|
080705001pu
Номинация "публицистика"
Подноминация "педагогическая"
БУНКЕР
(эссе)
Я мечтаю построить бункер. В подвальном помещении собственного дома.
То есть сначала я мечтаю построить дом. И чтобы обязательно рядом с
домом был садовый участок, в котором должны расти яблони, и место
для бассейна там должно быть, и сам бассейн. То есть сначала я
мечтаю купить участок земли с садом, не очень далеко от Москвы,
чтобы можно было каждый день ездить на работу. И мечтаю найти
работу, которая позволит заработать денег, чтобы купить земельный
участок и начать строительство.
Но самое главное – это бункер. В несколько этажей. С системой
вентиляции, предусматривающей очистку воздуха, плюс – датчики
контроля за содержанием кислорода в атмосфере земли… Еще – особая
система конденсаторов, позволяющая добывать воду прямо из атмосферы.
Меня очень беспокоит то, что я не знаю, как организовать систему
пополнения съестных запасов. Атомный генератор электроэнергии
обеспечит меня и теплом, и холодом. Запасы еды не смогут
испортиться. Но что делать, когда еда кончится? Выращивать еду под
землей? Надо будет вплотную заняться ботаникой. Говорят, соя может
практически полностью заменить мясо. Мясо рано или поздно кончится –
и придется стать вегетарианцем. Но говорят, что при определенном
навыке обработки сои, из нее можно готовить блюда, которые по вкусу
практически не отличаются от мясных. Так что переход на
вегетарианскую диету не должен показаться полной трагедией.
Я как-то читал про некоего американского бизнесмена, который
построил себе такой бункер. Он пригласил в гости главного героя
книги и его новую возлюбленную, которая приходилась этому бизнесмену
родственницей. Он сказал, что когда советы захотят сбросить на них
бомбу, он пригласит самых близких людей в этот бункер, в том числе и
ее. Но этому главному герою приглашения не вышлет.
В детстве я иногда проводил летние каникулы у бабушки. У нее в доме
был погреб. Я любил лазить в этот погреб. Там было много полок, на
которых стояли банки с разными вареньями, солеными огурцами,
помидорами, маринованными опятами прокрученными с чесноком и еще
чем-то (мое самое любимое лакомство), и еще вырыты особые
углубления, в которые был засыпан песок. В песке хранилась картошка
и другие овощи. В погребе всегда было прохладно и сыро, но картошка
никогда не гнила, только прорастала быстро. Бабушка знала, что я
люблю лазить в этот погреб, и часто просила меня слазить туда и
чего-нибудь достать. Я спускался в него и начинал задавать лишние
вопросы – ой, а что в этой банке, а что в той… Бабушка очень
удивлялась, когда я радостно ей сообщал, что тут стоит банка с
опятами. «Откуда она там взялась? Ну ладно, что уж поделаешь,
ташшы». В начале восьмидесятых я узнал в школе, что американцы хотят
сбросить на нас бомбу. Когда я об этом думал, то всегда хотел
спрятаться в этом погребе, и еще позвать туда друзей из соседних
домов, с которыми днем играл на улице, чтобы не скучно было.
Бункер, который я хочу построить сейчас, на самом деле нужен мне не
только для полного спасения. Я бы хотел приглашать туда людей,
близких моему сердцу. С одной стороны это кажется глупым – ведь
достаточно и наземных развлечений, но почему-то нахождение в
подвале, под землей, и так, чтобы чувствовать себя там в полном
комфорте, вести непринужденную беседу, покачиваясь в кресле-качалке
у камина – это апофеоз мечтаний о том, куда вообще имеет смысл
приглашать друзей.
Кажется, что мечты о строительстве бункера – и средства, на их
осуществление – более всего должны быть свойственны всякого рода
мерзавцам. Кто из владельцев бункеров первым приходит на ум? Гитлер,
Сталин, Саддам и так далее. Это неправильно. Человечество портит
себе жизнь, населяя прекрасные вещи отрицательными эмоциями. Это
непродуктивно. Я говорю «бункер» – подразумеваю «любовь». Быть
может, мое призвание – наполнить слово бункер новым очарованием,
страстью, смыслом…
Перводвигатель
Существует одно страшное заблуждение, свойственное в той или иной
степени всем людям – и очень вредное, кстати говоря – заключающееся
в том, что мир разумен и целесообразен. Причина его в ложном
заключении о целесообразности мира, являющееся основой развития
нашего сознания, что ли.
Глупо было бы предположить, что все наше воспитание и образование,
коим нам надоедают с детства, не имеет никакой цели. Я видимо уже
тысячу раз сказал сыну, как себя вести можно, а как нельзя, что
можно делать, а что нельзя. По множеству мелких поводов – от
ковыряния в носу до использования бранных слов. Я уж не говорю про
таблицу умножения. Целесообразность и осмысленность действий,
которую вдалбливают в нас и вдалбливаем мы в своих последователей –
основа выживания человечества как вида. Будучи помещенными в такую
неравнодушную к нам среду людей, всячески допытывающихся при случае,
насколько окружающий мир представляется нам осмысленным и
целесообразным, и создавшим вполне репрессивную машину проверки и
исправления возможных отклонений, проистекающих из незнания этой
осмысленности, трудно не сделать вывод – точнее, трудно не начать
верить самим – что и сам мир в целом суть нечто само по себе
осмысленное и имеющее собственную цель.
Другим ложным свидетельством в пользу целесообразности мира является
следующее. Нам невыносимо тяжело себе представить, что наше
существование, в том числе деятельность нашего сознания в настоящий
момент и его продукты, явилось результатом случайного объединения
молекул в пространстве, образовавших формы неорганической, а затем
органической материи, эволюционировавшие до современных форм жизни.
Что жизнь на земле, существование самой земли – есть результат
некоей вселенской лотереи, в которой нам достался выигрыш случайным
образом. (Кстати говоря, почему я так оговорился и сказал выигрыш?
