|
-Кто, ты говоришь, такой?- спрашивают
двухлетнего мальчика
-Королевич!
-В каком это месте ты королевич? - усмехается взрослая тетя
-В другом!
"...Неизвестно когда был основан город...По преданию,
однажды в песчаную бурю семь путников отстали в пустыне от торгового каравана.
Странники умирали от жажды , надежда покинула их. Лишь один из нихв полубреду
нашел в себе мужество утешить несчастных товарищей. Онрассказывал им про город,
который они вот-вот найдут, и в котором каж-дый из них будет и жив, и счастлив.
Для одного он придумал море за городской стеной, для другого - тенистые
безбрежные леса, третьему говорил о прекрасных оазисах, которые непременно
попадаются даже в самой страшной пустыне...
Когда силы, наконец, оставили, и его самого, в забытьи он увидал прелестное
женское лицо и услышал ласковый голос "Не сдавайся! Встань же, путник, ведь
спасение твое рядом"... Он открыл глаза, и встал, и увидел: в десяти шагах от
него начинается благоухающий зеленый оазис, и это был не мираж. И спаслись они
от смерти... и основали семеро странников Город Семи Башен..."
Большой Свод Хроник,
Хроника Дорожной Башни
Глава XXIII
* * *
В звездную ночь, в веселом королевском саду, за столом сидели
двое: мальчик лет десяти и пожилой господин с удивительной бородой: одна ее
половина была белой, а другая черна как уголь.
На столе в темноте мерцала хрустальная ваза с фруктами и угадывался причудливый
восточный кофейник. Но собеседники не притронулись ни к еде, ни к напитку.
- Тулбукунчик, - говорил мальчик звонким голосом, - миленький! Ты везде ездишь,
все знаешь и, главное, ты обещал, обещал!
- Все королевичи плохо воспитаны! Ты - упрямец, Маленький Сан, и будешь наказан!
Ожидание окажется длиннее на величину твоего нетерпения...
- Нет, нет, Тулбукун! Расскажи мне про Город Семи Башен! Ну, пожалуйста!
Помнишь, как ты говоришь: "Город Семи Башен - самый удиви-
тельный город на свете..."
- Ладно, маленький господин, - вздохнул Тулбукун.- Это и вправду, самый
удивительный город на Земле... Всем известно, что моду делают в Париже, в
Лондоне - туманы, деньги - в Нью-Йорке, а песни - в Венеции.
В Городе Семи Башен делают сказки. Конечно, сказки могут появиться где угодно,
но там - самые лучшие. Самые любимые истории, которые на все лады рассказывают в
разных краях, родились именно там. Ты слышал, например, про Пиноккио или
Буратино? Это сказки про деревянную куклу с длинным носом, которую вырезал себе
в утешение старости бедный мебельщик из дорожного квартала Города, а потом,.. э!
Что тут говорить! А вот где находится сам город, я тебе не скажу, туда попадают
разными дорогами и уходят разными.
- А ты? - перебил королевич. - Как ты туда попал?
- "Я не стану перебивать старших и буду вести себя тихо!" Повтори это, Сан Тун,
иначе я не скажу больше ни слова.
- Хорошо, хорошо, не сердись! И Сан Тун пробормотал скороговоркой про "старших"
и: "буду вести - себя тихо".
- ...Итак, - продолжал Тулбукун ,- Город окружен высокой каменной стеной, и
такой широкой, что часть горожан живет прямо в ней. Стену разделяют семь башен,
в основании которых семь городских ворот, и к ним выходят семь кварталов города.
Первая башня - Морская. На вершине ее маяк, а у подножия, в маленькой лагуне -
порт. Вторая башня - Северная, за ней огромная белая равнина, где никогда не
тает снег. За Лесной Башней стеной стоят дремучие леса, за Степной- степь без
конца и края... Через Большую Башню Пустыни из города тянутся бесчисленные
караваны, тесные улочки Пустынного квартала кажутся еще теснее от шума, криков
погонщиков, пыли, да клубков верблюжьих колючек. Приезжий решил бы, что он
оказался в караван-сарае, а между тем, в соседнем квартале, у Башни Джунглей,
всю пыль смывают дожди, которые идут целый месяц без передышки...
-Как же так может быть, Тулбукун?- перебил его королевич. - Ведь не могут один и
тот же город окружать и джунгли, и лес, и море, и даже пустыня - и все это около
одного и того же города ?
- А разве я сказал "около"? Я говорил "за городом"! Если ты выйдешь из города
через Морскую Башню- то выйдешь к морю, если через Северную - попадешь в страну
вечного холода и снега; а вот войти в Город можно только через Дорожную Башню.
Знаешь ли, мой мальчик, эта башня - самая маленькая, но когда ты возвращаешься в
город, ты видишь ее одну... и вот уже над твоей головой низенький свод ее ворот,
и стучит твое сердце громче копыт твоего коня, и кажется, что ты сам стал еще
выше, а она - еще ниже ростом, чем в прошлый твой приезд. Но милые уже очертания
убегающей улочки открываются твоему взору и в такую минуту веришь в любые, самые
волшебные сказки! В Хрониках Города Дорожную Башню называют Башней
Возвращения...
Ах, этот город! Я и теперь помню его так же хорошо, как собственный дом. Знаешь,
мальчик, отчего-то в Городе Семи Башен великое множество переходов, арок и
арочек. Нет там ни одной сплошной каменной стены, ни одного большого дома, где
за арочным входом не открывался бы уютный внутренний дворик. Знакомый архитектор
как-то сказал мне, что арка - это дверь в пространство, ведь в них всегда видно
небо. Наверное, так и должно быть в Городе Странствий.
Да, в этом городе есть все: тихие цветочные садики, где вечно светит солнце и
жужжат пчелы, за углом - мчатся открытые всем ветрам прямые улицы; у самого моря
ступени маленьких домиков заметает раскаленный песок, а в десяти минутах ходьбы
в огромных мраморных домах всегда ярко горят камины - ведь даже погода
совершенно разная в разных концах города. Впрочем, горожане этого как-то не
замечают и считают, что все в порядке.
Смотрел ли ты, Сан Тун, когда-нибудь на освещенные вечерние окна чужих домов? То
есть смотрел ли ты на них в холодный поздний вечер, когда вьюга подталкивает в
спину, а ледяной ветер не дает дышать? Вот мелькнет в оранжевом свете чья-то
тень, качнется занавеска и вспыхнет люстра, а то сквозь каменную стену и
обледенелое стекло донесется отзвук чьего-то ласкового голоса. Так и тянет
подойти ближе, да что там, заглянуть в эту загадочную жизнь из тепла и света.
Кажется, кажется прохожему в снежной мгле, что там непременно живется чудесно и
счастливо, а люди в этом доме красивы и веселы. Таким мне всегда вспоминается и
Город Семи Башен, может быть, может быть, я просто был молод когда жил там и
оттого счастлив...
- Расскажи еще, - вздохнул королевич, - хотя бы немножечко..
- Ну, хорошо. Мне и самому вдруг захотелось поговорить. Даже устройство
управления города так необыкновенно, что нельзя о нем не вспомнить. Правители
города - люди странные, непостоянные, и обязанности их, кажется, им вполне под
стать. В новогоднюю ночь, и только на эту ночь, самый лучший сказочник города
поднимается в Дорожную Башню, в огромный Зал Указов. Он садится там за
единственный стол на единственный в зале стул и всю ночь при свечах записывает
самую любимую, самую лучшую свою историю в большую Книгу Странствий. Это и есть
единственный Указ, которой правитель преподносит Городу. Говорят, что сама Фея
Странствий, покровительница города, меняет свечи и приносит сказочнику чернила.
А когда поставлена последняя точка, и просохнут чернила, Сказочник встает и
уходит из Зала Указов навсегда. Уж не знаю, каким образом. но записанные сказки
как-то потихоньку и все сильнее начинают изменять и сам Город, и его людей.
Стоило появиться в Книге Указов сказке о Золушке - и бедные кухонные девчонки из
таверен, замарашки с окраины, одна за другой обнаружили, они - принцессы. Никто
этому не удивился, обычное дело.
Говорят, что после сказки о Синдбаде-мореходе, в Морском квартале целый год
рождались только мальчики, а когда выросли, все стали капитанами. Помню, в год
Снежной Королевы зима была особенно вьюжной и снежной, а жители пробирались по
городу на лыжах и санках. Зато в домах вошло в моду выращивать розы к рождеству.
В год Бременских музыкантов город пел и плясал как никогда! Уличных музыкантов
было столько, что пройти по главной площади было не легче, чем через целый
играющий симфонический оркестр...
- Подожди, подожди, Тулбукун! Как же так! Разве можно стать правителем только на
одну ночь? - воскликнул юный королевич.
- Видишь ли, в Городе считают, что власть приносит человеку множество страданий.
Кто же решится мучить человека дольше? А между тем, согласись со мной,
сказочники и так отдают горожанам лучшее, что у них есть, самое любимое...
- Ну, хорошо, но кто же тогда выбирает этого лучшего Сказочника в году?
- О! Это вопрос настоящего королевича! Дело в том, что никто, никто не выбирает.
Просто в башню под силу взойти только тому, чью сказку теперь больше любят
жители. И все.
- Так легко?
- А разве любить легко?
Тут они замолчали и молчали долго. Разноцветные фонарики в королевском саду
становились все ярче, и часы пробили полночь, когда Тулбукун снова заговорил:
- Да мало ли странностей случается в Городе Семи Башен... В молодости я любил
ходить в порт, особенно летними вечерами. Было замечательно смотреть на
притихшие корабли, идти между веселыми и шумными компаниями моряков, видеть, как
встречаются влюбленные, поболтать с рыбаками. Однажды в обычный теплый вечер я
сидел на камне и смотрел в море. И море, и причалы сияли огнями как новогодняя
елка, над берегом спустилась полная луна, словом, я не мог оторваться от этого
великолепия и просто смотрел, не думая ни о чем.. Но вдруг... От самого дальнего
судна отчалила темная шлюпка, мелькнули длинными тенями весла, и лодка помчалась
прямо на меня. Клянусь тебе, мой мальчик! Все, до того сверкающие огни, внезапно
померкли и ярко, ярко, как облитые солнцем, вспыхнули борта, нос и корма, даже
уключины странной шлюпки. Она подлетела еще ближе и до меня донесся голос,
молодой и сильный. Чуть печально он позвал: "Мария!"… И все. Огни, освещавшие
шлюпку, тотчас потускнели и пропали. Была ли то игра света и тени, игра ли моего
воображения или что-то, куда более могущественное, не знаю. Но единственную
женщину, которую я любил всю жизнь, я встретил на следующее утро. И ее звали
Мария. Ты не заскучал ли мой мальчик?
