|
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
16.
Хор (женские голоса) поёт песню "Лучше нету того цвету". На фоне песни –
ГОЛОСА ИЗ ХОРА:
- в воскресенье Куда Надо пришло письмо. Вероятно, это была анонимка. Адрес был
написан левой рукой, обратный адрес отсутствовал.
- В учреждение, возглавляемое капитаном Милягой, граждане почти всегда писали
письма без обратного адреса и за редкими исключениями левой рукой.
- исключения составляли левши, они обычно писали правой рукой.
- в таких письмах содержались обыкновенно мелкие доносы.
- Это на кого ж доносы?
- А вот кто-то критиковал карточную систему.
- Или кто-то выражал сомнение в нашей скорой победе над немцами.
- А тот на кухне рассказал анекдот сомнительного содержания.
- Некий бдительный товарищ просил обратить внимание на творчество поэта
Исаковского. "Слова данного поэта, - писал бдительный товарищ, - звучат с
пластинок и разносятся по радио на весь советский Союз, в том числе известная
строчка "Как увижу, как услышу". Но прислушайтесь внимательно и вы услышите
нечто другое. "Каку вижу, каку слышу" – вот как звучит этот текст, если
прислушаться.
(Слова песни:
Лучше нету того цвету,
Когда яблоня цветёт.
Лучше нету той минуты,
Когда миленький придёт.
Как увижу, как услышу
Всё во мне заговорит.
Вся душа моя играет,
Вся душа моя горит!).
МИЛЯГА: (в хоре, читает) Сообщаем, что в нашем селе Красное скрывается дезертир
и предатель Родины Чонкин Иван, который проживает в доме почтальона Беляшовой
Анны и имеет при себе оружие, а также боевую технику в виде аэроплана, который
не летает на бой с немецко-фашистскими захватчиками, а стоит в огороде без
всякой пользы в периуд тяжёлых испытаний для нашей страны. Красноармеец Чонкин
Иван, хотя его место на фронте, на фронте не воюет, а занимается развратом,
различными видами пьянства и хулиганства. Вышеупомянутый Иван Чонкин высказывал
незрелые мысли и недоверие к марксистско-ленинскому учению, а также к трудам
Ч.Дарвина о происхождении человека, в результате которых обезьяна в человека
превратилась посредством труда и осмысленных действий. Плюс к вышесказанному, он
допустил преступную потраву скотиной Беляшовой Анной огорода известного местного
селекционера и естествоиспытателя Гладышева Кузьмы и этими своими действиями
Чонкин безусловно нанёс большой урон нашей советской науке сельского хозяйства
на ниве гибридизации. Просим унять зарвавшегося дезертира и привлечь к
ответственности по всей строгости советских законов. К сему жители деревни
Красное.
Капитан Миляга проходит в выгородке Учреждения.
МИЛЯГА: Лейтенант Свинцов!
СВИНЦОВ: Я!
МИЛЯГА: Завтра поедем в Красное, арестуем дезертира по фамилии Чонкин. По дороге
заедем к прокурору за ордером. Собирайся.
СВИНЦОВ: Есть собираться, товарищ капитан.
17.
Чонкин спит. Вбегает Нюра, будит его, брызгает водой из ведра.
НЮРА: Вань! Вань! Я щас на дороге военных встретила, они на машине застряли. К
нам едут, в Красное.
ЧОНКИН: Отстань.
НЮРА: Слышь, Вань, так ведь дезертира брать едут.
ЧОНКИН: Отстань.
НЮРА: Вань, да ты чего? Дезертир-то кто? Ты!
ЧОНКИН: Чего?!
НЮРА: А я, что ли?
ЧОНКИН: Да за такие слова я тебе...
Нюра окатывает его остатками воды.
Меня сюда поставили охранять аэроплан. Сколь я ни обращался в часть, никто меня
не сымает. Сам я покинуть пост не могу, не положено по уставу. Какой я дезертир?
НЮРА: Вань, да ведь они тебя сейчас загребут, нешто им докажешь? Лезь хоть в
чулан пока что.
ЧОНКИН: Нет, Нюрка, прятаться мне негоже, потому что я свой пост оставлять не
имею права. И снять меня не может никто, окромя разводящего, начальника караула,
дежурного по части или... генерала.
НЮРА: И что же ты будешь делать?
ЧОНКИН: А что мне делать? Пойду, стану на пост и пущай попробует кто подойти.