Все это результат ложной предрасположенности видеть в окружающем
мире некий плановый итог. Вполне возможно нам досталась всего лишь
кофеварка. Но в любом случае согласитесь, когда мы смотрим на небо
или в глаз телескопа – помимо страха в нас в тоже время шевелится
чувство победителей взирающих на неудачников, а также чувство
благодарности, хотя никаких логических предпосылок для данных
мыслечувств нету). Представляется интуитивно ошибочным утверждение,
что нечто возникшее как результат броуновского движения, способно
выдать нагора полное собрание сочинений Льва Николаевича Толстого
или музыку, там, кого угодно.
И в первом и во втором случае вывод о целесообразности мира делается
из нашего личного опыта существования в этом мире. Как и все выводы
вообще, кстати говоря. И интуитивной привычке верить в то, что если
что-то существует – это кому-нибудь нужно. Смириться с мыслью, что у
вселенной нет создателя, перводвигателя, равносильно утверждению,
что во вселенной нет никакого смысла и цели. Поскольку осмысленность
и целесообразность всегда предполагает наличие активного творческого
– личного - начала. Если мир существует – значит это кому-нибудь
нужно. Если мы всего лишь мизерная частица этого мира – значит мир
нужен не только нам. Ну окей, хорошо, мы не частица, мы цари
вселенной, мы сами Боги – мир нужен, он нужен нам. Но тогда
получается что он опять таки бессмысленен сам по себе - ведь даже
если мы и убедим себя в том, что мы Боги – все равно на роль
перводвигателей никак не тянем. Да и какие из нас, к черту,
перводвигатели.
Смысл и цель
Я ни в коей мере не собираюсь втягивать вас в дискуссию относительно
правдоподобности либо ложности всевозможных концепций
целесообразности мира. Вопрос о первоначале мне представляется
несущественным. Я просто хочу обратить внимание, что во всей этой
чепухе выражается закон ложного смысловыражения: «Смысл некоего
события возможно описать только как цель по инициированию другого
события». Например, вот я читаю книгу. В чем смысл этого процесса?
Задайте этот вопрос сотне людей – и вы получите ответ следующего
содержания: «Смысл процесса чтения книги в том, чтобы получить из
нее полезную информацию». Если вы замените в этом предложении слово
«смысл» на «цель» – оно покажется более правильным. И тем не менее
мы сознательно допускаем эту ошибку. Дальше оказывается, что есть
некий процесс «получение полезной информации», смысл которого в том,
чтобы эту информацию использовать. Опять же – это цель, а не смысл.
Цель чтения книги – в том, чтобы получить из нее полезную
информацию. Цель получения полезной информации – ее использование.
Цель использования информации – решение некоей жизненной задачи.
Цель решения задачи – улучшить условия жизни. Цель этого? Продолжать
можно до бесконечности. Но интуитивно мы можем предположить, что в
ряду целей должен быть некий процесс, который самоценен. Например,
создание и поддержание условий для жизни умных, красивых и духовно
богатых людей. И без этого конечного пункта –промежуточные можно
считать ложными целями. И чем более конечный пункт неопределенен и
непонятен – тем в большей степени он удовлетворяет потребности
видеть во всем цель.
Так вот. Благодаря этому можно определить, какой процесс осмысленен,
а какой нет. Осмысленным процессом можно считать тот, который в ряду
своего целеполагания упирается в нечто ценное само по себе. Когда мы
задаемся вопросом в чем смысл нашей жизни например – мы ожидаем
найти нечто такое что не будет посылать нас куда подальше, в
бесконечный регресс. Мы ожидаем некую фиксацию, самоценность и
самоцельность. То есть, мы ожидаем наткнуться и упереться в бытие в
себе и для себя.
Итак, мы склонны полагать мир целесообразным и осмысленным, а значит
– процессы в нем происходящие должны фиксироваться в некоей точке,
которая сама по себе не является целью ни для чего. В противном
случае существование мира нам будет представляться бессмысленным и
бесконечным регрессом в никуда, а значит чем-то абсурдным и
невозможным. Из этого следует другой закон (я сегодня, блин, горазд
на законотворчество): «Понимание мира возможно только исходя из его
целесообразности».
Оба закона представляют из себя очевидную ерунду. Они просто
противоречат данным нашего повседневного опыта. Например, мы очень
хорошо понимаем смысл массы вещей, совершенно не интересуясь их
целью. Вот я вижу на стене надпись: «Маша плюс Даша равно любовь».
Нужно быть очень опытным демагогом, чтобы убедить окружающих, будто
мы не понимаем смысла этой надписи. Прекрасно понимаем. Хотя
совершенно не знаем ни Маши, ни Даши, ни того, что они всем этим
хотят доказать окружающим. Представьте себе человека с другой
планеты. Он выучил наш язык. Он слышит как по радио передают
новость: «американцы скинули на Ирак бомбу». Трудно поверить в то,
что он не поймет смысла фразы. Думаю, смысл ее для него будет
очевидно отличен от смысла фразы «американцы скинули на Ирак букет
роз». При этом он может не иметь абсолютно никакого представления ни
об американцах, ни об ираке, ни о том, зачем они все это делают.
Если мы представим на секундочку человека, который понимает смысл
произносимого только в том случае, если ему понятна его цель – это
будет вариантом крайнего идиотизма. Ведь тогда понять смысл
словосочетания «картошка с маслом» он сможет только на голодный
желудок. А человека, который, находясь в полном сознании, совершает
абсолютно все действия только исходя из их целесообразности – вообще
представить невозможно. Ну подумайте – абсолютно все движения вашего
тела – только в том случае, если целесообразны.