- Нет, - встрепенулся, как ото сна, юный королевич. - Я все слушал и все слышал,
Тулбукун!
- Теперь уже поздно, Маленький Сан. Приходи завтра за своей первой сказкой, а я
стану тебя ждать в саду, на этой же скамье.
И на следующий день в синих сумерках пришла пора первой сказки.
ПЕРВАЯ СКАЗКА.
В Дорожном квартале Города стоял когда-то белый домик зеленщика. В нем жила
девушка-сирота, звали ее Элиза. От родителей остались ей несколько грядок
зелени, да умелые руки. Элиза продавала на Торговой площади петрушку и салат,
укроп, сельдерей и тмин, а под окошком у нее росли цветы, но не простые розы или
ромашки. У Элизы были самые редкие и диковинные цветы. Купцы, часто навещавшие
Город, знали веселую зеленщицу и привозили приветливой девушке немного семян
приглянувшихся в дальних странах цветов. Из темных лесов и холодной тундры,
степей и горных долин, - каких только запахов и красок здесь не было!
Однажды вечером, Элиза с товарками возвращалась домой. Было поздно, город уже
засыпал... Вдруг, в глубине притихшей улицы сначала цокнули, потом застучали
копыта, и в вечерних сумерках показался всадник. Весь в синем и на синем коне,
он летел вдогонку за девушками, вот уже нагнал, они кинулись в стороны, а конь
взвился и ударил копытами да так, что трава брызнула из щелей мостовой. Всадник
крикнул: "Эй!", и вмиг исчез в темноте. Пока перепуганные приятельницы
рассказывали наперебой, что увидала каждая, и какие быстрые синие глаза у
шального всадника, Элиза заметила - что-то темнеет на мостовой, там, где всадник
бросился вскачь. Она нагнулась и подняла темнозеленый стебелек с резной
коробочкой семян. Она тут же раскрыла коробочку - "Ой, да и семечко-то всего
одно!"- удивилась девушка и положила на ладонь белое зернышко в синюю крапинку.
Одна из торговок - старуха тоже заглянула Элизе через плечо, забеспокоилась,
забормотала, да и посоветовала :"Шли бы вы все домой, да поскорее, а ты, милая,
брось это! Ничего в нем нет хорошего!"
- Почему же, бабушка? А вдруг, я его посажу и из него вырастет самый красивый,
самый удивительный цветок, каких у меня и не бывало!
- Хм-хм. Удивительный! Это уж правда, что удивительный... Это - Трава Скитаний,
девочка. Как посадишь ее, дождешься цветения – пеняй сама на себя, - ответила
старуха. Взглянула на Элизу внимательно и пробормотала уж совсем тихо:
- Да может так тому и быть. Она-то, госпожа, сама выбирает себе подружек.
А Элиза вернулась домой, взяла глиняный горшок и посадила в него семечко.
Шли дни и недели, и совсем другой стала наша Элиза. Скучно теперь ей в маленьком
домике, надоела одна и та же дорога на Торговую площадь и обратно, надоели все
те же дома, те же деревья. Вдруг такими одинаковыми и серыми показались ей день
за днем, а впереди - бесконечная череда точь-в-точь таких же одинаковых дней!
Ах, как должно быть интересно жить, когда с наступлением утра твой караван
покидает город! Или раскачивает тебя на своей палубе отплывающий из города бриг,
и паруса его влажны от утреннего тумана! Какими чудными и чудесными кажутся нам
дальние страны и невиданные города...
А жизнь Элизы была так непохожа на эту бесконечно увлекательную прекрасную
жизнь!
Между тем, в глиняном горшке появился росток, понемногу потянулся вверх,
расправил листочки и, наконец, опустил длинный тонкий стебелек с большим
бутоном.
Как-то, вернувшись домой, Элиза зажгла свечку и, едва свет упал на цветок,
тонкий стебель вздрогнул, и три белых больших лепестка раскрылись так, как
раскрываются протянутые к огню человеческие ладони. Сначала один, потом второй
лепестки сразу оторвались от цветка и, медленно кружась, разлетелись в разные
углы маленькой комнаты.
Элиза затаив дыхание смотрела, как оторвался и третий лепесток, повернулся в
воздухе и плавно опустился к ее ногам. В то же мгновение, когда он коснулся
земли, у окна раздался шорох. Оглянувшись и подняв свечу, Элиза увидала темную
фигуру за столом. Фигура повернулась и оказалась молодей дамой, в черном мужском
платье.
-Вот ты какая!, - сказала дама, - Здравствуй, Элиза!
-Кто вы? - спросила Элиза и про себя удивилась, что нисколечко не испугалась
гостьи.
-Я и сама иногда не знаю... Впрочем, меня называют Фея Дальних Странствий, это -
мое имя.
-Дух бродяжничества, - догадалась Элиза и смутилась .
-Ну, нет, это мой брат. Нас много, братьев и сестер, - дама встала из-за стола,
и Элиза внезапно увидела, что на великолепном черном камзоле расползаются швы,
появляются дыры и костюм превращается прямо на глазах в настоящее рубище.
Перехватив взгляд Элизы, Фея улыбнулась. -
- Не надо бояться, я люблю менять одежду, ведь правда, в одном и том же скучно?
Не успела она договорить, как, по краям нищенских лохмотьев побежала змеей
блестящая кайма, диковинные серебряные драконы взобрались на рукава и плечи,
прямо с пола поднялся широкий плащ из лилового шелка и враз закутал стройную
фигуру дамы. Элиза уже начала осваиваться со всеми этими чудесами и,
опомнившись, стала просить гостью отдохнуть с дороги и остаться ужинать.
- Нет, - покачала головой Фея. - Я нигде долго не бываю, мне пора. А тебя я не
забуду, ты мне нравишься. На твоем окошке зацвела Трава Скитаний, и твой дом был
моим пристанищем .Три раза можешь позвать меня, три раза я выполню любое твое
желание. Собери цветочные лепестки, высуши их, а когда я тебе понадоблюсь, брось
лепесток в огонь - я и явлюсь. Да, знаешь, лучше если ты позовешь меня, когда
будешь в каком-нибудь другом месте, а еще лучше, если в другом городе... Да!
- О, Госпожа Фея! Я знаю, я уже знаю самое большое свое желание, помогите мне! Я
хочу все-все переменить. Больше не могу жить здесь,стоять за этим противным
деревянным прилавком целый день! Ведь бывает, бывает же по-другому! И я хочу
узнать, как это бывает... Уехать далеко-далеко, увидеть других людей, много
людей, хочу путешествовать по городам... Пусть это будет мое первое желание!
- Не стану тебя отговаривать, Элиза. Бросай лепесток в огонь, все будет, как ты
просишь! А теперь, проводи меня!
Дверь сама распахнулась перед ними, и за порогом склонились в поклоне четверо
мулатов с золочеными носилками под белым шатром. Дама, звеня браслетами и
подобрав перламутровый шлейф взошла в шатер, и выглянула последний раз:
- До свидания, Элиза! Будь счастлива!
Не спалось Элизе в эту ночь. А наутро... Ах, какое это было утро! Ветер дул с
Морского квартала, всюду пахло морем и солнцем, все цветы под окошком Элизы враз
распустились. а с площади, с Торговой площади, доносилась удивительная
незнакомая музыка: сначала призывно и весело пропела труба,
забил барабан, их вдруг передразнили скрипки, запиликали губные гармошки,
забренчала гитара. "Цирк!" В Город приехал Цирк. Не знаю уж почему, но в Городе
так редко бывали бродячие группы циркачей, что Элиза не видала их ни разу в
жизни...
Целую неделю продолжались представления акробатов и жонглеров, клоунов и
дрессировщиков. Элиза все вечера пропадала в цирке, а днем нанялась чистить
клетки и кормить зверей. Через несколько дней ей вручили метлу, чтобы подметать
арену и связку блестящих колец, которые она выбрасывала жонглеру из-за занавеса.
Быстро пролетела эта неделя, и поздней ночью четыре цирковых кибитки покинули
Город, а в одной из них, подпрыгивая на мешках с цирковыми костюмами, ехала
Элиза. Впереди ее ждал целый свет, а позади был всего только город, где она
родилась и превратилась в зеленщицу.
...Кочевая жизнь нравилась Элизе. Она привыкла к цирковой кибитке и бесконечным
переездам. Она полюбила пыльные дороги из города в город, мимолетные встречи и
разные лица, она часто вспоминала, но никогда не грустила о них. Маленькая
зеленщица выучилась жонглировать и танцевать на арене под клоунскую гармошку,
подружилась с очень бедными и очень веселыми циркачами. Элиза не всегда ела
досыта, но никто не видал ее унылой. Так прошел целый год, а за ним второй и
третий.
Элизе повезло: с труппой ездили два брата мима. Это такие артисты, Маленький
Сан, которые играют любые истории не произнося ни слова.
Все события и разговоры они представляют движениями, жестами и выражением лица.
Настоящий мим может стать птицей и морем, превратиться в растущее дерево и
летящий ветер, да вообще во что душе угодно. Мимы не меняют костюмы, они одевают
черное или белое трико, которое не скрывает самого легкого движения. Элиза
подружись с братьями и начала учиться у них актерскому ремеслу...
- Знаю, знаю, - вдруг перебил Тулбукуна королевич Сан Тун, - Помнишь, к нам во
дворец позвали цирк, давно уже, а представление было в саду. И там была девочка
в белом трико, с синими глазами , такая же маленькая, как и я. Она тоже была -
мим, и летала, как мотылек, самая красивая девочка на свете. Я потом никак не
мог заснуть, потому что ночью разразилась буря, я встал и все видел в окно.
Утром я убежал от няньки, а в саду мне сказали, что цирк уехал в ночь. И я очень
испугался за нее, за эту девочку, и даже плакал. Только не говори никому,
Тулбукун, пожалуйста!
