|
Алекс РЕЗНИКОВ
А МУЗЫКА ЗВУЧИТ
Что делать, когда книжка, которую
нужно скоро вернуть, лишь одна на двоих? Читать вдвоем: "Зачем вы перестали
играть, Дориан? Садитесь и сыграйте еще раз мне этот ноктюрн. Взгляните,
какая большая, желтая, как мед, луна плывет в сумеречном небе. Она ждет,
чтобы вы зачаровали ее своей музыкой, и под звуки ее она подойдет ближе к
земле..."
Как попал к ним в руки в Ташкенте военного времени роман Оскара Уайльда
"Портрет Дориана Грея", можно только гадать. Но почти одновременно его
жаждали прочитать и пианист, и скрипачка студенческой концертной бригады
Ленинградской консерватории, эвакуированной в Среднюю Азию. В редкие минуты
отдыха между выступлениями в госпиталях и военных частях они склонялись над
замусоленными страницами, прислоняясь нечаянно головой к голове, щекой к
щеке и слыша дыхание друг друга.
...Горько называть даты жизни человека, с которым еще совсем недавно
здоровался за руку. Евгений Михайлович Шендерович (1918-1999) ушел из нашей
жизни как-то в одночасье, оставив после себя лакуну, которая никем не будет
заполнена - никогда. Мы потеряли гениального музыканта, но еще более - яркую
человеческую личность, индивидуальность, служившую своеобразным нравственным
камертоном для окружающих. По скромности своей, присущей, как правило,
великим людям, он всегда думал, что творит музыку, хотя на самом деле творил
мир красоты, раскрепощающий душу от фальши, зла, насилия и приносящий
ощущение счастья.
...В непривычно тихой, осиротевшей без хозяина квартире в иерусалимском
районе Кирьят-Менахем Сусанна Шендерович показывает нам с женой старые
фотографии, афиши, рукописи.
- Обычно на протяжении жизни люди меняются: один становится добрее, другой -
равнодушнее, - негромко говорит наша собеседница, как если бы из соседней
комнаты вот-вот прозвучат первые аккорды домашнего пианино. - Но Евгений
Михайлович, начиная с того самого времени, когда в Ташкенте 1944 года мы
вместе читали "Портрет Дориана Грея", и кончая последним его днем, оставался
одним и тем же человеком, который властвует над временем, а не время
властвует над ним.
...У мальчика из обычной еврейской семьи, жившей в городе Ростов-на-Дону,
рано обнаружился абсолютный слух. Уже в три с половиной года Женечка
Шендерович мог сыграть по
памяти не только популярную в те годы песенку "Маруся отравилась", но и арию
Радамеса из "Аиды" Верди.
Когда в семь лет Женя пошел учиться в местное музыкальное училище, его
первый педагог Яков Владимирович Друскин сказал: "Пальчики у тебя
феерические, так что теперь дело остается лишь за тем, чтобы вынуть из тебя
пианиста".
Уже будучи студентом Ленинградской консерватории, Шендерович стремился
наследовать исполнителей, которым присуща прежде всего высокая музыкальная
техника. Когда в конце первого года обучения он играл на экзамене "Чакону"
Баха-Бузони, в зале неожиданно раздались крики "браво" и аплодисменты. Они,
как выяснилось, принадлежали знаменитому тенору Ивану Васильевичу Ершову,
присутствовавшему на экзамене. После того, как прослушивание завершилось,
рассказывал Шендерович, "он подошел ко мне, взял мою руку в свои обе руки и
очень тихо сказал: "Молодой человек, я никогда не
ошибаюсь в людях. Я вам предсказываю очень, очень большое будущее". И вдруг
закричал в полный голос: "Но вы не слушайте ваших профессоров! Они вам
пальчики показывают, всякую технику. Не слушайте их. Музыку давайте,
Чакону!" И встал передо мной на колено."
"Музыку давайте!" - странные, на первый взгляд, слова, определившие всю
дальнейшую концертную деятельность Шендеровича. Конечно же, техника
исполнителя должна быть безупречной, но главная его задача - передать саму
неповторимую атмосферу каждого музыкального произведения, его интонационное
своеобразие и духовную наполненность.
К моменту окончания консерватории Шендерович определился не столько как
пианист (хотя у него была наработана обширная сольная программа), сколько
как аккомпаниатор. Видимо, в силу чисто человеческих черт своего характера -
исключительной душевной открытости и отзывчивости - он увлекся ансамблевым
музицированием, придающим исполняемому вокальному произведению большую
глубину и объемность.
...Тысячи концертов в разных странах мира, данных Шендеровичем более чем за
полстолетия артистической деятельности, принесли ему заслуженную славу.
