|
|
Литературный |
 |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Произведения конкурсантов,
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
190506001vd ПОДАРОК |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
“ Выдался мороз. Поди-ка. Вон, как забирает”, - Сергей Сергеевич Панеев зябко повёл плечами и прикрыл глаза. - Пошли, пошли, милые, - прикрикнул Семёныч. Кони, перешагивающие в ожидании скорой дороги, нервно тянули ноздрями стужёный воздух. Дрогнули поводья и понесли резвые по Невскому в сторону набережной. Торговцы, приказчики и разный люд, спрятав носы в воротники, поспешали к месту работы, ругая выдавшиеся под Рождество морозы, почём зря. И то, верно, тяжеловато было держать пост, когда организму требуется питание. Закутался и господин. Карета представлялась ладной, новой, с горячей “ печкой” и бархатом сидений. Оконца подёрнулись причудливым инеем. Тёмно-карие глаза прищурились, рассматривая тайные узоры. Рождество приходилось на среду. А это значит, - рассудок прикинул, - зима обещает быть хорошей и долгой, весна – сухой, лето – незлым, осень – спокойной, будет неурожай пшеницы, но винограда станет много, мёду и овощей – изобилие, масло – скудно. Во всяком случае, так уверяла Ольга Александровна, внимающая старым народным приметам. Вспомнив о жене, начальник военно-полевой канцелярии, в круг вопросов которого входили и те, что касались лиц свиты государя и собственного Его Величества конвоя, - преобразился. Взгляд стал добрей, черты лица обмякли, освободив высокий лоб от широкой ненужной складки, а уголки рта подались в улыбку. Экипаж остановился аккурат дверей. Двухэтажный дом, служивший одновременно мастерской и салоном, был полон ожидания Праздника. Запах цитруса и сладкой ванили волшебным образом перемежался со смоляным духом. Зал наполнился звуками веселья и предрождественской суеты. Людей было множество. Доброжелательность и предвкушение много лучшего царили в преддверие сочельника, как никогда в году. Кланяясь в ответ на приветствия знакомых, Сергей Сергеевич прошествовал к широкому прилавку. - Сию минут, - пискнул мальчонка, скользнув чернющими глазами по облику вошедшего. Панеев огляделся. Народу не поубавилось, а даже прибыло. Входной колокольчик, в обычные дни издающий приятный уху звон, сегодняшним утром надрывался за все предыдущие дни спокойствия. - Сергей Сергеевич, какая радость, - спустившийся сверху человечек, обладатель острой седой бородки и маленьких, живых глазок, вооружённых не покидающими их пенсне, приблизился к почётному заказчику. Пальцы довольно приобняли друг дружку в “замке“. - Готов ли? – притворно усомнился пришедший. Брови человечка вскинулись, глаза, глядевшие поверх кристальных стёклышек, удивлённо расширились. - А как же?! Добрый Генрих держит слово. Это Панеев знал. - Гринь, - обратился хозяин ювелирной мастерской к давешнему мальцу. – Скажи, чтоб приготовили банты, – и уже Сергею Сергеевичу. - Прошу сюда. Войдя в кабинет, князь на мгновение замер. На столе в окружении лент и разноцветных коробов стоял заказанный им для дочки Подарок. Именно такой – с большой буквы. Господин подошёл неслышно, не отрывая зачарованных глаз, словно опасался разбить творение мастера. - Кудесник, - проговорил он, не поворачивая головы. – Это чудо. Чудо, - ещё раз повторил он, чуть склонившись над большим стеклянным колпаком. - И вот ещё что, - Вигстрем, довольный произведённым эффектом, встал по ту сторону стола и нажал на рычажок. Выражение влажных карих глаз Сергея Сергеевича сказало ювелиру больше, чем какие - либо слова, предназначенные случаю. - Упаковывать? – лукаво спросил человечек. Князь кивнул. Выбрав ещё одну забаву для обожаемой молодой супруги, он направился к выходу. Хозяин, распорядился об осторожном размещении Подарка, и, провожая Сергея Сергеевича поклоном, не уставал передавать привет уважаемой Ольге Александровне. - Непременно, непременно, - согласился Панеев, опустив трость. Он протянул ладонь для горячего мужского рукопожатия, а, откланявшись, тут же удалился. - С