НЮРА: стрелять в их будешь?
ЧОНКИН: Не тронут – не буду.
НЮРА: (плачет) Вань, не противься ты им, ведь убьют!
ЧОНКИН: что делать, Нюрка, я ж часовой. Давай простимся на всякий случай.
ХОР:
Прощай радость, грусть моя,
Слышу, едешь от меня...
Знать, должны с тобой расстаться,
Тебя мне больше не видать.
ЧОНКИН И НЮРА:
Тёмна ночь, ах, ноченька,
Эх, да не спится.
ХОР: (мужск.)
Сам я знаю почему
Ты, девчёночка одна,
Ты одна меня тревожишь,
Одна решила мой спокой.
ЧОНКИН И НЮРА:
Тёмна ночь, ах, ноченька,
Эх, да не спится.
ХОР: (женск.)
Вспомню, вспомню майский день,
Как на речку шли с тобой,
Мы садились на песочек,
На жёлтый маленький песок.
ВСЕ:
Тёмна ночь, ах, ноченька,
Эх, да не спится.
18.
Колхозная контора. Голубев и счетовод Волков – однорукий инвалид.
ГОЛОСА ИЗ ХОРА:
- Иван Тимофеевич Голубев в своём кабинете трудился над составлением отчёта о
ходе сеноуборки за последнюю декаду.
- Отчёт был, конечно, липовый, потому что никакой сеноуборки в последнюю декаду
почти что не было. Мужики уходили на фронт, бабы их собирали – какая уж тут
уборка!
- В райкоме, однако, такую причину уважительной не считали.
- Борисов материл по телефону, требовал выполнения плана. Он, конечно, знал, что
требует в эти дни невозможного, него бумажка о сделанной работе была для него
важней самой работы – его тоже материли те, кто стоял над ним.
- Вот почему председатель Голубев сидел сейчас в кабинете и вносил свою лепту в
общее большое бумажное дело.
ГОЛУБЕВ: Ну-ка, товарищ Волков, сделай "итого". (Волков считает на счётах).
Бумага есть, сена не надо. (подписывает) Председатель колхоза "Красный колос"
Голубев И.Т.
Слышен шум подъехавшей машины.
Кого там черти несут?
ВОЛКОВ: Военные какие-то, солдаты.
ГОЛУБЕВ: (в сторону) Господи! Вот оно. Дождался. (мечется по кабинету, хватает
отчёт) За это точно расстреляют. Обман Советской власти. (Заталкивает бумагу в
рот).
Входят Миляга и Свинцов.
МИЛЯГА: Здравствуйте.
Голубев мычит.
СВИНЦОВ: Так он глухонемой, товарищ капитан.
МИЛЯГА: Вот чёрт... Где председатель? Ну голова, голова (жест), понимаешь?!
Голубев мычит и тычет в себя пальцем.
МИЛЯГА: (жестикулирует) Понимаешь, тут есть один человек... дезертир, понимаешь?
И мы его должны (тычет в Голубева пистолетом) Руки вверх!
С Голубевым обморок.
Вот чёрт. Увидел пистолет и сразу в обморок. Бумагу зачем-то жрёт. Эй, вставай,
слышь, вставай, нечего тут придуриваться. Свинцов! Приведи однорукого. Только не
груби, а то и он загнётся, где мы тогда понятого возьмём?
Свинцов втаскивает Волкова.
Вы знаете этого человека?
ВОЛКОВ: Не знаком!
МИЛЯГА: Как не знаком? Кто же это?
ВОЛКОВ: Председатель Голубев. Но я с ним только по службе, а в смысле личных
отношений мы с ним даже не разговаривали.
МИЛЯГА: Так. И всё?
ВОЛКОВ: И всё.
СВИНЦОВ: Ты у меня брось запираться, мил человек, а тоя тебе нос на бок сверну.
Тебя капитан вежливо спрашивает, так ты, падло, вежливо отвечай.
МИЛЯГА: Свинцов, отставить! Товарищ Волков! На вас возлагается ответственная
задача. Будете понятым при аресте дезертира Чонкина. Пошли.
19.
Хор поёт песню в которой есть слова: Кони сытые бьют копытами, встретим мы
по-сталински врага!". Эта песня – лейтмотив всей сцены.
ГОЛОСА ИЗ ХОРА:
- Они шли развёрнутым строем по широкой улице Красного.