Я смешиваю понимание слов языка с пониманием физических процессов
природы и человеческих действий как часть этих процессов, и
распространяю умозаключения, сделанные по поводу одних феноменов, на
принципиально другие по своей природе. Но когда философы задаются
вопросом «в чем смысл жизни» - не делают ли они то же самое? Жизнь в
данном случае – слово, предмет или физический процесс? Когда мужчина
на закате дней думает о своей жизни и приходит к выводу, что она
прошла зря и не имела никакого смысла – черт возьми, что он имеет в
виду? Если вдуматься – полный абсурд и редкостная мешанина, сильно
забавлявшая Чехова. Когда Раушенбах в интервью оговаривается, что
его время было таким, когда люди ставили перед собой высокие цели, а
теперешние на это неспособны, поскольку время рыночных отношений к
этому не располагает – имеет ли он в виду что рыночные отношения
являются непреодолимым препятствием для постановки перед человеком
высоких целей? Маловероятно. И тем не менее малоочевидная связь
между рыночными отношениями и высокими идеалами не делает его фразу
для меня непонятной. Понимание или не понимание смысла не
предполагает специализации в лингвистике, квантовой физике, теориях
экономических отношений и психологии. Смысл – это неоспоримый
феномен сознания, который нам дан в отношении всего, что мы
воспринимаем или не воспринимаем, это феномен, рассуждая о котором
мы соединяем несоединимое, всегда рискуя выглядеть полными идиотами
и договориться до полного абсурда – до постановки высоких задач
рыночными отношениями, до того, какое значение для Божьего промысла
имеют естественные отправления человека, до того, сколько чертей
уместится на острие иглы, и так далее.
Мы воспринимаем смысл массы вещей, не догадываясь об их цели.
Возможно, мы воспринимаем их смысл превратно. Но мы всегда в тисках
восприятия смысла. Для существа, обладающего сознанием, восприятие
предмета – и восприятие его смысла - вещи друг от друга неотделимые.
Они всегда даны вместе. Но если мы воспринимаем все как нечто
имеющее смысл – и мир в том числе – это не значит что мир сам по
себе имеет смысл. Просто мы его так воспринимаем. Целесообразным же
он нам кажется не благодаря нашему пониманию, а благодаря нашему
непониманию. Например, я не понимаю китайского языка, но полагаю что
фраза, произнесенная на китайском языке человеком, который его
понимает, имеет для него смысл. Точно также если я не понимаю,
почему нечто происходит так а не иначе, я насильно добавляю к своему
восприятию процесса, смысла которого не понимаю, верование, что
видимо существует некая причина, благодаря которой этот процесс
происходит именно так, иначе он не мог бы происходить вообще, а
также что в природе возможно существует некто, для которого этот
процесс имеет смысл. Просто я этого пока не понимаю.
Непонимание
Я вернусь немного назад. Нет ничего неестественного в мысли, что не
существует никакого перводвигателя, а смысл окружающего не
детерминирован его целью. Чтобы не сойти с ума от этого первача -
первоначала-первосмысла – почему бы не остановится на простом
утверждении, неприятном, враждебном всему, к чему мы привыкли,
противоречащем нашим привычкам думать об окружающем и о самих себе,
но соответствующем нашему опыту думания об окружающих и самих себе,
социально опасном и до ужаса непродуктивном. Что мы – результат
эволюции форм материи, образовавшейся благодаря случайному сцеплению
атомов, а наше творческое сознание – наша душа – есть сложный
куммулятивный эффект, поддерживаемый но не определяемый
деятельностью нейронов головного мозга. Что ни у человечества, ни у
мира нет никакой внеположеной цели, смысла и перводвигателя. Что нас
никто не оценивает, не определяет и не судит. Что когда вы
находитесь в комнате в одиночестве – это значит, что вы находитесь в
одиночестве. Что небеса не ведут никакой записи, даже не надейтесь.
И – самое главное и противное – что, будучи результатом
эволюционного развития материи, в своей жизнедеятельности, благодаря
нашему сознанию, мы не связаны причинно-следственными связями также
как атомы, из которых мы созданы. То есть – что свойства нашего
организма как целого не редуцируемы к свойствам частей, из которых
этот организм состоит. То есть - что мы свободны. Два простых
утверждения: мир бесцелен, мы свободны. Два очень простых
утверждения. Могила идеализма и материализма. Я свободен, мир
бесцелен. Ну что в этом такого противоречивого? Ничего. Уверенность
же в целесообразности всего окружающего мира – не более чем форма
исторического идиотизма, приводящая к смешению всего во всем,
тотальному детерминизму и полной бессмыслице.
Иногда мне кажется, что история человеческой культуры – это история
обострений идиотизма или его спада. Во времена Канта в Лиссабоне
произошло землетрясение. Масса народа стала задаваться вопросом:
«Как же так Бог допустил гибель массы ни в чем не повинных людей».
Уж и не помню что там Кант ответил, да и неважно. Явления природы,
пожалуй, только сейчас стали рассматриваться как нецелесообразные по
своей сути. По крайней мере мы бы все были весьма удивлены если бы
диктор канала Россия всерьез в телеэфире высказывал недоумение по
поводу, как же Бог допустил такое сокрушительное цунами в Индонезии
и Таиланде, унесшее жизни сотен тысяч ни в чем не повинных людей.
Это был бы номер. Но это совсем не значит, что до сих пор этим
вопросом не задаются сотни тысяч ни в чем не повинных людей. Думаю,
все осталось без изменений со времен Канта.
Но Бог с ним с детерминизмом в мире физических явлений. В конечном
счете, если вы будете считать, что вращение земли – это реализация
божьего замысла, а я – что это результат случайного стечения
обстоятельств – и в том и в другом случае смысл этих двух
утверждений, по сути, один и тот же: на феномен вращения земли мы
оба будем указывать как на закономерный результат определенной цепи
предшествовавших событий, развивающихся по своим законам – только вы
будете утверждать, что эти законы являются мыслями Бога, а я просто
буду довольствоваться тем, что пытаюсь эти законы понять и
сформулировать. Здесь всегда можно придти к компромиссу. Но как
только речь касается феноменов сознания и культуры – здесь придти к
компромиссу, увы, не получается.
Постулат тотальной целесообразности и каузальности предполагает, что
и в развитии культуры – ее, скажем так, художественной части –
должны существовать законы, которые могут описывать ее феномены так
же, как законы химии описывают поведение молекул и их свойства. Это
значит, что при изучении культуры смысл любого феномена должен
раскрываться как закономерная реализация некоей более общей
системной связи. Вспомните советские учебники литературы и классовую
борьбу. Складывалось впечатление, что для понимания литературы было
гораздо важнее знать, в каких отношениях писатели находились к
власти, чем то, что они собственно писали.