наступающим, - вслед гостю проговорил человечек, довольно погладив бородку морщинистой рукой. – От всего сердца желаю так же радостно его провести, как встретить. Лучики неумолимого отпечатка времени разбежались вокруг глаз. И в самом деле день был приятным. Прибыльным. Колокольчик ещё раз мягко колыхнулся. Четвёрка князя пустилась в обратный путь. На этот раз домой. * * * Счастливая звезда князя Панеева взошла. Владелец крупного состояния, он принадлежал к высшим аристократическим кругам, пользуясь в начале своей службы при дворе поддержкой министра и очень милостивым отношением государя, назначившего его в прошлом году своим флигель - адъютантом. Богатый особняк на Мойке был приветлив и открыт для приёмов. Добрый брак о живил комнаты детским смехом, а значит, радостью. Любимая жена, хороший дом, славная карьера, что ещё нужно честолюбивому человеку? В таких случаях говорят: жизнь складывалась удачно. “ А почему, собственно складывалась? – подумалось князю. – Сложилась”. Единственным неприятным моментом сегодняшнего утра было, пожалуй, нежелание мотора завестись. ( Сергей Сергеевич стал одним из первых владельцев автомобилей в России, с удовольствием совершал поездки, управляя им самостоятельно.) Только Панеев ступил на порог, к нему кинулась маленькая девочка, за которой еле поспешала полная, розовощёкая гувернантка. - Варенька! – распахнул объятья отец. Девчушка, подхваченная на большие руки, прижалась к широкому лицу и тут же отпрянула. - Ой, холодно. Ты холодный, - ручонки отодвинули от себя морозное сукно. - Ещё бы, - согласился вошедший. – Такой морозище. - Ты мне подарок привёз? – Варенька прищурила большие голубые глаза, склонив голову на бок. – И маме? - И маме, – Сергей Сергеевич снял одёжу, передал её старому добродушному Феликсу, выполнявшему ранее работу кучера, и, погладив ребёнка по голове, проговорил. - Идём. - А покажи, - надула губки маленькая княжна, не двигаясь с места. - Нельзя. Завтра. - Я хочу сегодня, - цепкие пальчики схватились за отцовский рукав, едва дотянувшись до него. - А то ты плохо спать будешь. Станешь думать, как там моя доченька без подарка? - А, - воскликнула молчавшая до этого гувернантка, - добрые девочки так не говорят. - Добрым девочкам дарят гостинцы. - И тебе он будет, если станешь хорошо себя вести и прекратишь капризничать, – отец перевёл глаза на воспитательницу. – Что у вас по расписанию? - Урок музыки, - отчиталась та. Губы девочки поджались. Всё. Уже бесполезно просить отца о милости. Момент упущен.” Ну, что ж, завтра, так завтра”, - и Варенька, кукольно изобразив муку, послушно отправилась в свою комнату. Панеев проводил взглядом удаляющееся розовое платьице с широким атласным бантом на спине. “Шустра”. - Серёжа, ну где ты? – донёсся из гостиной голос супруги. Панеев поторопился. Глазам предстала чудесная картина. Посреди стояла огромная благоухающая ель, а вокруг неё, по устоявшейся традиции, располагались небольшие круглые столики для подарков. В отдалении, находился ещё один, с мешочками, наполненными всевозможными гостинцами. Панеев украдкой вздохнул. Вот и второй год наступил, когда Варенька должна была исполнять роль хозяйки рождественского утренника, и по жребию, раздавать от своего имени подарки гостям. Как-никак, шесть лет уже. - Я здесь, - проговорила голова, заглянув в дверной проём. Располагаясь где-то внизу, она принялась подниматься всё выше и выше. - Ну, полно, что за ребячество. - Хочешь увидеть Варин Подарок? – почему-то шёпотом предложил Сергей Сергеевич, оглядываясь. Наверху музыцировали. - Конечно, - Ольга Александровна отложила салфетки в сторону. – Как и хотели? С фонарями? – голос всё – таки выдал волнение и эмоции захлестнули отзывчивое сердце. - Как положено, Ваша светлость. Увидите. Солнце, заглянувшее в большую гостиную, что находилась у главного подъезда, в секунду залило пространство чудесным живительным светом. Отделано помещение было в английском стиле: мебель светлого дерева подверглась, как и стены, обивке чинсом (глянцевым кретоном), отчего ель казалась ещё выше и