– Завидев их, жители прятались по избам и осторожно выглядывали из-за занавесок,
дети переставали плакать и собаки не лаяли из-под ворот.
- Люди, смотревшие за ними из-за занавесок, замирали, когда строй приближался к
их избам и облегчённо вздыхали, когда он проходил мимо. И снова затаивались в
любопытстве и страхе: куда же они? К кому?
ЧОНКИН: Стой! Кто идёт?
МИЛЯГА: Свои!
ЧОНКИН: Стой, стрелять буду!
МИЛЯГА: Не стреляй, ты арестован! Бросай оружие!
ЧОНКИН: Стой! Стрелять буду! (выстрел, все падают).
МИЛЯГА: Эй ты! Ты арестован! Вот ордер на твой арест, подписанный прокурором.
ЧОНКИН: А не брешешь?
МИЛЯГА: Так мы без санкции прокурора никого не берём.
ЧОНКИН: И фамилию мою прокурор знает?
МИЛЯГА: А как же. Ты ведь Чонкин?
ЧОНКИН: Ну. А то кто же.
МИЛЯГА: Ну так сдавайся.
ЧОНКИН: Не могу никак, товарищ капитан. Хочь у вас и задание, но кабы ты был
разводящий либо начальник караула, или хотя бы дежурный по части...
МИЛЯГА: Считай, что я дежурный по части.
ЧОНКИН: Не-е, в нашей части таких нет. Я всех командиров знаю на личность,
потому – служил при столовой. Понял?
МИЛЯГА: Отделение! За Родину, ура! (Вскакивает, размахивая ордером и пистолетом.
Выстрел, все падают.). Ты что наделал, паскуда! Ты испортил документ,
подписанный прокурором! Ты прострелил печать с гербом советского Союза! Ты за
это ответишь!
ЧОНКИН: Нюрка! (осторожно выглядывает Нюра). Возьми свою сумку и верёвку
подлиннее. Поняла?
НЮРА: Нет.
ЧОНКИН: Опосля поймёшь. Эй вы! Сейчас к вам подойдёт Нюрка, сдадите ей
левольверы. Кто будет противиться – убью на месте. Понятно?
Нюра подходит к Миляге.
МИЛЯГА: (тихо) Отойди, сука, застрелю!
НЮРА: Ваня!
ЧОНКИН: Чего?
НЮРА: Он обзывается.
ЧОНКИН: А ну, отойди в сторонку!
МИЛЯГА: Эй, я пошутил! (Швыряет пистолет).
Нюра связывает всю группу захвата одной верёвкой и уводит. Хор допевает песню
"Встретим мы по-сталински врага".
20.
Один в хоре сидит в трусах и тапочках и нервно курит.
ГОЛОСА ИЗ ХОРА:
- Прошло несколько дней с тех пор, как исчезло ведомство капитана Миляги, но в
районе никто этого не заметил.
- И ведь пропала не иголка в сене, а солидное Учреждение, занимавшее в ряду
других учреждений весьма солидное место. Такое Учреждение, что без него вроде, и
шагу ступить нельзя. А вот пропало и всё. Никто даже не ойкнул.
- Люди жили, работали, умирали и всё это без ведома соответствующих органов, а
так, самотёком.
- Это безобразие продолжалось бы неизвестно доколе, если бы первый секретарь
райкома товариш Ревкин постепенно не стал ощущать, что вокруг него как будто не
хватает чего-то. Это странное ощущение постепенно в нём укрепилось. Это странное
ощущение постепенно в нём укрепилось, оно сидело в нём как заноза и напоминало о
себе везде, где бы Ревкин ни находился – на бюро райкома, на совещании
передовиков, на сессии райсовета и даже дома.
Выходит Аглая в ночной рубашке и подсаживается к Ревкину.
- И вот как-то ночью, когда он лежал, смотрел в потолок, вздыхал и курил
папиросу за папиросой, жена Аглая, лежавшая рядом, спросила его.
АГЛАЯ: Что с тобой, Андрей?
РЕВКИН: В каком смысле?
АГЛАЯ: Ты в последние дни стал какой-то нервный. У тебя что-нибудь на работе?
РЕВКИН: На работе... На работе порядок.
АГЛАЯ: Ох, Андрюшка, что-то не нравишься ты мне последнее время. Не ешь ничего,
только куришь. С лица спал, чуть чего – орёшь. Ты заболел?