Данный подход – стремление описывать феномены сознания с позиции
тотального детерминизма - находится в прямом противоречии с данными
здравого смысла. Я абсолютно убежден, что при определенном стечении
обстоятельств на свет мог бы не появится Петр Ильич Чайковский. Но
из этого невозможно сделать вывод, будто Пиковую Даму тогда написал
бы кто-нибудь другой. Но если вы убеждены, что человеческая культура
эволюционирует от более простых к более сложным формам так же, как в
свое время водоплавающие эволюционировали до стадии человекообразных
– это равносильно утверждению, что место пиковой дамы заняло бы
другое равнозначное по силе своего воздействия произведение –
возможно не в то же самое время, но все равно – эволюцию ведь не
остановить. Такая позиция подразумевает логичное следствие:
исследователю культуры должно быть глубоко по барабану в чем,
собственно, смысл Пиковой Дамы, достаточно показать, почему и как
оно является результатом предшествующей эволюции культуры – и как
оно в свою очередь повлияло на ее дальнейшее развитие. В итоге вы
получите индивида, который вам объяснит смысл и цель всего на свете,
и который при этом ни хрена не будет понимать. Но это непонимание
будет вменяться ему в заслугу и называться научным подходом к
изучению феноменов культуры. Я могу привести десятки примеров такого
«научного» подхода. В институтах пишутся тысячи курсовых, дипломов и
диссертаций, которые формулируются по схеме «Феномен миниюбок и его
влияние на развитие культуры шестидесятых». Нам кажется вполне
естественным, когда психоаналитик берется за анализ произведений
литературы и живописи. Но в таком случае с тем же успехом подобным
анализом может заниматься биохимик или микробиолог.
История о газонокосилке и пылесосе
Представьте себе мир, в котором живут пылесос и газонокосилка.
Газонокосилка трудолюбива, радуется жизни, все время трепится с
подружками о том о сем, любит петь песенки и разгуливать по лужайке
в неглиже. Пылесос – ворчливый сангвиник, тяжело дышит, включается
периодически, всякий раз старается увильнуть от работы, молчалив,
туговат на ухо, с трудом приживается в новом коллективе, в шумной
компании чувствует себя не в своей тарелке. Внезапно выясняется что
мир, в котором они живут, обречен на уничтожение. Единственная
надежда спастись – перебраться на соседнюю планету. Данное событие
произойдет через уйму времени, достаточное для того, чтобы
газонокосилка и пылесос эволюционировали до такого состояния, чтобы
быть способными преодолеть гравитацию планеты, на которой они в
данный момент находятся, долететь до соседней, приземлится там и
дать жизнь своему потомству.
Также предположим, что законы гравитации в этом мире таковы, что
выйти в открытый космос может физическое тело имеющее одну
единственную допустимую форму строго определенных размеров –
предположим, форму и размер граненого стакана. Итак, у пылесоса и
газонокосилки есть шанс на спасение – они должны эволюционировать до
состояния граненого стакана. В этом цель эволюционного развития
данной формы жизни на планете, где живут только пылесос и
газонокосилка. Предположим, что газонокосилка справилась с задачей
быстрее пылесоса – она эволюционировала до состояния граненого
стакана за миллиард лет. Пылесос оказался медлительнее раза в два,
но добился своего. Час икс на подходе. Незадолго до полного распада
данной планеты, в открытый космос выходят два одинаковых граненых
стакана, которые движутся к соседней планете. Один из них – прямой
потомок пылесоса, другой – газонокосилки. В процессе эволюции их
предки не смешивались.
Теперь я сформулирую вопрос: может ли в процессе эволюции появится
два совершенно одинаковых существа при том, что их предки не имеют
между собой вообще ничего общего, кроме среды, в которой они живут.
Ответ прост: может, но при условии, что у задачи выживания есть
только одно единственное решение.
Теперь второй вопрос: может ли существовать живой организм N,
эволюционировавший из организма A, но таким образом, что в его
финальной стадии нет ни единого свойства или намека на то, что могло
бы дать основание предположить о его отдаленном родстве с организмом
А. Ответ прост: может, но при условии, что у задачи выживания есть
только одно единственное решение. Вот перед вами два граненых
стакана. Один произошел от пылесоса, другой – от газонокосилки. Если
вы не в состоянии определить, какой из них от кого взялся – это
равносильно тому, что вы не в состоянии найти связь между организмом
А и его потомком организмом N.
Это я веду к тому, что если у существующего есть заданная цель,
понятие эволюционного развития, обусловленного причинно следственной
связью, становится противоречивым – оно предполагает возможность
пренебречь зародышем. Если вы верите в то что мир как таковой
целесообразен, и эта цель едина – это равносильно утверждению, что у
задачи выживания есть одно единственное решение. То есть куча
нечленораздельной белиберды на входе – и масса граненых стаканов на
выходе. Со смыслом жизни то же самое – постановка вопроса
подразумевает постановку ответа. Более приличным представляется
вопрос «В чем СМЫСЛЫ жизни», но я редко встречал людей,
формулировавших проблему таким образом.
Давным-давно, еще в прошлой жизни, мне в руки попал роман Ивана
Ефремова. Помню, это было случайное чтиво – то ли я печку в деревне
топил старыми журналами, то ли еще что. Роман оказался вполне
нацистским по содержанию. Речь в нем шла о космическом корабле,
который куда-то летел к звездам, преодолевая – я запомнил это слово
– парсеки. Или парсек означало величину времени – не помню. Я
обратил внимание, что автор на протяжении всего повествования
обращал особое внимание на физическое совершенство людей будущего –
в данном случае членов экипажа. Делалось это как-то само собой. Вот
микробиолог, как бы случайно, пригласил потанцевать бортинженерку –
но смотреть на эти два атлетически сложенных тела, выписывавших в
невесомости ритмичные па, оказалось одним сплошным удовльствием.
Короче – во всем экипаже ни одного калеки, горбатого, косоглазого,
худощавой коломенской версты, лица изъеденного оспой и т.д. – в
общем всего того, что кажется разумным представить для нормального
человеческого общества. Здесь же все сверхстерильно и атлетично.