массивней. Вот и озорные колокольчики, принимая солнечные блики, взялись подмигивать серебряным светом, наполняя зал огнями. Предмет поставили на стол, дверь закрыли. Указав предупредить о внезапном появлении маленькой княжны, родители, затаив дыхание, приблизились к столу. Ещё миг, розовые ленты упали, коробка отодвинулась, а перед глазами предстал Варенькин Подарок. - Боже, - воскликнула Ольга Александровна. Она подняла глаза на мужа. Те, подверженные сентиментальному рассудку хозяйки, чуть не выдали на гора весь поток припасённых счастливых слёз. – Непостижимо. - Правда, здорово? – Сергей Сергеевич склонился над стеклянным куполом. – Наш дом, - он указал на особняк в центре представленного макета. Это была идея князя – подарить своей дочурке – Петербург. Супруга предложила дополнить модель скрытым освещением. Чтобы представить, каким же виделся людям Город, требовалась чуточка воображения да пара зорких глаз. Итак. На большой круглой площадке расположился макет красавца – Петербурга, выполненный в заданном масштабе с филигранной точностью. Центр Города с его дворцами, речками, мостами, площадями и соборами – со всем его богатством, представал во всей изысканности ювелирного искусства. Ольга Александровна глядела на Петербург, и, как ребёнок, узнавая знакомые места, радостно вскрикивала. Все здания модели были выполнены из золота: обычного, белого, червлёного, с различием в неуловимой опалесцирующей эмали. Так, белоснежные колонны здания Главного Адмиралтейства, великолепно подчёркивали торжественность облика. Зимний дворец, с его малым Эрмитажем и Эрмитажным театром, выделялись особым богатством. Нежно-голубой цвет дополнял ту же белизну колонн и золото основы. Точность работы поражала воображение, не упуская ни одной фигуры. Можно было заметить даже выражение лиц атлантов, поддерживающих перекрытия здания при торжественном входе. - Серёжа, смотри, - жена, мельком взглянув на мужа, прикоснулась к стеклянному куполу. Солнце слепило глаза, но золото завораживало. Прятаться от лучей вовсе не хотелось.- Михайловский, Мариинский, Юсуповский, - перечисляла женщина. – Белосельских – Белозерских. – Затем, увлечённая головка красавицы принялась разглядывать храмы. Уже один Казанский собор с его колоннадой и возвышающимся лёгким куполом на высоком барабане стоил многого. Взгляд упал на Исаакиевский собор – главный храм Города. – Мой любимый, - проговорила Ольга Александровна тихо. Вигстрем остался верен себе в точности воспроизведения. С четырёх сторон Исаакиевский собор обрамляли могучие восьмиколонные портики, украшенные статуями и барельефами. Уму было непостижимо, как всё это могло быть создано. - Мне кажется, Вареньке больше всего понравятся мосты, – Панеев присел. От долгого стояния у него слегка затекли члены, а супруга и не думала останавливаться в изучении улиц и парковых ансамблей. - Какой подарок, Серёженька! – Петровский мост. - Иоановский, - поправил муж. - Ну да, Иоановский, - согласилась княжна, разглядывая соединение двух островов: Заячьего с Берёзовым.. – Аничков, Староникольский, – голубоглазая красавица оторвалась от модели и подняла подбородок. – Голова кружится. Все мосты, каналы, значимые дома, особняки, дворцы, соборы… Сколько же это работы. Глубокий выдох колыхнул воздух. Великолепие золотого металла и разноцветных эмалей уравновешивалось белым цветом зимы. Панеев специально заказал зимний Петербург. Он должен был стать символом грядущего Рождества и доброго знака перемен. Ледостав на Неве и снежный покров довершали картину идеального Города. - Смотри, - обратился Сергей Сергеевич к жене, потянув на себя рычажок. Секунда, и в Петербурге зажглись фонари. Панеев для большего эффекта прикрыл шторы. Мягкий свет заполнил Невский проспект, прилегающие к нему улицы и пространства, отражаясь кругами на белой поверхности. - А мы, Серёженька, здесь гуляли, – Ольга Александровна прижалась к мужу, мельком взглянув в его лицо. - Видишь, у нас горит свет? – отозвался Панеев. - Значит, все дома. Владелец особняка на Мойке указал на жёлтые