- Ах, маленький Сан! Вы плохо знаете своего отца и короля! Неужели бы он
отпустил из-под своего крова в ночную непогоду бедных людей, подаривших ему
радость? Все артисты ночевали во дворце и ужинал с ними сам король. "Но! -
сказал он старому клоуну ,- Мой сын еще мал и я не хочу оставить королеву без
сына, а королевство без будущего короля. Ваша власть для него куда заманчивее
королевского трона и утром он удерет за вами. Не ловить же мне королевича как
беглеца! А между тем, скажи мне, Броун, с какого возраста лучше учиться на
акробата, дрессировщика или скажем на клоуна?" "Лучше всего с рождения, ваше
величество!" "Я думаю, с королями дело обстоит так же" - заметил король.
"Итак, я всех прошу сказать королевичу, что цирк уже уехал..." Так что,
прекрасная твоя незнакомка не попала в грозу, Маленький Сан! Не грусти, мой
друг, когда-нибудь и ты станешь удерживать своего сына дома, чтобы он не попал в
беду… Лучше послушай, что произошло дальше с Элизой.
Однажды цирк остановился на ночлег в маленьком селе. До столицы оставалось еще
долгая дорога через густой лес и у деревенских очагов было куда спокойнее и
уютнее. При дороге стоял трактир и его хозяйка позвала на ночлег артисток, а
всем циркачам вместе обещала ужин. Элиза вызвалась помочь доброй женщине убирать
со стола - и так ей понравилась, что хозяйка принялась выпытывать, кто такая
Элиза, живы ли ее родители -как судьба занесла ее в далекие края ?
Услышав, что Элиза знает травы, хозяйка задумалась и все-таки решилась:
- Слушай меня, девушка, только теперь разговор у нас будет тайный. Три дня назад
иду я по лесу и слышу - скачут верховые. Охотничьи рога запели, да такие,
которых у наших сельчан нет - значит охотится кто-то из городских, да не из
простых. Встала я за кустами - эти богатые охотники всякие бывают. Смотрю -
впереди молодой рыцарь, в шляпе - серебряное перо, сам смеется - да это ж наш
младший королевич! А вот за ним и трое слуг. Королевич все ближе, ближе, но
вдруг за ним слуга привстает в седле, натягивает лук и стреляет ему в спину!
Мудрено так близко промахнуться! А за ним и другой выпускает стрелу. Выпрямился
королевич, лицо у него сделалось удивленным, закачался в седле, потянул поводья,
послушный конь - на дыбы, да и сбросил седока наземь. Трое подскочили, чего-то
заспорили, один наклонился и снял королевский перстень, себе надел. Королевича
они в кусты бросили, решили, видно, что вот-вот умрет, вскочили на коней, да
только я их и видела.
Сколько я страха натерпелась, пока бедного мальчика довезла сюда, уложила его в
той комнатке, что под лестницей. Туда, кроме меня, никто не заходит. Как он
пришел в себя, все просил меня не проговориться никому. Встану, говорит, сам им
в глаза погляжу, это все братец мой старший старается. Только через день ему
стало хуже. Стрелы со спины я вынуть не умею, загорелось все его тело и в
сознание он больше не приходил.
Сегодня с утра, милая девушка, везде объявили , что старый король наконец-то
решил, кому он передает страну и корону. Все будто бы решилось само собой.
Беспутный шалун и озорник, младший королевич убежал из дома, как мальчишка;
оставил письмо, что желает провести жизнь в путешествиях, отказывается от трона,
а в доказательство тому оставляет свой перстень старшему брату. С незапамятных
времен, моя красавица, короли в нашей стране носят два перстня - один с надписью
"Повелевай!" и второй с надписью "Милуй!". До сих пор один перстень был у
старшего брата, другой у младшего, только настоящий король может одеть оба
перстня.
Король объявил, что разгневан на сына Артура и тот, если слышит указ пусть и не
думает о возвращении домой: корона достанется старшему брату! А ведь к слову
сказать, милая девушка, как все любили Артура, так мало кто жаловали старшего,
Эдмунда.
Так вот, милая, может ты и укажешь какую травку для молодого королевича? Да
пойдем, я тебе его покажу...
Трактирщица повела Элизу в маленькую комнатку под лестницей. На кровати, в
глубине комнаты, неподвижно лежал юноша, глаза его были закрыты. Лишь,
наклонившись к нему, Элиза увидела, как трепещут его ресницы и чуть
шевельнувшиеся губы выдают неровное дыхание. У Артура были светлые кудрявые
волосы, лицо в веснушках и оттопыренные уши, совсем, как у тебя, Маленький Сан,
только, конечно, он был постарше.
Конечно, Элиза сразу вспомнила про свою чудесную знакомую, взяла белый лепесток
из мешочка, который носила на поясе, и бросила его в огонь камина. Ярко
вспыхнули дрова зеленым светом, языки пламени осветили комнату и тихий голос
произнес:
- Здравствуй, здравствуй, Элиза. Не объясняй мне ничего, я все-все знаю.- На
этот раз Фея появилась в амазонке, будто только что ехала верхом.
- Его я тоже знаю, - склонилась фея над раненым королевичем. – Ты решила ему
помочь? Это - можно, но помнишь ли ты, что у тебя всего три желания и это уже
второе? И не станешь ли ты потом жалеть?
- Нет, нет, я не пожалею! Вылечи его, пожалуйста, милая Фея!
- Ну, будь по-твоему. Но я-то не зеленщица, я всегда знаю только дорогу... Пойди
сегодня в лес, выйди на опушку и отыщи старый дуб, он там один-одинешенек. На
северной стороне его кроны растет синяя ветка. Если бросить горсть листьев в
кувшин, залить родниковой водой и напоить королевича, он выздоровеет. Вот только
будет ли это хорошо для тебя? До встречи, Элиза.
Фея в кружевном камзоле скользнула в приоткрытую дверь, а Элиза отправилась в
лес.
Рано утром бродячий цирк уехал в город, а Элиза осталась ухаживать за раненым
королевичем. Представь себе, Маленький Сан, как очнулся умирающий Артур, как
увидел в первый раз зеленые глаза Элизы... Через несколько часов раны королевича
затянулись, и он встал. Элиза и Артур, как ты понимаешь, очень понравились друг
другу. Весь день они провели вместе и до сумерек успели узнать друг о друге
все-все. Пора было собираться в город. Элиза хотела догнать свой цирк, а Артур
решил пробраться в город неузнанным и, переодевшись, попасть во дворец, на
объявленную коронацию своего старшего брата.
Да, маленький Сан! Солнце так ярко светило в этот день, так чудесно было
выздоровление королевича, даже добрая трактирщица так сильно радовалась за
счастливый исход всех приключений, что все трое превратились в беспечных,
беззаботных людей.
Иначе они бы разглядели в одном из бродяг, заходивших, в трактир, переодетого
шпиона. Он подслушал и крепко запомнил все веселые разговоры, ночью поспешил в
город и предстал перед лицом будущего короля Эдмунда с обстоятельным докладом.
На следующий день, когда Элиза подошла к городским воротам, два огромных
стражника схватили ее за руки. Как ни умоляла их девушка, ни упрашивала сказать
куда ее ведут - ничего не услышала она в ответ. Ее толкнули в карету без окон, и
весь день без передышки скакали кони. Поначалу Элиза стучала вознице, потом
пыталась посмотреть на волю в дверную щель - все напрасно! Наконец, измученная,
она уснула, и спала долго, наверное, целую ночь. Сколько мчалась эта странная
карета, трудно сказать, но, наконец, она остановилась, и кто-то распахнул
дверцу. Ослепшая от дневного света, Элиза с трудом узнала схвативших ее вчера
стражников. "Ступай!"- сказал один из них. "Тебе оставляют и жизнь и свободу, но
не вздумай показаться когда-нибудь в нашем королевстве! Прощай!"
В этот же день такая же карета остановилась у границы королевства, и из нее
спрыгнул на землю Артур. Глаза его были завязаны черным платком, но руки ему
развязали.
-Что ж! -смеясь, сказали стражники. "Ступай и ты, Артур! Ты был веселым
королевичем , и за это мы высадили тебя недалеко от твоей подружки. Поищи ее,
далеко она не ушла. А обратно не приходи, здесь больше не твое королевство!
Трактирщице пригрозили сжечь ее трактир, если она хоть кому-нибудь расскажет эту
историю, и, хотя, бедная женщина вспоминала и жалела молодых людей, ослушаться
не посмела.
Конечно, маленький Сан, Фея помогла своим избранникам, и Артур нашел Элизу. У
танцовщицы Элизы больше не было цирка, а у королевича Артура - королевства, но
иногда такая потеря - сущая чепуха! Да, да, Маленький Сан, они пошли вместе. Мы
оставим их теперь и подождем в другом месте, пропустив долгую дорогу в шесть
лет.
О, теперь они путешествуют вместе и со своим театром. Артур сочиняет пьесы, а
Элиза играет в них женские роли. Театр имел успех, и за шесть лет они сыграли
два десятка пьес в двух десятках стран….И тогда Артур написал свою самую
замечательную пьесу. Может быть потому, что ее история была точь-в-точь похожа
на историю его и Элизы? Вот только конец у пьесы был печальным и Элизе это
совсем не понравилось Поэты знают больше других людей, а больше поэтов – только
те, кто любит. Поэтому Элизе очень не хотелось ехать в знакомое королевство, но
кто же мог переспорить Артура?
Спешили по пыльным дорогам театральные кибитки, день и ночь давно перепутались и
смешались у веселых странников, какая разница куда они ехали, главное, что
завтра все было иначе, чем было вчера….Но слишком торопился Артур, слишком
соскучился по дому и он один знал куда они так спешат… Однажды вечером
путешественники пересекли королевскую границу ,а уже через сутки были в столице.
Глашатаи на площади объявили вечерний спектакль. Весь город собрался на
представление, сам король велел поставить золоченый трон на специальном помосте;
пришел на представление и старый король-отец.
Ах, никогда так хорошо еще не играла Элиза, никогда так не старались ее
друзья-актеры. А ведь я еще не сказал тебе, Маленький Сан, что у Элизы и Артура
подрастал маленький сын Нан. Именно в этой пьесе маленький Нан представлял
мальчишку-подавальщика в трактире. Охала и шептала публика: "Смотрите, смотрите,
да ведь это все про наших королевичей! Вон - младший королевич: блондин, и
серебряное перо у него в шляпе, даже лопоухий он, как наш бывший королевич! А
как он говорит и как смеется! Уж не сам ли это королевич Артур? Да и старший по
повадкам так похож..." Король-отец сидел все представление не шелохнувшись, лишь
в самом конце встал и велел отвезти его во дворец. Золотая занавеска у трона
молодого короля ни разу не открылась, даже ни разу не вздрогнула.