Экранизацию романа, видимо, нужно было предложить Леми Риффеншталь.
Сначала меня это забавляло. Но дело не замедлило дойти до
тошнотворного идиотизма. Так случилось, что радар корабля нащупал в
пространстве некий объект, характер движения кторого выдавал тот
факт, что этот объект был явно разумного содержания. Обнаруженный
объект в свою очередь нащупал корабль мастеров спорта. Они начали
сближаться. Они сблизились. К сожалению я напрочь забыл что это за
роман – а жаль. Ибо здесь следовало дать прямую цитату с описанием
знакомства землян с инопланетной цивилизацией. Оно происходило
следующим образом: земляне выбрали из своего экипажа двух наиболее
характерных в отношении физического развития представителей рода
людского, разных полов. Раздели их и поместили в стеклянный шар,
внутри которого находилось нечто вроде вращающейся сцены. Эти двое
стояли на вращающемся помосте, демонстрируя в разных ракурсах свои
прелести инопланетянам. Инопланетяне в свою очередь проделали ту же
процедуру с членами своего экипажа. Затем эти идиоты начали
обмениваться знаками, цель которых была выяснить химический состав
формы жизни, к которой они принадлежали. В итоге, после анализа
неких символов, продемонстрированных инопланетянами, земляне смогли
понять, что форма жизни их новых знакомых развилась на основе,
кажется, кремния… что-то в этом духе. “Вздох разочарования прошел по
рядам комсомольцев. Найти во вселенной форму жизни подобную
человеческой – не так-то легко; да что там – практически
невозможно”. Вывод был, в общем и целом, именно таким.
Читать этот бред дальше было выше моих сил. Но тут я бы хотел
вернутся в пылесосу и газонокосилке. Дело в том, что если вы
придерживаетесь научного взгляда на эволюцию форм жизни, приведших к
появлению человека – о существовании иных разумных существ во
вселенной можно забыть. И дело совсем не в кремнии или кислороде.
Дело в эволюции. Случайное сцепление атомов в пространстве само по
себе делает вероятность появления нашей планетной системы ничтожно
малой. Но допустим что такие системы появились в других уголках
вселенной. Допустим, что там даже живут динозавры и человекообразные
обезъяны. Но предположить, что эволюция форм жизни на нашей планете
и эволюция форм жизни на той будет проходить по одному сценарию,
который приведет к появлению общей и для нас и для них формы
сознания, которая должна позволить нам опознать друг друга как
существ разумных, – вероятности такого поворота событий, на мой
взгляд, вообще не существует. Это возможно только при одном условии
– мы посылаем эволюцию на фиг и подменяем ее реализацией Божьего
замысла. Существование в разных уголках вселенной двух одинаково
разумных существ означает некую общую цель развития частей всего
мира, то есть требует предположения, что у мира есть замысел,
то-есть Бог. В этом случае вообще говорить о каком-то событии как о
вероятностном – методологическая ошибка.
Вспомните, как мы себе представляем инопланетян. В первую очередь
это существа с несколько иным строением тела, нежели у нас. Почему
это так? Потому что мы привыкли думать, что пути эволюционного
развития живых организмов непредсказуемы, они зависят от
неисчислимого количества внешних природных факторов. И вне всякого
сомнения мы отрицаем возможность существования в природе двух
абсолютно одинаковых существ, генетические предки которых не имели
между собой вообще ничего общего. Но отрицая возможность идентичного
развития форм живой материи, определяемого по преимуществу и
исключительно законами причинно-следственных связей, мы полагаем
возможным существование идентичных форм разума – законы
эволюционного (причинно-следственного) развития которого нам вообще
не известны. Казалось бы – все должно быть с точностью наоборот.
Невозможность цитаты
Несколько лет назад до моего сознания дошла некая проблема,
занимавшая умы чуть ли не светил мирового постмодернизма.
Заключалась она в следующем: мир – это огромная библиотека, в
которой все уже давным-давно написано и выражено, а потому все
попытки написать и выразить что-нибудь еще в конечном счете выльются
в обычное цитирование. Если вы внимательно присмотритесь к данному
утверждению, вы обнаружите в нем весь набор ложных законов и
противоречивых суждений, о которых я упомянул выше. Вкратце этот
набор реализуется в представлении о том, что так называемый духовный
мир человечества подчинен в своем развитии определенным законам,
причинно-следственным связям, благодаря которым он может быть описан
и предсказан. Примат неосознанного цитирования равнозначен верованию
в существование двух идентичных форм разума при полном различии
генофона, плюс ко всему исподволь исключает всякий элемент
случайности: чтобы вы не сказали – это будет цитатой, то есть чем-то
предрешенным, продиктованным общей логикой развития мира,
человеческой культуры, некоей духовной причинно-следственной связью,
и в конечном счете – единством цели.
У человеческого сознания есть ряд врожденных, что-ли, свойств,
которые являются необходимыми элементами его саморазвития. Свойство
видеть все вокруг как нечто целесообразное – одно из них. Другое –
различать реальное и не реальное. Конечно, можно приводить сколь
угодно много доводов в пользу того, что жизнь есть сон, человеку
свойственно ошибаться, принимать одни вещи за другие и так далее –
но сколько бы мы на эту тему не болтали, само по себе свойство
сознания – разграничивать сон и явь и чувствовать в них
принципиальную разницу – по крайней мере у меня есть. Подозреваю – у
всех остальных тоже. Каждое из этих свойств является очевидной
реальностью человеческого сознания, данной субъективно. Но из него
невозможно сделать никаких объективных выводов, ни о
целесообразности мира самого по себе, ни о его реальности самой по
себе, ни о том что его на самом деле не существует и жизнь есть сон.