РЕВКИН: Нет, успокойся. (Пауза)
АГЛАЯ: Андрюша... Андрей, скажи мне как коммунист коммунисту: у тебя нездоровые
настроения? (Пауза)
РЕВКИН: Да, ты, кажется, права. Настроения.
АГЛАЯ: Ну что ж... Если ты в себе чувствуешь нездоровые настроения, ты должен
разоружиться перед партией.
РЕВКИН: Да, должен. А Ивист? Ведь ему только семь лет.
АГЛАЯ: Не беспокойся. Я воспитаю его настоящим большевиком. Он забудет даже, как
тебя звали.
21.
ХОР: (жен)
Я на подвиг тебя провожала,
Над страною гремела гроза.
Я тебя провожала, но слёзы сдержала
И были сухими глаза.
(Ноты: 1.)
Ревкин расстаётся с женой, в которой борются партийное и бабье начала, подходит
к учреждению, стучит.
РЕВКИН: странно...(стучит) Как это может быть, чтобы в таком учреждении никого
не было?
ГОЛОС ИЗ ХОРА:
А здесь уже с неделю, как замок висит. Может, их давно разогнали?
РЕВКИН: Не разогнали, а ликвидир... (зажимает себе рот).
Бежит на другой конец сцены к телефону. (В трубку) Алё, девушка, соедините меня
с капитаном Милягой. (Слышны звонки из конторы. В сторону) Надо подать проект,
чтобы в каждом районе были два Учреждения. Тогда второе будет наблюдать, чтобы
не пропало первое. А-а... кто же будет наблюдать за вторым? Значит, нужно
создать третье...
ГОЛОС ТЕЛЕФОНИСТКИ: Не отвечают.
ГОЛОСА ИЗ ХОРА:
- Ревкин послал шофёра на рынок послушать, что там говорят по этому поводу.
- И узнал, будто Учреждение в полном составе выехало в деревню Красное
арестовывать какого-то дезертира.
РЕВКИН: Девушка, Голубева мне, председателя, срочно!
Хор создаёт шумы, помехи, обрывки телефонных разговоров и радиотрансляции,
например, Ревкин кричит "алло!", а ему отвечают: "Съешь дерьма кило!".
ГОЛУБЕВ: Голубев слушает.
РЕВКИН: Здравствуйте, Иван Тимофеевич. К тебе военные из района приезжали?
ГОЛУБЕВ: Здесь они. Их Чонкин арестовал со своей бабой.
РЕВКИН: С бандой?
ГОЛУБЕВ: С бабой, с бабой...
РЕВКИН: И большая у него банда?
ГОЛУБЕВ: Баба-то? Ну как сказать?.. Порядочная.
ГОЛОСА ИЗ ХОРА:
- Не успел Ревкин положить телефонную трубку, а по району уже поползли чёрные
слухи.
- В районе орудует банда Чонкина. Она многочисленна и хорошо вооружена.
- Чонкин, скорее всего, командир немецких парашютистов, которые высадились в
районе, чтобы дезорганизовать работу тыла и подготовить наступление войск на
данном участке.
- Не зная, что делать, районное начальство кинулось в область, область, в свою
очередь, обратилась к военным властям. На ликвидацию банды Чонкина была брошена
снятая с отправляющегося на фронт эшелона стрелковая часть.
- Сгущались серые сумерки, когда полк, соблюдая все правила маскировки, подошёл
к деревне Красное и окружил её. Окопались. Выслали двоих разведчиков.
Хор допевает песню "Я на подвиг тебя провожала".
22.
В конторе колхоза. Голубев. В стороне Нюра с винтовкой караулит связанное
учреждение. Стук в дверь. На пороге Чонкин. За спиной прячет бутыль.
ЧОНКИН: Здравия желаю.
ГОЛУБЕВ: Здорово. Проходи, Ваня, садись. Ты что, аршин проглотил? На всю жопу
садись, не стесняйся..
ЧОНКИН: Ничего, мы и так... Ты это вот чего...
ГОЛУБЕВ: Да ты, Ваня, не волнуйся.
ЧОНКИН: Ты это вот чего...
ГОЛУБЕВ: Давай всё по порядку. Кури...
ЧОНКИН: Ты это вот чего... (ставит на стол бутыль) Пить будешь?