Король-отец не спал всю ночь и думал весь следующий день. Как узнать
королевского сына в сочинителе уличных представлений? А сына-убийцу в другом
сыне-короле? А он-то сам? Мудрый король и любящий отец, сразу поверил, что
младший негодный мальчишка сбежал путешествовать, как всегда мечтал? Наконец,
король решился и велел отыскать трактирщицу, если и вправду такая жила на свете.
И тогда добрая женщина поклялась:" что представляли артисты то и было на самом
деле."
И пришлось королю поверить во всю эту историю. Приказал он немедленно привести к
нему старшего сына и его приближенных. Недолго он ждал, вернулись слуги и
сказали: "Нет! Короля нет, и в покоях его беспорядок." Тогда приказал старик
привести к нему младшего сына. "Нет!- отвечали слуги, -, Сегодня ночью одной
золотой стрелой убит поэт на Большой Дворцовой площади" "Тогда позвать ко мне
эту женщину, Элизу. Да, кажется, у нее был маленький сын?" И снова ушли слуги и
вернулись, и сказали: "Нет!- в третий раз. - "Театральных кибиток простыл и
след. Никто не знает куда они отправились." И старый король остался один.
На опушке леса, далеко-далеко от города Элиза развела костер и усадила сына у
огня. Они простились с театром и целый день одни шли по незнакомой дороге. Элиза
достала из-за пояса заветный мешочек, а из него сухой белоснежный лепесток,
точь-в-точь, как ее в ночь поседевшие волосы. Она бросила лепесток в огонь:
"Гори, мое последнее желание! Я хочу вернуться домой, а больше я ничего не
хочу!"
Не дрогнула ни одна ветка в лесу, и не показалась Фея на этот раз. Может быть,
она не хотела пугать маленького Нана. Только тихий, едва слышный голос, похожий
на шорох прошлогодней листвы ответил Элизе: "Поезжай! Ничего не бойся, ты
вернешься! И не думай, что все напрасно." Элиза вздрогнула от невидимого
прикосновения, подняла руки к огню и увидала на одной руке перстень, потом на
другой. На одном выгравировано "Повелевай!", а на другом "Милуй". "Это для
твоего сына от Артура, а это - от меня"- на груди Элизы оказался белый шелковый
платок, будто цветок, упавший с неведомого диковинного дерева. "Пока он на тебе
- кому бы не пожелала ты удачи в долгом пути, дорога его будет счастливой.
Теперь прощай! Пожелай и мне счастливого пути"
"Доброй дороги" - прошептала Элиза...
Да, Маленький Сан, Элиза вернулась в Город Семи Башен и прожила долгую жизнь.
Говорят, до последнего своего дня, она приходила утром к Морской Башне провожать
корабли, и в те времена все они возвращались домой из плавания.
- Какая грустная сказка, - произнес Маленький Сан. - Какие-то странные сказки
делают у тебя в городе. В сказках все должно кончаться хорошо, а здесь?
- Когда мне рассказал эту историю знакомый старик из Морского квартала, я тоже
сказал ему - грустная сказка, старик!
-Ты молод и глуп, - ответил старик . Если тебе и вправду грустно, значит сказка
была хороша, и ты не прочь послушать еще, а? Чем старее я становлюсь, Маленький
Сан, тем чаще думаю, что старик был прав! Ну, да хватит на сегодня? Придешь ли
ты завтра, королевич?
- Конечно, Тулбукун! А про что будет другая сказка?
- Видишь ли, маленький Нан, как ты помнишь, вырос в Морском квартале...,
представь сам...
И вот, когда снова стемнело в королевском саду. пришла пора
второй сказки.
.
ВТОРАЯ СКАЗКА.
Все мальчишки Морского квартала - юнги, все подростки - матросы, а все юноши -
без пяти минут капитаны. Поэтому, когда Нану, сыну Элизы-зеленщицы исполнилось
17, он поступил на торговый корабль, отплывающий к Зеленым островам за грузом
кокосового масла. В наследство от матери Нану достались ее рассказы, похожие на
сказки, да два перстня, которые молодой моряк обещал никогда не снимать.
Спустя месяц, корабельная команда с раннего утра проклинала палящее солнце, да
подсчитывала дни, оставшиеся до берега. Впереди была прохлада Зеленых островов,
белый город с ледяными фонтанами и твердая земля под башмаком. Нан переживал
больше всех, ведь для него это было первое плавание! Юнге нисколько не наскучило
море, но очень хотелось повидать чужие края, покрасоваться в заморском порту в
новеньком морском костюме, зайти, как взрослому в корчму, наконец, увидеть
знаменитую улицу Фонтанов и улыбки самых красивых девушек на свете, которые
гуляют там по вечерам.
Словом, ничто бы не омрачало мечтательного юнгу, если бы не выходки помощника
капитана. Он был новичком в команде и, честно говоря, всем пришелся не по вкусу.
Грубиян и хвастун, этот господин заставлял хмурится моряков, а юнгу невзлюбил
больше всех. Он не уставал придумывать для Нана работу потяжелее и погрязнее, но
никогда не был доволен сделанным, наоборот, он находил для юнги такие обидные
прозвища, что у молодого моряка темнело перед глазами. Наконец, однажды им
пришлось столкнуться лицом к лицу...
Утро тогда выдалось на удивление свежее, океан был тих, а воздух особенно
прозрачен. Нан сидел на палубе, глядел в сторону Зеленых островов и, любой
человек, глядя на него мог бы спросить: "Если этот мальчик не совсем счастлив,
то кто тогда счастлив в этом мире?" Блаженное состояние духа помешало Нану
заметить целых два важных события.
Во-первых. у самого борта, недалеко от него, появился помощник капитана и
брезгливая его физиономия не предвещала ничего хорошего. А во-вторых, прямо у
корабля, на ровной глади океана показался черный уголок акульего плавника,
который никак не хотел отставать от судна.
"Смотрите! - крикнул кто-то из матросов. Акула! Она гонит дельфина! Бедняга, так
и жмется к нам!"
Юнга в одно мгновение оказался у борта, как раз рука об руку с помощником
капитана. "Сейчас я их подловлю! Не думаю, чтобы кто-то смог сделать также!" -
помощник капитана наводил пистолет, потом выстрелил - и вправду попал в зловещий
черный плавник. Огромное белобрюхое тело перевернулось на поверхности волны,
акула отстала и ушла на глубину. Но помощник капитана и не думал прятать
пистолет. Он тут же перезарядил его и прицелился в дельфина, который на радостях
выделывал умопомрачительные прыжки, заглядывая добрым людям прямо в лицо. "
Обожаю движущиеся мишени" - пробормотал помощник, взвел курок и тут на его руке
повис опомнившийся юнга "Да вы что! Ведь это дельфин!" В ту же секунду громче
выстрела прозвучала оплеуха, и Нан кубарем покатился на палубу. "Щенок! -
взревел помощник, - я тебя самого подстрелю!" Матросы подхватили юнгу, а
появившийся капитан жестом приказал помощнику удалиться в каюту.
Эта история ужасно обозлила помощника, хотя не слишком огорчала Нана. Однако, с
тех пор с юнгой стали происходить непонятные и странные вещи. Стоило Нану
закрыть глаза, как на него наваливался душный и тяжелый сон, похожий на обморок.
Во сне ему неизменно являлся дельфин, и в чертах морского зверя Нану чудилось
вполне человеческое выражение. Казалось, еще секунда и дельфин улыбнувшись,
заговорит, и даже улыбнется , а Он, Нан, так будет счастлив! Но стоило
обескураженному юнге разлепить глаза, как ничего из своего сна он и вспомнить не
мог, вот только было чего-то жаль, чего он никак не мог вспомнить и назвать
Солнце день ото дня становилось все ослепительнее, ожидание земли все
томительнее, а ночи темнее и теплее. Как-то под утро, вконец задохнувшись в
кубрике, Нан выбрался на палубу и уснул, развалившись, как в кресле, в свернутом
канате. Дельфин появился перед ним тотчас, и на этот раз он заговорил, а Нан
понимал каждое его слово.
- Привет! - голос дельфина был беззвучен, некоторые слова он и вовсе
недоговаривал, юнга как-то сам собой понимал его.
- Привет! Ты меня спас! Ты - добрый! Жалко, что ты не живешь у нас. Мы бы с
тобой плавали бы вместе. Старые дельфины говорят, что это для людей очень
просто: надо прыгнуть в воду и закрыть глаза. Главное - не пугайся и не думай,
что ты умрешь. Не дыши, как человек, не расталкивай воду руками и ногами. Просто
слушай как шумит океан, так же, как шумит кровь в твоих жилах, доверься теплым
подводным течениям и плыви вниз. Когда в твоих легких вовсе не останется
воздуха, и ты почувствуешь, что тонешь, то скажи, но не губами, а внутри себя:
"Я –дельфин. Я знаю, что вокруг меня и делаю все, что захочу!" Вот только как
превращаются обратно в ходящего по земле, я не знаю.”
Юнга открыл глаза и не сразу понял - приснился ли ему разговорчивый дельфин,
вправду ли он видел морского зверя? И сколько бы он не думал о странном сне, так
ничего и не решил.
Прошло еще несколько долгих жарких дней. Вот-вот, казалось, покажутся
долгожданные Зеленые острова. Но однажды утром крошечное облачко повисло на
горизонте, которое через полчаса превратилось в огромную тучу, которая понеслась
навстречу кораблю. "Все наверх! - прокричал боцман, и бриг будто очнулся от сна.
Кинулись матросы к парусам, откуда ни возьмись поднялся сильный ветер, вышел на
палубу побледневший капитан. Юнга даже не успел увидеть, как быстро чернеет
океан и поднимаются волны с белыми пенными гребнями. Вскоре они уже легко
перехлестывали за борт, сбивали матросов с ног. Крики моряков стали беззвучными,
не слышен был топор, рубивший мачту, а боцман на мостике, казалось, только в
ярости открывал рот. Зато ревел Океан, на одной ноте, но все громче и громче,
как вдруг что-то изменилось в этом неумолчном звуке.
Корабль вздрогнул и, остановившись на секунду, стал переворачиваться на бок, все
быстрее и быстрее. Юнга был у того борта, что стремительно опускался в волну.