оконца. В отличие от других жилых зданий подарочного Петербурга только в них сияние электрического света оставалось полным. Ольга Александровна насупила тонкие бровки, как недавно это делала Варюша. - Хочу туда, - неожиданно произнёс капризный голос, прекрасно осознавая странность идеи. - Побойся бога, Оленька, мы ведь тут живём, – и, отметив внезапную смену настроения супруги, глава семейства поднялся. – Всё. Подъём. Открываем душу солнцу. Говоришь, Вареньке понравится? - Лишь бы не разбила от радости. - Не бойся, она аккуратная. Упаковываем до утра? - Сейчас, ещё чуточку. Итак, Подарок, задуманный, как детская игра, обернулся чудо - Городом, главным персонажем наступающей рождественской сказки. - Дорогой, - обратилась Ольга Александровна к шедшему с лентой мужу, - а почему они такие багряные? – Тонкие пальцы указали на Ростральные колонны перед зданием Биржи на стрелке Васильевского острова. - Потому что рубиновые, - успокоил супруг, - как и Александровская. А ещё Пётр (имелся в виду “ Медный всадник”) стоит на рубине. И каждый фонарь украшен маленьким бриллиантом. Хорошо придумано, да? – Панеев довольно ходил по гостиной, потирая руки, словно сам был ребёнком, ожидающим от праздника чудес. * * * Сочельник – это вечер и ночь накануне Рождества Христова. Варенька знала. А ещё девочка уяснила, что ужину в Рождественский сочельник все люди придают особое значение. С самого утра слуги тщательней, чем всегда убирали дом, мама хлопотала, успевая отдавать распоряжения и следить за их неукоснительным соблюдением, а папа, отлучившись по делам службы, приехал только к пяти часам пополудни. Маленькую проказницу суета забавляла... Но наступал вечер. Приглашённые садились за стол, застеленный белоснежной накрахмаленной скатертью, украшенный изумительными цветами в пяти огромных хрустальных низких вазах… Летом, в соседнем со столовой открытом дворике, окружённом колоннадою, можно было поиграть в салочки. Но это летом, а сейчас зима. Детская фигурка отошла от окна, за которым горели два больших костра. Из-за холода, шестилетнюю княжну посмотреть огонь поближе, не выпустили. Так брёвна и трещали на морозе одни одинёшеньки. - А зачем надо жечь костры? – спросила как-то у отца девочка, заправляя за ушко выпавшую прядку волос. - Зачем, а? - Считается, что под Рождество усопшие родители приходят обогреваться, и что от этого огня пшеница народится ярая. - Но ведь дедушка с бабушкой живы, - подумала, а потом высказалась Варенька. – Значит, только для пшеницы, - сделала она вывод и нахмурилась. С одной стороны, ей очень хотелось посмотреть, как усопшие подтягиваются к костру поближе, грея окоченевшие руки, с другой, - чтобы бабушка с дедушкой жили долго. Появилась первая звёздочка. Ужин начался. Варя Панеева была послушна и тиха. Она внимала всему, о чём говорили приглашённые и иногда недоумевала. Глазки вскидывались на маму при чудных разговорах гостей. “ Зря считают, что ребёнок не в состоянии понять беседу взрослых. Я вот всё поняла, - решила девочка. – Ну, почти всё.” Так Варенька узнала, что некий Поль Пуаре предлагает в этом году неплохие платья в стиле Консульства, Империи и ещё какой-то Д… Варя не запомнила. Слово было трудным. - Никакого жёсткого корсета, - продолжала дама за столом, слегка склонившись к хозяйке вечера. - Никаких шуршащих нижних юбок с вышивкой и кружевами. - Не может быть! – присоединилась другая. – Вот и найди теперь уважающую себя девицу. - А цвет! – обрадовалась новой слушательнице первая гостья. – “ Неврастеничную гамму” - так сказал сам Пуаре, - я передаю дословно, - заменяю фейерверком алых, зелёных, лимонных, оранжевых красок. Вторая дама подняла подкрашенные брови и, сделав беззвучное “ха”, опустила их. Голова неодобрительно покачалась на слегка морщинистой шее. Мужчины говорили о крещенском параде. На нём, по обычаю, принимались послы, посланники и дипломатического корпуса аккредитованные представители иностранных держав. Начинался он с обхода Его Величеством по залам дворца взводов от всех войсковых частей города и окрестностей