Да и незачем этого делать. Также у человеческого сознания есть
очевидное свойство понимать феномены окружающего мира, или не
понимать – главное само свойство. И понимание не обязательно должно
быть связано с некоей целью. Оно самоценно. Какой бы огромной
библиотека не была – очевидно, что количество информации, в ней
заключенное, не несет в себе никакой ценности, как и сама
информация. Ценность – в опыте ее понимания. Допустим что этот опыт,
в каком-то случае, полностью повторит опыт человека, жившего до
меня. Следует ли из этого, что я жалкий эпигон? Если я дышу
кислородом, как и мой отец – значит ли это, что я жалкий эпигон
своего отца? Если я цитирую – это отнюдь не значит, что я не понимаю
то, что говорю, но даже если понимаю – что у этого нет ценности и
смысла, что я выражаю чужие мысли, а не свои, что меня самого по
себе как бы и нету вовсе – есть только некая ментальная запись.
Человеческое сознание не похоже на магнитофонную ленту – но указание
на неизбежность цитирования доказывает именно это. По сути оно
сводит сознание до уровня физического объекта, подверженного
манипуляции.
Мы неизменно приходим к выводу, что человеческого сознания как
такового не существует, если принимаем предположение, что ментальные
феномены существуют по тем же законам, что и физические – то есть у
них есть законы, причинно-следственные отношения и так далее,
исключающие элемент случайности либо встраивающие этот элемент в
парадигму некоего эволюционного развития от более примитивной до
более высокой формы. А это в свою очередь ведет к примату цели над
смыслом: смысл жизни человеческого общества начинает рассматриваться
как стремление некоего физического объекта придти в полную гармонию
с окружающим миром, а смысл человеческой нематериальной культуры – в
манипулировании некими физическими процессами, происходящими в мозгу
массы имбецилов, до их полной стабилизации и удовлетворения. Если,
например, общество построило массу коттеджей со всеми удобствами для
всех своих членов – строить новые не имеет смысла (теоретически
такое возможно). Идея про огромную библиотеку аналогична: если
написана масса книг, исчерпывающих возможности человеческого
смыслообразования и фантазии, которая в состоянии полностью
удовлетворить любые его ментальные потребности (допустим такое
возможно) - писать новые – предприятие по меньшей мере
нецелесообразное. Мы видим два одинаковых суждения – одно относится
к коттеджам, другое – к книгам. Очевидная абсурдность таких
утверждений проистекает из нежелания признать, что даже если в мире
физических и ментальных феноменов существуют отношения каузальности
– из этого не следует, во-первых, что это кому-нибудь нужно, а во
вторых – что эти отношения и там и там достаточно одинаковые, чтобы
мы имели право для описания и тех и других применять один и тот же
термин «каузальность». Плюс ко всему как бы меня не старались
уверить в обратном, мне представляется очевидной разница между
коттеджем со всеми удобствами и полным собранием сочинений кого
угодно.
Оставь надежду
Люди склонны разделяться на два лагеря, один их которых
придерживается представлений о мире как познаваемой реальности,
причинно обусловленной и подчиняющейся законам, другие – как о
некоей вещи в себе, возможно в принципе непознаваемой и
непредсказуемой либо в силу отсутствия этих причинно-следственных
связей – либо в силу того, что даже если какие-то связи удается
увидеть и зафиксировать, это не более чем эвристический прием,
позволяющий день простоять да ночь продержаться – и на том спасибо.
Первых значительно больше чем вторых. При этом первым кажется
естественным, что если у вас нет царя в голове – значит вы социально
опасны и в вашу голову срочно нужно вложить некую систему ценностей
и целей. В переводе на более понятный для меня язык это звучит
следующим образом: мир существует по законам, в нем есть причинно
следственные связи и смысл, определяемый целью. А если ты, сука,
думаешь по-другому – пошел вон отсюда.
Помню меня жутко поразило высказывание преподавателя социальной
философии, смысл которого сводился к тому, что в современной России
необходимость в философах как никогда налицо, поскольку только они
способны предложить обществу некую национальную идею, без которой
существование государства как единого целого невозможно. Вау,
подумал я, что ж это за национальная идея за такая. Тут же
представил себе Платона – что бы он ответил о существовании
национальных идей. Может ли идея быть национальной…
Но это так, шутка. Смысл того, что имеется в виду, ясен – коль скоро
человеческое сообщество способно идентифицировать себя как единое
целое только с помощью культурных, нематериальных ценностей –
необходимо эти ценности генерить, так сказать, задавать направление,
поддерживать. У оркестра должен быть дирижер. Вот, оказывается,
зачем нужна философия – чтобы у всех остальных неспециалистов был
ответ на вопрос, в чем смысл.
Из моего поверхностного опыта изучения истории следует, что чем хуже
у государства обстоят дела – тем громче в нем говорят о
необходимости национальной идеи. Весьма разношерстый экипаж тонущего
корабля необходимо чем-то сплотить и заставить работать как единое
целое. Беда в том, что как только решение найдено – это значит, что
из данного государства пора драпать. Национальные идеи (то есть
проекты заданной эволюции общества) ни к чему хорошему не приводили.
И привести не могут – поскольку любая такая идея методологически
относится к обществу, которое за собой ведет, как к сборищу
недоразвитых ублюдков лишенных сознания (физических объектов,
функционирующих по законам тотального детерминизма). Она задает
направление ментальной эволюции, устанавливает причинно следственную
связь там, где ее быть не может, показывает цель – выжить,
преодолеть гравитацию собственных суицидальных склонностей и выйти в
открытый космос абсолютного спасения. Она лишает жизнь общества
смысла – подменяя ее более или менее репрессивной формой
целесообразности.
Мне дает массу оптимизма тот неоспоримый факт, что распад союза
советских не привел к появлению союза демократических, и что смерть
идеи не сопровождалась серьезными попытками предложить нечто взамен.