Партнерами маэстро были такие блистательные отечественные вокалисты, как
Евгений Нестеренко (Шостакович назвал их - певца и аккомпаниатора -
"ансамблем века"), Елена Образцова, Мария Биешу, Алибек Днишев, а из
зарубежных - непревзойденная Джесси Норман. Он был дружен с величайшими
композиторами современности - Дмитрием Шостаковичем и Георгием Свиридовым, и
в его исполнении впервые прозвучали со сцены
многие их произведения.
...Почему этот прославленный и преуспевающий музыкант и его супруга в
декабре 1991 года решили сменить Москву на Иерусалим? Только ли потому, что
дети с семьями к тому времени уже поселились на Земле обетованной, а в
России происходили пугающие перемены, не сулящие ничего хорошего ее
культуре? Или, быть может, открылось "второе дыхание" - щемящее, родное,
еврейское?..
- Евгений Михайлович прямо говорил мне, что собирается стать "полноценным"
израильским пенсионером: не концертировать, не преподавать, а только
заботиться о внуках и наслаждаться иерусалимскими пейзажами, - вспоминает
Сусанна Шендерович. - Но уже через неделю после того, как мы оказались в
Святом городе, его позвали на консультацию в Иерусалимскую музыкальную
академию имени Рубина. И не успел он встать из-за рояля, как в зале появился
проректор учебного заведения, известный израильский композитор Марк
Копытман, и предложил подумать о создании класса аккомпанемента, которого до
сих пор здесь не было. Потом из Тель-Авивской академии пришло приглашение
вести курс русской музыки. Следом за этим Евгений Михайлович начал готовить
концертные программы с молодыми талантливыми певцами - новыми репатриантами
Сюзанной Порецкой, Ларисой Татуевой, Евгением Черняком, Анной Скибинской и
многими другими. А еще он давал сольные концерты, писал собственные
композиторские опусы, участвовал во множестве благотворительных акций,
словом, втянулся в привычное русло активной творческой жизни.
Но "главные" поклонники появились у Шендеровича ... в его многоквартирном
густонаселенном доме на улице Ха-Нурит, где жили по соседству простые
"восточные люди" и новые репатрианты. Когда он репетировал в своей квартире,
под окнами собиралась толпа, трепетно внимавшая звукам музыки, которые
доносились не с третьего этажа, а скорее - прямо с небес. Как-то в квартиру
Шендеровичей пришла "делегация" сабр с детьми, человек сорок, и попросила
маэстро устроить для малышей концерт. Ведь они никогда еще не слышали
классической музыки. И маэстро играл, и дети сидели, не шелохнувшись, пока
не отзвучали последние аккорды. А потом один из родителей по имени Эли
сказал: "У меня было такое ощущение, будто я весь этот час наслаждался
запахом розы. Спасибо тебе, Евгений!"
Слушая Сусанну Шендерович, я думал о том, как созвучен был этот человек
Святому городу и сколь много он сделал для приумножения его музыкального
престижа. Благодаря маэстро Иерусалим стал для многих исполнителей и
меломанов своеобразным центром духовного притяжения, который в состоянии
соперничать со многими музыкальными столицами мира. Случилось то, что
случилось, и сегодня его нет среди нас. Но мне - и не мне одному - все
видится его не уходящая в прошлое всегда элегантная тонкая фигура,
взлетающие над клавишами нервные руки, серебряная шевелюра, бесчисленные
цветы и нескончаемые аплодисменты...
Думаю, что лучшей данью памяти этого выдающегося музыкального деятеля -
нашего современника - могло бы стать учреждение Иерусалимского музыкального
конкурса пианистов и вокалистов имени Евгения Михайловича Шендеровича. Это
был бы первый такого рода конкурс, проводящийся в Святом городе, что,
несомненно, привлекло бы внимание мировой музыкальной общественности.
...Мне посчастливилось побывать в иерусалимском зале «Жерар Бахар» на
последнем концерте Евгения Михайловича Шендеровича незадолго до его
безвременной кончины. На этот раз он выступал в качестве и аккомпаниатора, и
солиста, и автора. Зал был переполнен, и в нем стояла какая-то особенная,
благоговейная тишина. Каждое прикосновение маэстро к клавишам было подобно
чуду, которое рождалось на наших глазах.
После долгих аплодисментов усталый, но безмерно счастливый Евгений
Михайлович вместе с женой направился к выходу. И вдруг он обернулся и бросил
короткий, прощальный взгляд на рояль, как бы предчувствуя, что больше уже
никогда не сможет взойти на сцену.
А музыка звучит... |