с их полковыми знамёнами и штандартами. Зрелище, как говорили, было потрясающим. Варенька ещё ни разу не видела парада и хотела было попросить у отца взять её на этот раз с собой, но передумала. Он разозлится сейчас. Нужно подождать. - Напрасно отменили балы, - слышалось с другого конца стола. Девочка вновь повернула аккуратно убранную головку в сторону “ плотоядной” дамы. - Да, да, - поддержала, между тем, другая. – Скучно стало. Притом, что императрица Мария Фёдоровна, при всей готовности пойти обществу навстречу, ничего не может поделать со своей невесткой. - Нынешняя императрица застенчива, - вступилась Панеева. Ольгу Александровну не устраивали подобные разговоры, и на правах хозяйки дома, она мягко попробовала их пресечь. – Недоброжелательность окружающих, как правило, заставляет уходить в себя и искать общения с людьми, кажущимися более простыми и сердечными. Это так естественно. - Как Вы добры, дорогая, – на княгиню взглянули холодные хищные глаза гостьи. – Всякое Её начинание оканчивается неудачей и в этом Вы меня не переубедите. - Тем не менее, - спокойно закончила устроительница ужина, - мы все Её мало знаем. Я недавно прочитала, - перевела она разговор в незатейливое русло, что любое наше слово и мысль материализуются. Так говорят древние китайцы. - Вот было бы неплохо, - подхватила плотная дама. За это им многое можно простить. “ Что многое?” – подумала Варенька. И ещё она поняла, что гостьи не любят государыню Александру Фёдоровну так же, как китайцев. Может, даже больше. День был долгим. Сытость клонила ко сну. А ещё хотелось поговорить с мамой. Девочка умело сделала вид, что засыпает, сомкнув веки и поникнув головой. Уже лёжа в кровати, она принялась выяснять все непонятности. - Подожди, подожди чуточку. Я только спрошу, - говорила дочка шёпотом и хваталась за ладонь. Вопросы сводились к следующему: будет ли подарок в её комнате или под елью, за что не любят государыню и правы ли китайцы? Ольга Александровна повела бровью и, вздохнув, обернулась на дверь. - Так. Только быстро. Подарок будет в гостиной, рядом с елью. Китайцы – народ интересный, своеобразный, а вот правы ли они на счёт материализации мыслей…, - женщина подняла хрупкие плечи, - поживём – увидим, пока ничто не подтверждает справедливость подобных суждений. Относительно государыни, - палец коснулся носика Варюши, - пять лет назад придворные балы были заменены спектаклями с ужинами в галереях Эрмитажа, но, с течением времени, прекратились приглашения и на них. - Ну и что? – привстала малютка, оперевшись локтём на подушку. Её большие голубые глазки не понимали всей подоплёки. - А то, - сделала нарочную паузу Ольга Александровна, - что данное изменение сильно не понравилось мамашам, вывозившим своих дочерей в свет. Они лишились возможности лишний раз блеснуть красотой. - Кто, мамаши? - Да нет, - улыбнулась женщина. - Дочки. - А больше негде блеснуть?- озаботилась Варенька. Она знала, что в сказках обязательно должен быть принц. С одними принцессами, что же это за сказка. И у неё будет принц. Только где его теперь найти, если балов больше нет? Может, “ плотоядная “ дама права? На вопрос дочки Ольга Александровна рассмеялась. - Мы ведь с твоим папой встретились? Значит вопрос надуманный, хотя такой маловажный факт, как отмена вечеров при высочайшем дворе, привёл к неприятным последствиям. Императрицу винят в нежелании видеть общество у себя, и нынче волна суждения каждого её поступка нахлынула девятым валом. – Мать поправила одеяло, подоткнув его со всех сторон. - Тебе об этом рано думать. Кто самая послушная девочка? - Я. - Тогда спи. Дверь закрылась, а Варенька никак не могла успокоиться, вспоминая сегодняшний вечер. Но вот разум затуманился. Последние минуты бодрствования отозвались недавним разговором с отцом. - Нужно уважать царя, - наставлял он, - не раболепствовать, но искренне уважать. - А если царь – дурак? – спросила Варюша. Сергей Сергеевич на миг смутился. Как объяснить шестилетнему ребёнку такие важные, но сложные вещи. Малышка ждала ответа, глядя