И не нужно. Вера в то, что в вашей жизни есть более высший смысл чем
тот, который вы можете непосредственно ощущать, весьма приятная вещь
– но не более, чем самообман. Хотя, с другой стороны, невыносимо
зябко выходить поздним вечером с работы, смотреть на холодное зимнее
небо над головой, задернутое должно быть серыми тучами, и думать о
том, что во вселенной мы одни, что твое функционирование в обществе
не определяется некоей более общей целью, что если ты философ, не
способный предложить ближним даже варианты целей – или показать из
чего состоит и как работает их культура – то ты, скорее всего,
останешься без куска хлеба… И как берут завидки при виде незнакомого
индивида, с банкой пива в руке и длинным шарфом на шее,
развалившегося на скамейке метро в кругу своих единомышленников,
погруженных в блаженное созерцание самих себя как части победы ЦСКа
над Спартаком…
Причинно-следственный идиотизм
Представьте себе ток шоу на какую-нибудь серьезную тему. В студии
собираются светила философии, литературы, истории, ну и чего-нибудь
еще. Ведущий задает тему для обсуждения – например, роль личности в
истории – или что русский народ – говно. Участники начинают
обсуждать. Тут же возникает методологический вопрос: в каждой из
своих областей они страшные профессионалы, возможно, написали массу
интереснейших книг. Для доказательства своих идей либо опровержения
идей выдвинутых другими им необходимо было прибегать к анализу массы
фактов, исписывать кучу бумаги, ссылаться на вагон сопутствующей
литературы и так далее. Здесь же им предлагается что-то обсуждать.
Понятно, что приводить массу фактов в доказательство свих взглядов
на историю или в целом жизнь – невозможно. Но они таки обсуждают.
Соглашаются друг с другом или не соглашаются. При этом совершенно
очевидно, что никакая серьезная доказательная базы, которая могла бы
быть сильным аргументом в пользу их высказываний, в подобном
разговоре невозможна по физическим причинам. Например, вы историк. В
течение десяти лет упорного труда вы пришли к неопровержимому
заключению, что Николай второй был редкостным отморозком. При этом
существует некая цепь неопровержимых фактов, раскрытых вами в ходе
исследования, которая со всей возможной очевидностью доказывает вашу
правоту. Значит ли это, что для того чтобы убедить общество – что
Николай Первый был полным отморозком – вы должны заставить его
принять к сведению всю цепочку неопровержимых фактов, исследованных
вами, и пройти через десятилетие упорного труда? То есть заставить
общество стать чем-то вроде гипер-историка? Иными словами: каким
образом возможна коммуникация и влияние, если трансляции поддается
только верхушка айсберга?
Мы в состоянии говорить друг с другом на отвлеченные темы только при
одном условии: мы как бы отходим от констатации фактов,
обусловливающих друг друга с очевидной необходимостью, и акцентируем
свое внимание на неких общих объяснительных высказываниях, которые
должны, на наш взгляд, иметь наибольшую выразительную силу. Причем
речь идет не только об отвлеченных темах. Все, что касается
трансляции политических идей, религиозных, размышлений об искусстве
и так далее, в конечном счете выливается в высказывания, имеющие не
столько доказательную, сколько выразительную силу. Проще говоря,
когда мы разговариваем друг с другом, нас совершенно не волнует,
соответствует ли высказываемое реальному положению вещей, точнее –
находится ли оно с ним, этим положением вещей, в некоей
причинно-следственной связи. Нам по барабану есть ли в природе некая
очевидная связь фактов, делающих суждение, высказанное вслух,
осмысленным.
Если бы это было не так, мы бы не могли друг с другом общаться.
Представьте себе мужчину, который говорит своей возлюбленной: «Я
тебя люблю». В мире, где смысл всякого высказывания выражался бы
только благодаря некоей обосновывающей его цепочке причинно
следственных связей, эта фраза могла бы звучать примерно так: «Когда
я впервые тебя увидел, это было шестнадцатого мая, в семь тридцать
утра, ты стояла в очереди к автолайну, так вот, я сказал себе тогда:
какая изящная девушка, и одета со вкусом; у тебя еще была коричневая
кожаная сумочка на плече; затем полгода ты не выходила у меня из
головы; двадцать пятого октября я расстался со своей первой женой
потому что понял, что она не ты, и это со всей очевидностью
доказывает, что я тебя люблю. Да, я тебя люблю. Видишь – я и вправду
тебя люблю. Да, я не вижу у тебя этой кожаной сумочки – где она? – Я
ее потеряла семнадцатого числа, в метро, был час пик, в вагоне
жуткое количество народа, когда я выходила на Октябрьском Поле меня
зажало в дверях…и т.д.». Хотя встречается достаточно странных людей,
которые пытаются выстроить свою жизнь по модели, где одно якобы
должно обуславливать другое, и анализируют свои неудачи в том же
ключе: из серии, значит так, я ее любил, цветы дарил, в театр водил,
на море возил, подарками осыпал, от детей не отговаривал – а она
меня кинула; где же, черт возьми, я допустил ошибку?
Если вы еще не сошли с ума, если вы смотрите на окружающую жизнь
трезво – вы будете вынуждены признать – или с неохотой допустить –
что во вселенной мы одни, что мы не являемся частью некоего более
общего процесса, что смысл человеческой жизни не определяется ее
целью, что ценность культуры не описывается в терминах детерминизма,
ни социального, ни какого-либо еще, и что истина важна куда менее
чем самовыражение. И все это жутко противно и неудобно. Гораздо
приятнее и проще думать наоборот: что во вселенной живут
инопланетяне и они вот-вот поделятся с нами своими передовыми
технологиями, смысл жизни в том чтобы вырастить детей и построить
дачу, просто нужно этим проникнуться, культура нужна для того чтобы
уметь читать, писать и голосовать, что поступай в отношении других
так как ты бы хотел чтобы поступали в отношении тебя – и все будет в
ажуре; а смысл того, что нам говорят и что мы делаем, в конечном
счете, определяется реальным положением дел в природе вещей.
Я не в силах в это поверить. Но, чувствуя полную незащищенность и
остановку, я фантазирую и ищу пути спасения. Как, например, Платон,
который придумал идеальное государство, или Гегель, который придумал
абсолютный дух, или Маркс, высосавший из пальца черт знает что – да
и то, скорее в шутку, или Джрдж Буш – придумавший демократию, или
Ницше – открывший философию будущего, или Будда – нащупавший
нирвану… Вот он я – нескромный и наглый, стою в углу собственного
невежества и отчаяния, но мечтаю, мечтаю, мечтаю… построить бункер и
встретить в нем конец света.
