, что
ничего не замечает.
Неожиданно для Владека тоже нашлось дело.
В их доме лавочка. Хозяева лавочки — муж с женой. Она такая толстая, а у него
деревянная нога.
Детей у них нет. Оба они не умеют ни читать, ни писать.
Однажды они попросили Владека прочитать им о преступлении, которое было
совершено на их улице, похвалили его за то, что он так бегло читает, и дали
ему шесть монпансье. Владек дал по две штуки Блошке и Вицусю, потому что
Блошка и Вицусь маленькие, одну — Мане и одну — глухонемой девочке, которая ни
с кем не играет, а только смотрит, как играют другие, и никто ее не прогоняет.
Владек еще несколько раз читал в лавке газету и несколько раз помогал
подсчитывать выручку. Потом хозяин лавки и его толстая жена пришли к ним в
воскресенье с визитом и сказали, что будут платить Владеку за подведение
счетов пять злотых в месяц и что хотят взять себе насовсем маленькую Абу,
потому что своих детей у них нет, а Абу уже не сосет грудь, и они могли бы ее
удочерить.
Владеку всегда казалось, что он не любит Абу. Абу капризная, плакса, ничего не
понимает и все хочет взять в руки, а как возьмет — так сразу испортит. А мама
велит уступать ей, потому что она маленькая и глупенькая. Но раз она глупая,
так пусть не надоедает и всюду не лезет. И Владек, бывало, часто злился на
Абу, когда ему приходилось ее забавлять.
Однако, когда он услышал, что Абу собираются забрать навсегда, что он уже не
будет ее братом, а господин без ноги станет ее папой, это показалось ему так
страшно, Абу стала ему так дорога, что он бы ни за что на свете на это не
согласился.
— Мама, я буду работать. Олек мне найдет работу... Нет, нет, не отдавайте Абу.
Она такая маленькая! Ей будет грустно без Блошки и Вицуся! Я отдам ей свою
картошку.
Владек совсем забыл, что он уже большой, заплакал и выбежал из комнаты. Во
дворе он забрался на крышу погреба и все плакал и плакал и никак не мог
успокоиться.
За что их бог так наказывает? Кофейни у них нет, в школу ходить нельзя, кошку
бросили, бабушка уехала, папа надрывает себе здоровье...
И Владек все рассказал Олеку.
— Не реви ты, нюня, — утешал его приятель, — все великие люди были
несчастными.
И он подарил Владеку цепочку от часов, на которой висел маленький глобус.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Завтра я в сарай не иду, — сказал Олек.
«Сараем» он называет склад, на котором работает, а хозяина своего зовет
«стариком». Даже если хозяин молодой, его все равно зовут «стариком», — так уж
повелось.
Олек идет завтра в детский очаг записывать младшего брата.
— И у тебя ведь есть малыши. Возьми их метрики, сразу всех троих и запишем. Да
ты, наверное, опять не понимаешь?
Олек уже привык, что Владеку надо все объяснять.
Детский очаг — это школа для совсем маленьких детей; восьмилетних уже не
принимают, потому что там даже буквам не учат. Дети рисуют, поют, плетут
корзиночки и каждый день получают молоко, а два раза в год — подарки: фартучки
или башмачки и пирожные.
— А впрочем, сам увидишь.
Какой этот Олек смелый! Прошел из передней прямо в комнату и показал Владеку,
где он сидел, когда был маленьким и сам сюда ходил. Потом показал, какие
картинки еще тогда висели на стенах, а какие после повесили. Потом отворил
дверь в другую комнату, где столы и скамейки были повыше.
— Видишь? Это швейная мастерская. Здесь старшие девочки учатся шить и
вышивать.
В это время в комнату вошла маленькая, худенькая женщина; она сразу узнала
Олека и совсем не рассердилась.
— А, Олек, как поживаешь? Что скажешь новенького?
— Я пришел по важному делу. Надеюсь, вы нам не откажете. А это мой товарищ
Владек, у него тоже двое детей!
Худенькая женщина подала Владеку руку, а он не знал, что с ней делать.
— Вот метрика моего брата, а эти две — детей моего товарища.
Худенькая женщина просмотрела метрики и покачала головой, потому что Вицусь
был маловат для детского очага.
— Я за них отвечаю, — лез из кожи вон Олек. — Вся тройка как на подбор, первый
сорт... Вы уж не придирайтесь, товар отличный и по оптовой цене.