на отца доверчивыми серьёзными глазами. - Тебе хорошо живётся? – нашёлся тот. Варенька об этом не думала, а, подумав, решила, что “да”. - Значит, царь – не дурак. Во сне княжна увидела свой подарок. Огромную фарфоровую куклу в сиреневом платье, шляпке и в, украшенной шитьём, тальме. Она была красивой, тихо говорила “мама”, а ещё при покачивании, хлопала длинными, загнутыми ресницами. * * * И вот наступило долгожданное утро, пришедшее ослепительным солнцем и ржанием лошадей. Проснувшись, и поняв, что праздник настал, Варенька соскочила на пол, надела тапочки, а после бегом направилась вниз по лестнице, приподняв край сорочки. Войдя в комнату, фигурка замерла на пороге. Прямо перед глазами около ели стояла огромная коробка с большим атласным бантом наверху. “ Нет, - подумала Варюша, - кукла не может быть такой большой.” Девочка осторожно обошла подарок. Пальцы, достав до ленты, тихонько потянули её на себя. Тогда стенки коробки - четыре индиго - золотые лепестка - раскрылись, а ладошки, сложившись сами собой, прижались к губам. Взгляд блуждал, не зная, за что зацепиться. - Ну, как? – громыхнул Сергей Сергеевич. – Нравится? Варюша обернулась. У дверей стояли папа с мамой. - А ещё мы зажигаем фонари, - проговорил отец, подключая макет к электрической линии. Иллюзия сумерек. Варенька молчала. Она уже увидела Дворцовую площадь, Неву, свой дом, Мойку, на которую выходили окна гостиной, мосты и маленькие фигурки прохожих. - Красиво, - наконец, вымолвила девочка. Это были не какие-нибудь кукольные шкафчики, стульчики. Это был Петербург. - Что тебе больше всего нравится? – Ольга Александровна приобняла дочку, заглядывая в распахнутые глаза. А те были устремлены туда, под стеклянный купол. Блуждали по набережной, следовали за крохотными людьми в шубах и цилиндрах, такими махонькими, что даже тросточки в их руках еле различались, за экипажами, которыми можно было любоваться в отдельности: каретами, пролётками, санями. Была на модели даже конка – синий двухэтажный вагон с открытым верхом – империалом. Сергей Сергеевич взглянул на жену и улыбнулся. Сюрприз удался. - А можно его убрать? – Варюша повернулась к родителям, коснувшись стекла. - В общем – то, можно, но он запылится. - Город? - Да. Видишь, какое всё крошечное. - Жалко, - вздохнула Варенька. – Но всё равно это лучше куклы. - А у тебя и кукла есть, – Ольга Александровна подошла к широким еловым лапам и, отодвинув одну, достала сиреневую коробку. Сердце Варюши замерло. - Это Лисавета? – ребёнок подбежал к матери, протягивая руки. - Наверное, надо одеться, - предложил отец, изображая строгость. - Я быстренько посмотрю, а потом оденусь и буду слушаться, – Варюша уже знала - сказку делают родители. Сиреневое платьице, шляпка и тальма – всё, как она видела в огромном магазине на Невском проспекте, куда в прошлом месяце ездила с мамой. “ Что может быть лучше смеющегося ребёнка, в глазах которого светится своё маленькое счастье? Ничего”, - подумалось Сергею Сергеевичу. - Ничего. * * * Утренник прошёл замечательно. Дети веселились вокруг ели, ходили хороводами, пели песни и играли, не замечая течения времени. Только Митя разбил стеклянные бусы, чем заслужил упрёк и суровый взгляд хозяйки праздника. Варенька отчитала его, как если бы знакомый был её подчинённым. Комично было слышать о вошедшей в привычку невнимательности из уст шестилетнего ребёнка. Но главным персонажем рождественского утренника, безусловно, явился Варенькин “Петербург”. Группа детишек под её внимательным взглядом ( чтоб, чего доброго, не разбили) рассматривала произведение ювелирного искусства так, словно это была ещё одна игра: “ отыщи свой дом “. Его нашли все присутствующие. - А вот мой! – кричал один. - А вот мой! – перебивала другая. Никто не остался раздосадованным. Когда гости разъехались, а большая гостиная была убрана от разноцветных конфетти, серпантина и хлопушек, к ели, вернее, к стоящему рядом с ней Подарку, приблизился мальчик лет семи, наблюдавший праздник из своего укрытия. Хоть мать, служащая у Панеевых вместе с мужем, не