Судорожные попытки зацепиться за что-нибудь заняли последние секунды, и Нан с
головой нырнул в океанскую пропасть. Еще несколько секунд - и выровнявшийся было
борт, подбросил его обратно к небу, ободрав в кровь ладони и ускользнув
навсегда.
"Все" - пронеслось в голове у юнги. Он, собравшись с силами, вывернулся в воде и
потянулся на поверхность, но огромная подоспевшая волна легко подкинула его и
понесла. Прямо перед собой Нан успел увидать днище перевернутого корабля и
несколько темных фигурок на воде. Больше он ничего не видел, волна соскользнула
вниз, свернула его в комок и вдавила в глубину. Силы оставили пловца, он
медленно опускался вниз, в черную воду, и уже не дышал.
И вдруг! Да, это случилось вдруг и как-то само собой, будто самого Нана вовсе не
было при этом. Вдруг он услышал "Доверься Океану и теплым течениям, плыви вниз
без страха, не думай, что ты умрешь." И Нан уже и сам вспомнил, что нужно потом.
Он не сказал громко, он закричал, но не губами, а внутри себя: " Я-
дельфин! Я знаю, что вокруг меня, я не боюсь и делаю, что захочу!" И он
засмеялся и смех этот тоже был где-то внутри его. На юнгу навалился странный
внезапный сон, он замер, и никогда уже не узнал, как долго этот сон продолжался.
Проснулся Нан от резкого толчка в бок и тут же собрался размахнуться и ответить
обидчику кулаком. Но, боже! Открытые глаза его ничего не видели, и он никак не
мог поднести руки к лицу. Зато он тут же услышал странно знакомый голос:
"Здравствуй! Хорошо, что ты здесь. Все люди там, на дне, но ты жив, не бойся!"
Юнга, наконец, различил темный дельфиний силуэт, и круглый понимающий глаз
оказался прямо у его лица. Почему-то Нан сразу понял все! Если бы ни его новые
непослушные глаза, он бы наверное заплакал.
Не стану придумывать, мой королевич, я не знаю как все было дальше. Но
доподлинно известно, что Нан целый год пробыл дельфином в теплых водах Южного
Океана. Новый друг всегда был о ним, и они делили пополам и опасности, и забавы.
Наверное, это замечательно, - схватить за хвост уснувшего баклана или
перебрасываться медузой вместо мяча, или мчаться наперегонки и вдруг выпрыгивать
в воздух, кувыркаясь на солнце... Я думаю, мой господин, это ты знаешь лучше
меня, как весело играть в воде, смешить своего друга и плавать куда угодно.
Наверное, жизнь юнги-дельфина была совсем непростой: ведь у дельфинов есть
смертельные и коварные враги - акулы. И говорить по-дельфиньи и даже плавать,
как следует, Нан научился не за один день. Но про все это я ничего не знаю, да и
трудно это понять человеку. Зато мне известно, что однажды Нан с другом заплыли
туда, куда никогда не плавали раньше и оказались у Зеленых островов. Они прыгали
над волнами, разглядывая берега, лодки и даже людей на земле.
- Знаешь, - сказал Нану дельфин, - когда я был совсем маленький, мой отец
показывал мне поблизости удивительную подводную пещеру, там всякие смешные
штуки. Тебе понравится, поплыли!
И они поплыли на север, и нырнули на глубину, проскользнули в длинный придонный
коридор подводного ущелья и оказались среди каменных скал удивительной
правильной формы. Скалы были расположены в определенном порядке, угадывавшемся в
мутной воде и зарослях лохматых водорослей - это был... город! Целые кварталы,
повисшие в толще воды, дома и улицы, переулки и ограды! Нан с другом пронеслись
над ними, сделали круг над белой вымосткой огромной площади и опустились на
каменную скамью у развалин когда-то высокого дома.
- Я никуда отсюда не уйду, пока не увижу все-все, - крикнул Нан своему другу.
Дельфин в ответ затрещал и засвистел:
- Ты же не видел самого главного, плыви за мной!
Они опять понеслись по-над городом, вдоль широкой прямой улицы, пока не
наткнулись на каменную стену, преградившую им путь. У основания, на самом дне
виднелась низкая арка, под ней - выложенная камнем лестница. Не сговариваясь,
друзья нырнули в арку и увидели, что лестница ждет вверх, поднимаясь все выше
широкими витками по внутренней стене круглой полой башни. Дельфины поплыли
вверх, поднимаясь вертикально из морской глубины, и перед ними мелькали
бесконечные витки лестницы, пока вода не посветлела, и где-то близко не
почувствовалось солнце - наконец, они вырвались на поверхность воды.
Но где же простор и океан без конца и края? Любопытные приятели оказались в
самом центре озера, окруженного высокой скалой. Необыкновенная скала была
сложена из неровных каменных глыб, подогнанных так плотно, что в щель между
камнями невозможно было бы вогнать самый острый нож. На широкой верхней площадке
стены замкнутым кольцом поднималась белая галерея странного здания. Вход в него
охватывала большая лестница с широкими ступенями, но не было видно ни окон, ни
дверей Получалось, что океанское дно - внутренний круглый двор, к которому и
спускалась винтовая лестница внутри горы и когда-то это здание было
высоко-высоко над всем городом и больше всего напоминало храм. Сердце Нана
билось как сумасшедшее и дело, конечно, не в том, что они плыли слишком быстро.
Дома, улицы, лестницы, невероятный и таинственный город живо напомнил ему другой
- милый и единственный, куда он не мог прийти, потому что у него не было ног, не
было рук, чтобы толкнуть дверь в маленьком домике Морского квартала.
Они возвращались не торопясь. Нан молчал, а его друг, по обыкновению, трещал без
умолку. Когда они спустились в город Нан сказал: "Я остаюсь."
С того дня, когда Нан поселился в развалинах и пришла к нему тоска о земле. Друг
навещал его, но скучал в старом городе, а наверху, у круглого храма ему и вовсе
было неинтересно. Зато Нан был неутомим. Он перевернул все городские камни и
выучил все улицы. Не было ни одного окна в уцелевших домах, из которого бы он не
выглянул, ни одного обломка, которого бы он не узнавал в лицо как старого
приятеля. Время и соленая вода съели все, что было недолговечного и непрочного в
людском жилье, не было больше ни цветных одежд, ни деревянной утвари, ни
искусных циновок и букетов лишь темные лохмотья в ракушках и кристаллах едкой
соли плавали в воде у самого дна… Все пропало! Но вскоре он нашел железный
ножик- острый и удобный, который пожалело море, потом другие ножи и наконечники
стрел,потом ременные пряжки и три потерянных женских браслета, родин такой
маленький- к узкому самому узкому запястью, и пуговицу, которую пыталась клевать
глупая голубая рыбка… Он стал искать и нашел, увидел и узнал, даже увидел
жителей своего города: многие стены были украшены рельефами, и там остались
танцы и моды, правители города со свитой, прелестные девушки, ряды воинов,
идущих на битву, смешные бесстрашные акробаты , гордые караваны кораблей и
скорбные сцены похорон.-все продолжало жить!
Да, милый королевич, человеческая жизнь оставляет великое множество следов и
отпечатков для того, кто хочет о ней знать и помнить. А Нан хотел! Ведь это была
единственная человеческая жизнь доступная ему, морскому жителю. И, конечно, не
давала ему покоя загадка круглого храма на вершине горы. Что ж! Ему оставалось
высовываться из воды и смотреть, как солнце играет перекрестными тенями
галерейных колонн, и как изредка чайки, залетевшие далеко в океан, садятся
отдохнуть на крышу.
Пролетел целый месяц. Чем больше Нан привыкал к подводному городу, тем сильнее
ему хотелось вернуться домой. Ему все чаще снилось то, что было с ним там,
"дома", в человеческой жизни: деревья и дождь, горячий песок под босыми ногами,
множество людей. Он слышал мамины песни и протягивал руки к огню. Раньше он
никогда не плавал за кораблями, как делают многие дельфины, но пришел и его
день. Однажды Нан провожал парусник, проплывающий к Зеленым островам.
Видишь ли, Сан Тун, обычно люди слышат то, что хотели бы услышать. Именно
поэтому с палубы парусника до Нана долетели обрывки беседы двух отдыхающих
матросов "Эй, Джон! А откуда ты родом?" "Из Города Семи башен, и клянусь, я не
видал на свете города лучше."
У Нана потемнело в глазах. Не хотелось ему больше плыть за кораблем. Он рванулся
прочь в океан, в спасительную глубину, без конца кружил по подводному городу,
пока в изнеможении не опустился на мостовую. Он ни о чем не думал, просто лежал,
прислонившись к каменной плите, и смотрел в воду. Наконец, взгляд его
соскользнул вниз, на камни. Эту плиту он видел много раз и наизусть помнил
выбитые в камне рисунки. Тут были бородачи в длинных одеждах, провожавшие
корабли, сцены каких-то сказок и морских битв, обрывки небесных карт - все это
было знакомо, хотя и непонятно. Но вот, еще ниже, там, где каменная плита
закрывалась мутным зеленым облаком гнилых водорослей, там, показалось Нану,
мелькнуло еще что-то, до сих пор не замеченное. Он разрыл носом легкую зеленую
грязь, и, когда вода вновь стала прозрачной, - тогда он увидел, но не картинки,
а надписи. Это были слова, и самое удивительное, что он легко понимал
написанное, кроме тех мест, где был попорчен сам камень и надписи размыты. Нан
принялся расчищать всю плиту, а когда закончил работу, прочитал вот что:"... И
было предсказание...город погибнет... только Храм Луны останется над океаном...
Немногие спасутся и уплывут к Зеленым островам... но не будет среди них
посвященных и погибнет слава детей океана. Не смогут они ходить под парусами и
забудут своих предков и древние песни... Смилуйся, Богиня Странствий, верни
своим послушникам надежду... Только царь и сын царя, принявший жизнь Океана и
облик морского зверя, спасет их. Пришли же его и укрепи его сердце мужеством,
дай силу Повелевать собой и Миловать подобных себе. Так предсказывают звезды и
да сбудется судьба..."
Странная была надпись и Нан не все понял. Только часто-часто повторял он про
себя древние слова, когда часами лежал на ступенях храмовой лестницы. Нижняя
часть ступеней была полностью закрыта водой, и так близко оказаться у солнца и
воздуха он мог только здесь. Тоска теперь не оставляла его ни на минуту,
наоборот, становилась невыносимой, а подводная жизнь казалась пыткой без конца.