— Не паясничай, Олек, — сказала женщина. — Зачем ты строишь из себя дурачка?
Ведь ты умный мальчик.
Олек покраснел и замолчал, а заведующая простилась с ними, потому что пришли
две женщины записывать ребят в очаг.
Владек очень любил своего товарища, но иногда ему было за него стыдно. Однажды
в библиотеке Олеку даже пригрозили, что, если он не успокоится, ему не выдадут
книжек.
И тогда так же вот сказали: «Не паясничай!»
Вообще Олек иногда умный и славный малый, а иногда ведет себя так, словно
хочет, чтобы над ним потешались.
— Заведующая на тебя рассердилась, — начал Владек, чтобы прервать неприятное
молчание.
— Ничего, помиримся. В воскресенье я поеду к тетке, нарву цветов и к букету
приложу записку, а в записке напишу золотыми чернилами: «Прошу прощения».
Олек стал рассказывать о том времени, когда сам ходил в детский очаг.
— Заведующая очень добрая. А тут есть другой очаг, так я и собаку туда не
пустил бы. Ни за что ни про что за уши дерут и линейкой по пальцам щелкают.
Воспитательница там такая злющая, вредная.
Владеку показалось, что Олек и в другой очаг тоже, должно быть, ходил, только
недолго.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Хотя мама и предсказывала, что будет все хуже и хуже, дела их как будто начали
поправляться. Пан Витольд из предместья Прага отдал отцу тридцать рублей,
которые был ему должен, продали старый комод, — и опять на столе стали
появляться масло и говядина. А маленькая Абу получила первые в жизни башмачки.
Абу была спасена. Никто ее уже не отнимет, никто не унесет из дому.
— Наша Абу! — говорят ребята с гордостью и, идя во двор, берут ее с собой.
Раньше ни Владек, ни Маня не хотели гулять с Абу; они считали, что им не
пристало нянчиться с младенцем: ведь они в школу ходят. Но раньше Абу была
только мамина, а теперь она общая.
Владек купил для нее настоящую швейцарскую шоколадку, от которой ее три раза
рвало; Маня подарила ей свою куклу, ту, что поменьше, хотя было ясно, что Абу
ее тут же разобьет; а Блошка с Вицусем плели и вышивали в очаге для Абу разные
сюрпризы. (Заведующая все же приняла Вицуся в очаг, хотя он и слишком мал.)
День Владека проходит теперь так.
Утром Владек идет в лавочку за щепками на растопку, за хлебом и за керосином.
Потом помогает убрать комнату, — вовсе у них не чисто, хотя они живут высоко.
Потом Владек занимается с Маней, чтобы она не забывала того, чему ее научили в
школе, и помогает маме.
Жалко, что он тогда не отдал и Манину метрику. Она бы тоже ходила в очаг и
училась бы там шить. А теперь уже поздно.
Каждый день в четыре часа Владек отправляется в редакцию газеты. Там на стене
здания вывешивают в это время свежие газеты с объявлениями о работе. Надо
спешить, чтобы занять хорошее место и первым записать адреса лавок, где
требуется посыльный.
Владек плохо знает Варшаву. Ему приходится то и дело спрашивать прохожих, как
пройти на такую-то улицу, а когда, наконец, он добирается до места, всегда
оказывается, что он уже опоздал или что он слишком мал и не умеет делать того,
что требуется.
— Ну что? — спрашивала мама.
— Ничего, — отвечал Владек точно так же, как говорил отец, когда искал место.
Должно быть, очень много ребят искало работу, потому что Владеку часто
приходилось слышать, что место уже занято. Мальчишки, девчонки и взрослые
всегда толпились у стены, читая объявления. Эти мальчишки, девчонки и взрослые
приходили сюда каждый день — всегда одни и те же, — значит, и они не могли
найти работу.
Случалось, что шел дождь, но люди терпеливо стояли под дождем и ждали. Иногда
газета запаздывала или приходило столько народу, что не протолкаешься, а
издали прочесть нельзя — очень мелкие буквы.
Как-то раз, когда Владек искал мастерскую токаря, в одном дворе на него
набросилась собака. Правда, не укусила, но штаны порвала.