велела Матвею приближаться к рождественской ёлке, тот, крадучись и, оглядываясь по сторонам, вздумал посмотреть на то, из-за чего другие дети, перебивая друг друга, чуть не сорвали свои голоса. Только войлочные сапоги вознамерились приблизиться к стеклянному куполу, как откуда ни возьмись, в комнату вбежала маленькая хозяйка с выражением ужаса в глазах и распростёртыми руками. - Уходи, - приказала она. – Это мой Город, - и заслонила собой Подарок. Взгляд Матвея сделался жалостливей, чем у побитой собаки. - Я только посмотреть, - виновато проговорил он, кося глазом мимо голубого платья. - Ты его разобьёшь. - Я только посмотреть, - ещё раз выдавил мальчик, направляясь к двери. А так хотелось вернуться. Варенька глядела вслед удаляющейся спине, тонкой шее и большой, как у головастика, голове, беззлобно. И, в общем – то, чего сердиться? Она ведь успела войти. - Ну, ладно. Можно. Разрешаю. Матвей обернулся, но не приблизился. - Ничего не трогать. Только смотреть, - строго высказала княжна, сев около своего Петербурга. Мальчонка не ответил, только кивнул, и, сперва примостившись так же, как Варюша, через пару минут лёг на живот, приблизив глаза к маленькому зданию Биржи. Боясь дышать, рассматривая город с высоты, он будто ступил на небеса, на мгновение став заботливым ангелом - хранителем. Варюша тоже легла на живот, положив ногу на ногу. - А где дом? - Вот, - указала она пальчиком. - Угу, - увидел гость, которого не звали. Начинался снегопад. Крупные хлопья медленно ложились на еле прикрытую землю. Ветер стих. Больше всего нарушителю вечера понравилось, что Подарок – Петербург словно только что вынырнул из мимолётной снежной пороши. Белая эмаль слегка покрывала головы львов, чугунные решётки, золотые купола и любимых им грифонов. - А где ты его оставишь, когда уедешь? Он же большой, - неожиданно сказал Матвей. - Куда я уеду? – присела Варюша. Родители ничего не говорили об отъезде. На улице холодно, а до лета далеко. - Ну, мало ли, куда, - продолжал задиристый мальчишка, пожимая плечом. - Никуда я не уеду. Я буду здесь всегда, - твёрдо проговорила Варенька, подняв подбородок. Она передумала показывать, как начинает мерцать Петербург, покорный воле маленького рычажка. Снег всё шёл. Казалось, что он опомнился и решил укутать холодным пухом все проспекты и бульвары. Девочка подошла к тёмному проёму окна. Только в свете фонарей, одна снежинка меняла другую, ложась в круг под чугунным столбом. - Ну, я пошёл, - проговорил мальчуган, нехотя поднимаясь. Пятясь, он вышел из зала и, сделав неумелый поклон, побежал к матери. А Варенька вернулась к Городу. Тот, радостный, мягко осветился разлившимся электрическим светом, подмигивая хозяйке сотней мерцающих искр. “ Папа был прав, - подумала малышка. – Так ещё красивей”. Ростральные колонны и скала “ Медного всадника” заиграли изнутри бордовым сиянием, отчего показалось, что в Петербурге зажгли костры. “ Рождество – 1908 “. Гравировка на основании Подарка должна была запечатлеть год долгого счастья. Подойдя к гостиной родителей, девочка застала их целующимися. Сперва она хотела тихонько подобраться и обнять обоих своими ручками, но отступила, решив, что если папа с мамой заняты, значит вся ответственность за дом ложится на неё. Очертив круг задач, княжна принялась обходить комнаты. Нужно было самой убедиться в покое и обязательном порядке, как делала бы это перед самым сном мама. Варюша всё ходила и ходила, но дом был большим, а день – трудным. Устав, детка забралась на диванчик, стоящий в кабинете рядом с папиным столом, прилегла на думку и неожиданно для себя уснула. Очнувшись от мерного покачивания, малышка не стала приоткрывать глаза. Руки отца были мягкие, горячие и очень надёжные. В них чувствовались уверенное спокойствие и всегдашняя папина сила. “ Что бы ни случилось, - думала Варенька, - Город будет со мной.” Она только что так решила. Раз и навсегда. Конец |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Вернуться к списку произведений | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