Здесь на ступенях, он и подумал однажды, что мог бы перебраться и поближе к
входу храма. "Так, - сказал он себе, - ничего не случится, если я запрыгну на
самую площадку у входа, даже успею заглянуть внутрь, а потом в воду" Он
немедленно попытался это проделать - и, удача! Нан стукнулся о каменную
площадку, и неуклюже забился на ней, поворачиваясь к входу, На него пахнуло
вечной прохладой и плесенью каменного дома, куда веками не заглядывало солнце.
Совсем задохнувшись, он бултыхнулся в воду, но попробовал еще раз, и еще, и еще,
подбираясь все ближе к темной арке храма. Рискованная игра так увлекла его, что
он прекратил ее только наконец обессилев, когда стало совсем темно. Ночью он
спал беспокойно и едва дождался утра, чтобы все начать сначала. В этот раз он
добрался к самой арке и разглядел коридор, сбегавший внутрь храма.
Может быть, Маленький Сан, все дело в том, что Нан был очень похож на своего
отца. Помнишь, Артура, который играл перед своими убийцами, спектакль про них
самих? Зачем он это делал? Может быть и ты понимаешь, в конце концов ты тоже сын
своего отца...
Да, так о чем я ? О том, что юнга в своих прыжках начисто забыл обо всем на
свете, и, кроме всего прочего, о приливах и отливах. Ведь недаром храм океанитов
назывался храмом Луны. Два раза в сутки небесное светило притягивает к себе моря
и океаны Земли и два раза отпускает обратно. Любой дельфин знает это, заранее
чувствуя приближение прилива. Однако, Нан все-таки был не только дельфином, а
еще сыном упрямого Артура. Неудивительно, что он сразу не заметил, как вода
отступила от каменных ступеней и расстояние от океана до каменной площадки
сделалось гораздо больше, чем полсуток назад. А юнге непременно хотелось еще и
еще заглянутъ в храм. И, когда он в очередной
раз, задыхаясь, оттолкнулся от камней и бросился в воду, его головокружительный
прыжок закончился оглушительным ударом о широкую каменную ступень. Спасительный
океан был рядом, но удар оказался слишком силен и тело не послушалось усталого
дельфина. Он отчаянно забился на ступени, и бился долго, но все тише и тише,
потом глаза его закрылись, а голова стала тяжелой. "Снова умирать" - пронеслась
слепящая мысль, и он уже не испугался… Но вдруг его собственный Голос где-то
внутри Нана повелительно произнес "Не бойся! Доверься теплым течениям воздуха и
дыши, как человек! Не думай, что умрет дельфин, ты - человек и это твой океан,
делай же что хочешь."
Очнулся Нан ночью, почувствовав какое-то движение вокруг себя, и тут же задрожал
всем телом - это была не вода, а другое, знакомое ему. Влажный ночной ветер,
летевший с океана к храмовой скале, разбудил Нана. Теперь он открыл глаза: на
метр перед ним тянулась выщербленная ветром каменная ступень, а за ней и под ней
вздымался бескрайний океан. Он попробовал подвинуться ближе к воде. Тело наше
всегда лучше нас помнит наши привычки - и Нан вдруг увидел свои руки,
вцепившиеся в ребро камня - и замер. Еще раз взглянув на руки, он одним
движением перекатился на бок и, наконец, сел. Он опять был человеком! На нем
даже оказались его матросские рубашка и штаны, даже кольца Элизы блеснули на
левой руке в тусклом лунном свете... Думай сам, маленький господин, что делал
юнга ночью на каменной лестнице. Знаю только, что едва утреннее солнце согрело
его, он поднялся и вошел в храм. По сырой и темной галерее Нан шел по кругу пока
не добрался до центрального внутреннего входа. Посреди небольшого помещения, где
окна были только на крыше, возвышалась круглая площадка. Поверхность ее
оказалась гладкой, как стекло, и только в центре торчал вертикальный
металлический стержень. Сырость не тронула блестящего металла, как будто он был
только что из кузни, и Нан решил, что стержень серебряный.
У отверстия, куда входил стержень, Нан разобрал надпись: "Откроешь ты тайную
дверь, и спасешься и память о нас ты спасешь. Надень свои кольца на рукоять и
жди." Нан не сомневался и не думал слишком долго. Он нанизал свои перстни один
за другим на металлический прут и приготовился к чему угодно. Судя по еле
слышному звуку, перстни упали где-то далеко-далеко внизу. И вдруг каменная
полированная площадка сдвинулась, потом еще, и весь храм откликнулся нарастающим
гулом, будто ожил и пошевелился каждый камень на своем месте. Круглая площадка
поползла в сторону и понемногу открывала черный провал подземного хода с
маленькой, в одну ступень лестницей, нырявшей прямо вниз. На второй ступени
лестница Нан нашел кремень и кресало, да спекшийся от времени факел. Приготовить
трут из подола рубашки, зажечь его и с пылающим факелом протиснуться по тесной
лестнице – все это заняло много времени, и над океаном уже спускались сумерки,
когда Нан оказался, наконец, в небольшой комнате со сводчатым потолком.
Оглядевшись, он заметил в комнате еще один выход, плотно закрытый металлической
дверью и какие-то непонятные предметы - огромный сверток в углу обмотанный
кусками ткани с локоть шириной, большие каменные ящики у другой стены - всего
пять. Судя по тому, что крышка одного была чуть сдвинута, можно было попытаться
их открыть. Но сначала он решил заняться свертком и потратил немало усилий, пока
перед ним не возникло в неровном свете факела настоящее чудо - легкий кожаный
челнок. Спеленать его просмоленными бинтами и сохранить на века - такое мог
придумать только умелый и мудрый! Теперь, теперь он мог уплыть, на землю, даже
вернуться домой! Но что означало все остальное, предсказанное ему? Ведь он уже
не сомневался, что волшебное предсказание океанитов относилось именно
к нему. Что предстояло ему вернуть, какую славу погибшего народа он мог привезти
его оставшимся детям? Нан снова огляделся и решил, что пора заняться каменными
ящиками, молчаливо стоявшими в ряду у стены. Он попробовал сдвинуть одну из
каменных крышек и она поддалась его усилиям. Нан заглянул внутрь и увидел, что
ящик полон таких же просмоленных свертков, только маленьких. Он развернул один -
это был чертеж парусника и, Нан мог бы поклясться, что он еще не видел таких
странных и красивых кораблей. Второй, третий кожаный свиток – все это были
чертежи и расчеты. Юнга бросился открывать второй ящик - здесь оказались свитки
с записями по истории океанского города, в следующем - небесные карты и карты
морей и океанов, где он обнаружил описание неведомых земель, описания
неизвестных архипелагов и островов, открытых когда-то отважными
мореходами-океанитами. Вот, оказывается, в чем состояло бесценное наследство
города! Здесь была его слава и будущее, спасенное его мудрецами от
всепоглощающей стихии. На этом и обрывается подробная история Нана-дельфина.
Известно, что он добрался до Зеленых островов и прожил там всю жизнь. Уцелевшие
когда-то потомки океанитов основали на Зеленых островах маленький город и Нан
был его бессменным правителем до самой смерти. Выросли его маленькие ученики,
набранные из горожан, вернулись первые экспедиции, вновь отыскавшие богатые
земли и острова, когда-то принадлежавшие океанитам-мореходам. Потомки моряков
вновь стали моряками, только сам Нан больше никогда не вставал под паруса, - он
говорил, что океан больше не выпустит его на землю.
Одна из девушек, встретившихся ему в городе в Праздник Первого корабля, стала
его женой и у них родился сын Джим. Отец часто рассказывал Джиму историю его
рода и свои приключения, а повзрослев, юноша с готовностью обещал отцу вернуться
когда-нибудь в Город Семи башен, хранить родовые перстни..., но это совсем
другая сказка, приходи за ней завтра, маленький господин!
- Спокойной ночи, Тулбукун, целуя его в колючую щеку, отвечал королевич. Но ведь
ты мне скажешь, про что будет новая сказка?
- Нет-нет, маленький королевич, сегодня уходи и приходи завтра за своей сказкой.
Всему свое время...
И вот, когда вновь стемнело в королевском саду, пришла пора третьей сказки.
.
ТРЕТЬЯ СКАЗКА.
- Что ж, Сан Тун, готов ли ты слушать дальше? - спрашивал на третий вечер
Тулбукун у маленького королевича.
- Готов, готов, Тулбукунчик! Я целый день ждал и ждал, когда же будет вечер,
начинай же скорее! - отвечал ему мальчик, забираясь с ногами на скамью и
усаживаясь поудобнее...
-Ты, конечно, помнишь, что Джим, сын Нана, обещал отцу непременно вернуться в
Город Семи Башен? Он отправился в свое первое путешествие и в конце концов
оказался у той самой башни, что зовут Башней Возвращения. Отец столько
рассказывал ему про город, что юноше казалось, будто детство его прошло не на
Зеленых островах, а здесь. у городской стены, в каком-нибудь домике с маленькими
окнами на море. Из Башни он отправился прямо в город, ожидая здесь самых
невероятных чудес и приключений. Джим бродил по улицам и переулкам пока не дошел
до квартала Большой Желтой башни, Башни пустыни. Он с удивлением глядел на
верблюдов и оборванных погонщиков, жевал горстями сладкие финики, которые растут
здесь на каждой улице, пил щербет у босоногих мальчишек из длинных изогнутых
кувшинов и совсем потерял счет времени. Однако к ночи, ноги перестали его
слушаться и заплатив золотой, он оказался в восточной гостинице, в одном из
бесчисленных караван-сараев Пустынного квартала. Хозяин привел его в маленькую
комнату, обитую коврами, с тихим фонтанчиком посередине. Едва журчала вода, Джим
слышал собственное дыхание, а больше ни звука не доносилось сюда из целого мира.
Джим бросился на тахту и тотчас уснул безмятежным и счастливым сном, каким спят
только семнадцатилетние люди в новом городе...
Посреди ночи неясный звук, еле слышный, почти неуловимый заставил его очнуться.