Апокалипсис
Я люблю свой сад. Высоченные, десятиметровые липы, опоясывающие
пятьдесят гектаров земли, и яблони внутри, посаженные еще прадедом.
Я ясно вижу, как одним прекрасным августовским вечером сижу в кресле
качалке и пью чай с медом и ломтиками ранних яблок. Низкий
деревянный столик, покрытый клеенкой в разноцветных квадратиках,
кое-где прорезанных ножом. Хлебные крошки. Вечер. Сад освещен
хрупким светом матовых ламп, рассованных в кажущемся беспорядке по
всему саду таким образом, что одни места освещены ярко, другие –
скрыты полумраком, или же вообще погружены во тьму. Под деревьями
лазают мои дети; на веранде дома за моей спиной – жена, с кем-то
разговаривает по телефону. Ко мне приехал друг, он сидит напротив и
немного вбок. Я болтаю с ним о нашей работе – скоро наша компания
приступает в внедрению бункеров, способных функционировать в
окружении раскаленной лавы – а также мы перемываем кости своему
общему начальнику, главному конструктору - редкостный тупица. Время
от времени я посматриваю на часы мобильного телефона. Наконец я
поднимаюсь, еще раз интересуюсь у жены, все ли вещи собраны и
перенесены вниз. Затем кричу в матовый полумрак яблоневого сада:
«Федор, сколько раз тебе говорить, немедленно иди сюда и спускайся с
мамой в бункер. Через полчаса здесь все смоет. Ты что, хочешь
остаться?» Я слышу в ответ «хочу» и звонкий смех. Затем, кое-как
отловив непослушное дитя в зарослях сливы, волоку его к дому.
По прогнозам метеорологов через полчаса в той части света, где я
живу, произойдет нечто вроде всемирного потопа. Гигантская волна,
порожденная сдвигом тектонических плит, должна все смыть с лица
земли. Ну и Бог с ней. Человечество давно свыклось с мыслью, что
даже если его мечте о полной власти над силами природы не суждено
осуществиться, зато исчерпывающий информационный контроль процессов,
происходящих в ней, с лихвой искупает отсутствие рычагов прямого
воздействия, делая подобные рычаги чем-то несущественным. В конце
концов - волна так волна. Нашим бункерам все ни по чем.
Мы спускаемся вниз, по винтовой лестнице. Конечно, есть еще лифт. Но
мне хочется спуститься именно по лестнице, чтобы заодно похвастаться
перед другом картинами, которые висят на стенах по бокам. Это
репродукции. Но даже если рассматривать эти репродукции с лупой –
можно увидеть бороздки оставленные на полотне кистью художника.
Новейшая технология. Принтер, конечно, обошелся недешево, да и
краски жрет немеренно – но, черт возьми, на что только не пойдешь
ради искусства.
Спуск занимает около десяти минут. Бункер находится на порядочной
глубине. Когда мы спускаемся и входим в первый зал, нам навстречу
выходит моя жена с мобильником в руке. Она укоризненно качает
головой – до конца света осталось пара минут, а я веду себя как
ребенок, будто способен все предусмотреть – а ведь опасаться можно
чего угодно. Затем мы проходим следующую комнату, пожалуй, самую
большую – это вариант зимнего сада. Конечно, для десятиметровых лип
тесноват – но кое-что уместиться смогло: несколько яблонь, пара
кустов смородины и два невысоких деревца в человеческий рост с
пышной листвой, под которой, если бы здесь мог идти ливень, было бы
весьма уютно прятаться. Эти деревья несколько лет назад я специально
заказал в биолаборатории – поэтому у них нет названия. В этом саду я
предусмотрел практически все – даже ветер. Только сейчас его нет, да
и немного душновато – дети куда-то заиграли пульт от кондиционера.
Мы проходим сад и поднимаемся на деревянную веранду, чтобы войти в
следующие помещения. Мой друг, поднимаясь по ступенькам веранды, в
недоумении осматривается по сторонам и ехидно замечает: «У тебя,
Егорыч, явно крыша съехала… Скромнее надо быть». Я улыбаюсь.
Мы проходим в комнату и усаживаемся у камина. Жена приносит чай и
свежие булочки. Мы пьем чай и продолжаем прерванный разговор. Вдруг
я слышу голос сына, который кричит из другой комнаты: «Папа, папа,
иди быстрей сюда – посмотри, сейчас от нашего дома ничего не
останется…». Там на стене висит большой экран, на котором видно все,
что происходит на поверхности. Я морщусь. «Ничего захватывающего в
этом зрелище, по-моему, нету. А тебе вообще спать пора. Ты уже
почистил зубы?»
Я еще немного беседую с другом. Наконец он смотрит на часы и
собирается уходить – мол, и так засиделся. «Слушай, не стоит
рисковать, ну мало ли что, все ж таки не каждый день конец света
происходит. Оставайся. Переночуешь у нас. Места много. Я слышал, в
метро хотели сделать технический перерыв». Он улыбается.
«Маловероятно. Было приятно у тебя посидеть. Но мне пора ехать».
Ничего не поделаешь. Жена прощается с гостем, извиняясь за то, что
не может проводить – нужно укладывать детей. Я провожаю его до
транспортной камеры, объясняю, к какой ветке метро ведет мой
тоннель. Он уезжает.
Я возвращаюсь обратно к камину. Я хочу еще немного поработать.
Включаю компьютер и вхожу в интернет. В мою почту попадает куча
спама – как не устанавливаю защиту, все равно эта зараза каким-то
образом пробирается. Одно из объявлений привлекает мое внимание:
|
ETN TRAVEL Inc.
– это уникальный шанс увидеть развалины Нью-Йорка и Вашингтона!
Америка, стертая с лица земли, но не покоренная – это круто. Наши
подводные лодки – самые безопасные в мире.
Семейным парам
предоставляются скидки.
!ENJOY
THE NATURE!
|
Я с раздражением захлопываю крышку ноутбука и иду спать. Забравшись
в кровать и зевая от усталости, я говорю жене: «Знаешь, для этих
янки нет ничего святого» - и проваливаюсь в сон.
|