Владек мог потребовать от хозяина собаки новые штаны. Но для этого нужен
свидетель, а там только один дворник в воротах стоял, да и тот еще его же и
обругал:
— Ишь ты, работы ищет. Знаем мы вас, шантрапу!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Было уже почти совсем темно. Владек торопился дочитать главу, пока еще видны
буквы. Он как раз читал о том, как краснокожие хотели сжечь на костре
путешественника, на помощь которому торопились товарищи. И вдруг кто-то
потянул его за рукав.
— Кто это? Чего тебе? — испугался Владек.
Это была Блошка.
Веселая попрыгунья Блошка казалась теперь притихшей и грустной.
— Владечек!
— Что?
— Ты не будешь на меня сердиться?
В глазах у Блошки были слезы, большие, круглые слезы.
— Что ты там наделала, Блошка?
— А ты не будешь сердиться и никому не скажешь?
— Не скажу.
— Я нехорошая. Вицусь маленький и глупый, он не виноват, что я покупала
конфеты.
Вицусь, услыхав свое имя, вылез из-за шкафа и медленно подошел к Владеку.
— Один раз я купила на грош, потом на два гроша. А потом еще я поспорила на
два гроша и проспорила.
— А деньги у тебя откуда? — удивился Владек.
— А у меня их не было.
Владек понял: Блошка наделала долгов и теперь ее рвут на части кредиторы, как
пана Витольда. Блошка поступила легкомысленно, жила не по средствам и теперь
расплачивается.
— Сколько ты должна? — спросил Владек.
— Раньше надо отдать пять грошей: три в очаге и два во дворе.
Сегодня Блошка даже в очаг не пошла, потому что девочка, которой она должна
деньги, сказала, что больше ждать не может и все скажет заведующей, а
заведующая выгонит Блошку из очага. Это уж обязательно.
— Владек, Владечек, дорогой, только не говори маме. Я больше никогда не буду.
И Блошка мало-помалу все рассказала.
Началось с того, что она купила у Юзи за грош одно монпасье, в долг, — ведь в
лавке за грош дают четыре монпасье. Потом у нее не было гроша, чтобы отдать
Юзе, поэтому она поспорила с Юзей на грош и проиграла. Это уже два гроша.
Тогда Юзя велела ей за эти два гроша принести Манин сервиз, но Блошка не
захотела. А потом Вицусь сказал, что расскажет все маме, и ей пришлось купить
ему карамельку, чтобы он ничего не говорил. Деньги она взяла в долг у другой
девочки в очаге, а карамельку сама даже не попробовала. Владек ведь помнит ее
стеклышко? Ну то, зеленое, через него, если смотреть, все-все зеленое? Так
вот, и стеклышко, и печатку с ангелочками, и маленького фарфорового котенка
без ноги — все она отдала. Ничего у нее больше нет!..
Владек совершенно забыл о путешественнике, которого собирались сжечь на
костре.
Если бы, вместо того чтобы думать об индейцах и тиграх, он получше
присматривал за Блошкой, то давно бы заметил, что она все время грустная, не
смеется, не прыгает, как раньше, и в очаг ходит неохотно, и все о чем-то
секретничает с Вицусем. Мама ведь просила Владека; чтобы он присматривал за
Блошкой и Вицусем, а он что? И в ус не дует...
Владек обещал Блошке заплатить за нее одиннадцать грошей, а себе дал слово
больше думать о младшей сестре и брате.
И вот Блошка снова звонко смеется и скачет, а Владек гордится тем, что это его
заслуга.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Теперь наконец все узнали, где по целым дням пропадала мама. Оказывается, она
ходила из одной кондитерской в другую, из одной пекарни в другую и искала для
отца работы получше. По дороге она спрашивала во всех лавках, не нужен ли
мальчик на посылки или девочка, то есть Маня.
Владек хорошо знал, как неприятно повсюду выслушивать, что ты не нужен, и
теперь уже не удивлялся, что мама все время такая сердитая. В одном месте
вежливо скажут, что работы нет, в другом крикнут, чтобы не приставали, в
третьем велят убираться вон. Даже собаки бросаются на тех, кто ищет работу, уж
это-то Владек знает.
И только сегодня мама рассказала все сразу.
У отца будет дневная работа, и платить ему будут больше, потому что его там
знают еще с тех пор, когда он был молодым и у него не было ни жены, ни детей.
Маня будет ходить в цветочную мастерскую, а Владек — в нефтелавку. Только он
должен быть очень осторожен, чтобы не устроить пожара.
|