Джим сел и оглянулся, - нет, ничего не изменилось в полутемной комнате. Он долго
прислушивался и не сразу, но уловил в журчании фонтана человеческое дыхание и
голос, протяжно выговаривавший слова. Через минуту Джим готов был спорить с кем
угодно, что голос был самым прекрасным голосом на целом свете! Он решил , что
поет все-таки не вода: звуки доносились откуда-то из-за спины, казалось, прямо
из стены, обитой толстым ковром. Джим вскочил на диван, провел руками по мягкой
стене и заметил, что верхний угол войлока прибит не так уж плотно. Он потянул
его вниз и на стене открылось крошечное решетчатое окошечко в соседнюю комнату.
Голос теперь доносился ясно, будто пел ему прямо на ухо:
"... Яркие звезды в далеком пути,
Проводники мои,
Туда, где кончается свет и любовь,
Не дайте дойти... "
Джим прильнул к окошечку и увидел слабо освещенную комнату. В глубине ее, лицом
к нему сидела девушка. Уж если город показался Джиму полным самых пленительных
чудес и тайн, то самое невероятное чудо было теперь у него перед глазами.
Нет, это вовсе не была красивейшая девушка на свете и есть на свете песни
получше той, что слушал Джим! Для Джима они были именно такими. …Знаешь ли,
милый Сан, людям так трудно разговаривать, так вышло, что, человеческий язык не
знает самых главных слов... Тех, которыми можно позвать дрожащий лист, назвать
каплю дождя или окликнуть синие сумерки, так мало у нас слов узнаванья или
любви. Конечно, конечно, всегда рождались поэты, искатели этаких слов. О, как их
мучит жажда несказанного и невыразимого на человеческом языке, какими
сочетаниями и созвучиями ищут и ловят они их в
своих песнях! Все кажется: вот, скажет кто-то из них то самое, и назовет пусть
хотя бы одно из заветных слов нечеловеческого, скрытого языка... Но нет, они
вечные странники, нет конца их пути! Один поэт объяснил мне, что это - язык
сердца. Произнесенные вслух эти слова были бы сущими, люди сравнились с богами,
и научились бы давать жизнь всему, что рождают их сердца и желанья... Понимаешь
ли ты меня, маленький Сан?
- Кажется, да - тихо отвечал королевич.- Значит, и я никогда не скажу
понастощему, что захочу?
- Может быть ... Но зато как и все остальные, ты будешь стараться. Однако,
вернемся к Джиму, который стоял у окошка, пока девушка не поднялась и не
потушила свечей. Что ж? Наш герой решил дожидаться утра и непременно увидеть ее,
узнать кто она. Но..., все-таки ночь была темна и безмолвна, а смущенное сердце
Джима совсем перепутало его мысли. Он сидел и глядел на фонтан, он вставал и
ходил по маленькой комнате, снова садился, а ночь все не кончалась и случилось
то, что должно было случиться - Джим уснул. Только утром разыскал он хозяина
караван-сарая и стал расспрашивать его про свою соседку. Было поздно! Ах, как
поздно! Хозяин сказал, что госпожа отправилась с караваном рано утром, а куда
именно - Бог весть! Конечно, если господин поторопится к Башне Пустыни, то может
быть и узнает что-нибудь, но тут уж без коня не обойтись. И хитрый караванщик
втридорога продал Джиму арабского скакуна. Джим не раздумывал ни минуты, вскочил
на коня и полетел быстрее ветра, кружившего по переулкам Пустынного квартала.
Кто знает, будь получше по прибит ковер к стене его комнаты, может быть, никогда
не отправился бы он в этот странный путь, а может быть, у всякого есть своя
стена, где специально для него неплотно прибит красивый ковер!
Расспросив стражников о таинственном караване, Джим помчался от городской Башни
прямо на восток, изредка отмечая, что на песке еще видны следы проходивших
верблюдов. Так пролетел весь день, он загнал коня, а караван был неуловим.
Пропали в конце концов и следы на песке, и город остался далеко-далеко позади...
Можно было еще повернуть назад, позабыть и странную девушку, и свою глупую
скачку по пустыне, и все-все.
Вот только ночная песня не смолкала у Джима в ушах, наоборот, он вдруг стал
припоминать слова, которые, как казалось, и не расслышал. И незнакомая девушка
казалась ему знакомой давным-давно, и мучительное беспокойство не давало ему ни
минуты передышки. Его остановили ночь и холод. Пришлось, наконец, устраиваться
на ночлег. Но что это? Джим услышал вдруг тихое позванивание колокольчика, шорох
песка и из-за ближайшего бархана показался верблюд, такой белый, что даже в
сумерках он показался Джиму белее снега. Всадник на верблюде был с головой
закутан в белое покрывало, и оно было еще белее, почти светилось. Пока Джим, как
проснувшийся маленький мальчик, протирал глаза, верблюд подошел совсем близко и
покрывало упало прямо к его ногам. Перед ним была та самая девушка, это была
она! Если бы мы с тобой, маленький Сан, увидали ее так близко, то узнали бы ее -
Фею Дальних Странствий, но Джим раньше и не слыхал о ней!
- Ты искал меня - сказала Фея Джиму, а тот никак не мог опомниться и не нашел
ничего лучшего, чем спросить:
- А где же караван?
- Зачем тебе караван?- улыбнулась Фея. Его просто нет, а я - здесь.
-Люди зовут меня Феей Дальних Странствий, а ты - Джим. Так для чего ты искал
меня?
-Ты пела - отвечал Джим. - И я хотел увидеть тебя. Не исчезай.
- Ты говоришь странно. Люди, бывает, зовут меня, я помогаю, чем могу, но зачем
тебе я сама? Не стоит привязываться к тому, что исчезает...
- Ах, нет - перебил ее Джим.- Я понимаю..., Если тебе хочется вечно
странствовать - возьми меня с собой, я буду всегда рядом. Клянусь, мне не мила
та страна, где не будет тебя, и не нужны другие люди, если тебя нет среди них.
Сердце мое пропало сегодня вместе с тобой, как же мне теперь быть?
- Все люди - отчаянные смельчаки, совсем не боятся давать клятвы... улыбнулась
Фея.- Что ж? Если ты и вправду не боишься потеряться в мире - догони меня Джим!
Я и сама не знаю, как это может случиться, но вдруг? Догони, и я останусь с
тобой навсегда... А может быть ты передумаешь, попутчик? Я стану вспоминать тебя
и не обижусь, нет... Прощай же !
И Фея исчезла, будто растаяла в темном пустынном небе, исчез и верблюд, замолчал
и тихий колокольчик.... Вот так, маленький Сан.
А Джим решил найти свою Фею.
Наутро его подобрал проходивший мимо караван с грузом индийского шелка.
Погонщики и торговцы выслушали путанные объяснения юноши и самый старый из них
сказал, что в Белом городе, куда они направляются, люди, бывало, видят Фею и,
может быть, если он поедет с ними, может быть, ему повезет. Джим послушался
караванщиков и через месяц пустынного пути его бы не узнал собственный отец.
Кожа его почернела от жгучего солнца, губы потрескались и лицо, как у бывалого
погонщика, было замотано белым платком, Сын корабельщика научился управляться с
верблюдами, искать подземные колодцы и привык к бескрайним пескам, как с детства
к океанскому горизонту. Караванщики же полюбили расторопного помощника, и в
награду Джим услыхал немало рассказов и легенд в прохладные сумерки, когда
уставшие люди и верблюды устраивались на ночлег.
Белый город, куда пришел караван - самый шумный город Желтой Пустыни. В центре
его гудит огромный цветной базар, окруженный кольцом караван-сараев, лавками
торговцев и ремесленников. Поодаль тенистые сады поднимаются в горы, где шумят
ледяные реки, а небо поднимается так высоко, что кончается прямо в раю.
Ах, Сан Тун на востоке земля улыбается солнцу, оттого там цветут и цветы и
деревья, и птицы, и звери, и люди. И сердце Джима покорилось общему закону, в
нем расцвела любовь. Что ему было до целого мира вокруг? Он бродил по Белому
городу, заглядывал в самые затерянные переулки, толкался в базарной сутолоке,
обходил окраины и снова возвращался в торговые кварталы. Он искал свою Фею и
никак не мог ее найти.
Кошелек Джима был пуст и он придумал рано поутру встречать караваны, приходившие
в город. Усталые путешественники были рады любому помощнику и давали Джиму
несколько монет, чтобы он присматривал за верблюдами, помогал разгрузить пыльные
тюки и разложить товар в лавках. Денег хватало на сыр и лепешку, а вода в
городских фонтанах, казалась усталому Джиму слаще шербета.
Постепенно странная надежда укрепилась в его душе. Каждое утро, принимаясь
кружить по городу, он был еще увереннее, чем вчера, что сегодня, непременно
сегодня, он увидит ее.
И все-таки, это случилось так внезапно, что он и опомниться не успел. После
жаркого полдня, когда отступала знойная пелена, слепящая глаза, базар оживал и
шумел особенно. Протиснуться сквозь толпу было непросто, и Джим медленно
пробирался к центру площади, поглядывая по сторонам. Внезапно.
прямо перед ним, как из-под земли возник белоснежный верблюд. За поводья его
держался чернобородый погонщик, загорелый, с озорным лицом и красным платком на
голове. Он взглянул Джиму в глаза, сощурился как-то смешно и кивнул, как
знакомому. Соскользнула белая шаль, закрывавшая всадника на верблюде и ее милое
лицо ослепило Джима.
Она улыбнулась Джиму и чуть подняла руку, приветствуя его, но в тот же миг глаза
Феи показались Джиму такими грустными, что у него сжалось сердце. Верблюд шел за
погонщиком легко и быстро, будто не было перед ним ни снующих продавцов, ни
покупателей, державшихся за свои кошельки. будто толпа сама собой расступалась
перед ним. Погонщик пробирался все дальше, и Джим, наконец, очнувшись, рванулся
вслед. Куда там! Толпа не расступалась перед ним, через миг красный платок
погонщика исчез из вида, исчезла и фигурка в белой шали, растаяла в ослепительно
белом воздухе воздухе полуденного Города. Отчаянию Джима не было предела, но что
он мог сделать? Он кинулся было расспрашивать прохожих - но никто, оказывается,
не заметил ни погонщика с верблюдом, ни девушки, ни тем более, куда они
направились.
Три дня Джим не покидал базарной площади ни в жаркий полдень, ни в светлую
утреннюю пору, ни в самые сумерки, когда затихает базар и площадь становится
пустынной. Все напрасно! Утром четвертого дня все показалось ему безнадежным. Он
стоял, прислонившись спиной к каменной стене и равнодушно глядел на конных и
пеших, которые торопились на базар: "А что? Может быть и вправду все это чепуха?
Зачем и куда я бегу? Может быть, мне все это приснилось, и пора, давно пора
проснуться?
Тут рассеянный его взгляд задержался на неподвижной фигуре в глубине улицы. Джим
посмотрел внимательнее - это был чернобородый погонщик верблюда! Он весело
взглянул на Джима, улыбнулся во весь рот и пошел прямо к нашему герою: "Госпожа
отправилась только вчера" - прошептал он, наклонившись к Джиму ,-"В королевство
Логенсдорф. Ты поедешь?" - Он снова улыбнулся, повернулся и был таков!
"Ах, зачем, зачем это все, - не то, подумал Джим, не то услышал чей-то смущенный
голос. Но наступило утро и сын корабельщика уже спешил по Старой дороге,
оглядываясь на сады и виноградники, останавливаясь у добрых людей, сторонясь
злых, спешил, спешил за своей Феей.
Так и повелось... Он увидел и королевство Логенсдорф, и маленькие деревушки
Страны Лугов, он жил в больших старинных городах и возвращался к морю. Он дважды
видел Фею, но так и не говорил с нею, только видел, что она остановилась все
печальнее, все дольше оглядывалась на него, уезжая прочь. Зато часто он встречал
ее веселого слугу, который из погонщика верблюдов превращался то в городского
торговца, то в моряка, то в бойкого возницу. Он неизменно смеялся и непонятно
было – над самим ли собой или над Джимом...
Лишь однажды, на холодной заснеженной дороге, в самой грустной из всех на свете
стран, погонщик подвез Джима до маленькой почтовой станции. Прощаясь и качая
головой, он промолвил негромко: "Так ты и взаправду догонишь ее! Как знать…"- и,
отведя глаза, забормотал: "Что только нашла госпожа в этой белой стране! Вечно
здесь зима, и все время болит сердце... Рад бы я был за тебя. А, может быть,
лучше не встречаться нам больше?".
Но со временем изменился и сам Джим. Если раньше, в своих бесконечных
путешествиях, он думал только о ней, о своей Фее, то теперь словно впервые
открыв глаза, удивленно оглядывал страны и города, горы, моря, сменяющие друг
друга. Ему стали нравиться люди, которых он видел так недолго и с которыми
прощался так быстро; он полюбил многих и научился вспоминать. Джим был
любопытен и терпелив, он узнавал историю и обычаи разных стран, запоминал песни
и сказки, вдруг принялся учить языки... Перо и слово давались ему легко, он
превратился в великолепного рассказчика, и , хотя Феи не было с ним рядом, он
понимал, что этим своим даром обязан именно ей. Попутчик Феи и сам понемногу
становился волшебником... Муки тех, единственных, божественных речей уже были
знакомы ему, но - мир так и не дождался его блистательных стихов и увлекательных
романов. Джим вдруг устал. И стало ему скучно везде, где он не появлялся, и
Тоска поселилась в его душе. Он все так же спешил, но торопились его ноги, а
глаза оглядывались назад, ему в тягость стали и бесконечные дороги и бесконечная
надежда.
Теперь он появлялся при дворах королей и султанов, ведь всякому правителю было
лестно принять знаменитого путешественника. Гостей и придворных развлекали его
рассказы, а его знания сделали бы честь любому государственному человеку. Но
нигде он не мог остаться надолго и никуда никогда не возвращался.
И вот однажды среди гостей восточного владыки у Джима появился не совсем обычный
слушатель. Важный и невозмутимый посол далекого лесного королевства никак не мог
успокоиться, когда его познакомили с Джимом.
Он, казалось, и не слышал, о чем рассказывал Джим, а наблюдал за ним самим. Едва
всех гостей пригласили откушать в саду, он обратился к Джиму: - "Мой вопрос
может показаться вам странным, но все же... ваше внешнее сходство с важными
особами моей страны просто поражает, но и этого мало... Скажите. откуда у вас на
руках эти перстни и знаете ли вы, подозреваете ли, что значит обладать ими?”
Джим лишь пожал плечами: - "Это перстни моего отца. По семейным преданиям это -
свидетельство знатности рода...
- И на них два девиза- "Повелевай!" и "Милуй"?- перебил его посол
- Да!
- И ваш отец получил их от своего деда? И звали вашего деда Артур?
- Да, все так.
Посол вконец разволновался и не справившись с собой вскричал:
-Как! Неужели вы не знаете? Вас ждут и ищут столько лет! Как же так! Вы, вы,
Ваше Величество, должны вернуться на родину, должны возглавить мою бедную
страну, которой нет покоя... Едем тотчас!
- Я, простите, никогда и никуда не возвращаюсь. И, честно говоря, никогда и не
знаю заранее, куда поеду. К тому же почему "Ваше величество"? Я, слава Богу, не
король...
- Ах, именно король, по крови, по наследству! Я умоляю, выслушайте меня, я
должен все подробно объяснить...
И Джим услышал удивительную историю - только на этот раз он оказался живым
продолжением этой истории. Он узнал про своего прадеда, умершего от вины и
печали, и про его завещание - в котором объявлялось:
"Только потомки королевича Артура имеют право владеть этой страной. Пока же они
не будут найдены или не объявятся сами, главой страны будет королевский совет из
знатных вельмож" Услышал Джим и про своего деда Артура и многое, что по
невнятным рассказам отца привык считать детской сказкой.
Прошло несколько дней, а посол не уставал уговаривать Джима: "Как - восклицал
он, ведь вы не мальчик! Как можно отказать стране и короне? Королевичу крови
бежать, как бродяге, за каким-то призраком, про которого рассказывают сказки
пьяные матросы? Великолепие дворца сменять на горсть пыльных монет, которых едва
хватает на кусок хлеба? Каждое ваше слово - драгоценность для тысяч подданных, а
вы развлекаете забавными рассказали скучающих бездельников, низких родом? Ваше
величество, одумайтесь, остановитесь. Вы король, а не бездомный странник!
" Ах, почему именно теперь совсем пропал чернобородый погонщик? Его не было так
долго, что казалось и не было вообще. Джим готов был убежать за ним, но еще
больше ему хотелось убежать от самого себя. С утра до вечера он разговаривал сам
с собой: "А может быть все кончилось? Может быть он никогда не появится больше?
Да, я дал клятву, но был молод и глуп, и не был тогда королем! Между прочим, я
обязан спасти страну... И так ли мне нужно догонять ее, ведь скорее всего ее
никому не догнать.."
И Джим решился. Посольская карета помчала его далеко-далеко.
В пути привычные дорожные заботы отвлекали Джима, все было ему знакомо - смена
картин и впечатлений, скрип колес, да крики возниц, Джим так и не понял, что это
все в последний раз... Как-то он заснул в карете и проснулся в слезах, да так и
не вспомнил своего сна....
Прошли годы…И сильно изменился сын корабельщика, Его Величество Король.
Собственно, сказка Джима уже оборвалась, в ней так и не случилось чудо. Посол
"забыл" рассказать Джиму, что все члены королевского совета сражаются между
собой, а под их знаменами соотечественники убивают друг друга без числа. Не
сказал хитроумный государственный муж, что королям-самозванцам давно потерян
счет и они тоже воюют со всеми остальными. Война, война шла по всей стране и не
было никакой надежды из скорый ее конец. Новоявленный король Джим, конечно, не
спас эту страну. Он был еще одним противником и особенно опасным, именно потому,
что меньше всех дорожил короной. Долго-долго враги считали его затаившимся и
хитрым соперником. А Джим жил будто во сне. Будили его не королевские заботы, а
тихая песня Феи, приснившаяся ему на рассвете. Он вспоминал ее целый день, а с
сумерками обреченно ждал приступа тоски и скуки. Джим грезил наяву и обычная
жизнь обходила его до поры до времени. Он подписывал указы, и давал приемы, он
женился и дождался двух сыновей и дочки - и ничего этого не заметил, потому что
не жил в это время. Он так часто говорил и действовал невпопад, что при дворе
его прозвали Потерянный Джим и это была правда.
Предательство съедает душу, его нельзя искупить, вот в чем дело, милый
королевич! Никому не верь, что цена предательства- 30 серебренников. Почти
всегда цена его неимоверно высока, вот только ее никогда не хватает для
последней расплаты. Нельзя предать кого-то или что-то, не предав самого себя...
На что Джиму корона и богатство, и все-все, на что не купить улыбки
чернобородого погонщика?
Единственным человеком, кто любил Джима, была его маленькая дочка. Она не
боялась забраться к странному больном королю на колени и рассуждать о том, как
дворцовая кошка убежала в город, и про чудесные цветы, которые срезал дворцовый
садовник. Нисколечко не боялась маленькая Ленти тормошить и беспокоить отца в
вечной непонятной печали и с ней он оживал на время. Ей одной он еще рассказывал
свои удивительные истории и, хоть были они одна грустнее другой, ни разу не
наскучили ей. Принцесса Ленти и была единственной кто, видел короля в последний
раз.
Хмурым вечером явился к королю для доклада чернобородый неизвестный солдат, весь
оборванный и в дорожной пыли с головы до ног. Зато глаза у него были такие
озорные и веселые, что Ленти, увидев его, рассмеялась. Ее хмурые братья ни разу
не улыбнулись младшей сестре, вечно были заняты охотой и досадными мыслями о
неясном своем будущем. А этот чужой солдат был ни на кого не похож, но
показалось девочке, что она давным-давно его знает. Пока они стояли в полутемной
зале одни, солдат подмигнул Ленти и сказал - "Мне велено передать кое-что для
такой милой дамы" - и вынул из кармана стеклянный браслетик. Ох, каких только
подарков не было у принцессы за ее короткую жизнь, но такого! Посередине
стеклянного кольца был впаян какой-то небольшой камушек - зеленый огонек,
сверкавший как маленькая зеленая свечечка " Он называется волчий глаз. Носи его
с собой, и тебя не обидит ни один волк на свете, все собаки станут играть с
тобой, а злые кошки не посмеют царапаться. Ленти прошептала "Спасибо", бросилась
к окну, чтобы как следует разглядеть волшебный камень, а в полутемный зал
неслышно вошел король Джим.
Молча стояли они с солдатом и смотрели друг на друга.
К ПРОДОЛЖЕНИЮ |