ГОЛУБЕВ: А ты это по-товарищески, или ввиде взятки?
ЧОНКИН: Ввиде взятки.
ГОЛУБЕВ: Тогда не надо.
ЧОНКИН: Ну, не надо, так не надо. (забирает бутыль)
ГОЛУБЕВ: Стой! (возвращает его) А вдруг у тебя такое дело, что его можно решить
и так? А? И тогда мы с тобой выпьем не ввиде взятки, а по-товарищески? А?
ЧОНКИН: (наливает) Пей.
МИЛЯГА: (трясёт уснувшую Нюру) На двор хочу! На двор хочу! Слышь, ты, сука, на
двор хочу! (Нюра нацепляет ему на шею ошейник с длинной верёвкой. Конец верёвки
у неё в руках)
ГОЛУБЕВ: Раньше, Ваня, было трудно, а теперь и подавно. Мужиков забрали на
фронт. Остались одни бабы. Конечно, баба тоже большая сила, особенно в условиях
нашей системы... Я тебе про здоровую бабу толкую, а здоровых баб в деревне не
бывает. Эта беременная, другая кормящая мать, третья...
МИЛЯГА: (справляет большую нужду, читая газету) Наша обязанность состоит в том,
чтобы выдвинуть вперёд женщин в колхозах и совхозах и пустить эту силу в дело.
И.Сталин.
ГОЛУБЕВ: А им наплевать. Приедут и – матом. По телефону – матом, из обкома
позвонят – опять матом. Ваня, как дальше жить, а, Ваня? Я готов хоть на фронт,
хоть в тюрьму, хоть к чёрту в зубы – незаменимых нет. Но мне бы под конец ну
хоть немного дела бы поправить. Чтоб хоть свои в спину не плюнули. Понимаешь?
МИЛЯГА: (читает) Чтобы стать колхозниками зажиточными, для этого требуется
теперь только одно: работать в колхозе честно, правильно использовать тракторы и
машины, правильно использовать рабочий скот, правильно обрабатывать землю,
беречь колхозную собственность. И.Сталин.
ЧОНКИН: А в этом я могу помогти.
ГОЛУБЕВ: Эх, Ваня!..
ЧОНКИН: Могу. Дёрнем. (пьют) Хошь, завтра утром выгоню на поле своих арестантов,
они тебе весь колхоз перекопают.
Миляга начинает перетирать верёвку.
ГОЛУБЕВ: Ты что?!
ЧОНКИН: Как хотишь. А то там такие рыла... горы тебе свернут.
ГОЛУБЕВ: Ой, Ваня... Как коммунист тебе скажу. Хочешь? Я их боюсь.
ЧОНКИН: Да ты чего? Вот испужался. А не хотишь, я с ними в любой другой колхоз
пойду, а нас каждый примет, да спасибо скажет. Ведь им ни трудодней, ничего не
надо. Харчи и всё.
ГОЛУБЕВ: Боюсь!
ЧОНКИН: Прощавай. (Голубев удерхивает его. Борьба.)
ХОР:(женск.)
Если б стала я да ясным соколом,
Превратилась бы да в сиза голубя
Али в ласточку во быструю,
Я бы горьких слов не баяла,
Я б горячих слёз не ведала,
Полетела б я прямёхонько,
До Москвы бы долетела я,
До Кремля стены до каменной,
К мавзолею опустилася,
Ко Владимиру ко Ленину.
Я б ему сказала: "Солнце ясное!
Посмотри кругом, порадуйся,
Как всё в жизни изменилося.
Вон сады цветут – колхозные,
Вон поля цветут – колхозные,
Как светло-светло нам жить становится!
Наши дети в школах учатся,
В небе наши парни-соколы,
Наши девки водят тракторы,
И живём мы домом – полной чашею,
И в руках у нас работа спорится,
И в сердцах у нас любовь горит
За твою борьбу, за подвиги.
Ты для нас работал, рук не кладучи,
Ума-разума большого не жалеючи,
Ты сгорел за нас костром-полымем.
Всё, что думалось тебе – всё исполнилось!
По твоим заветам-завещаньицу
Нас ведёт ко счастью Сталин наш.
ЧОНКИН: (Выползая на авансцену, трясёт перед залом бумажкой) Во. Бригадиру тов.
Шикалову. Принять на временную работу звено тов. Чонкина.
ГОЛУБЕВ: (подползая) Ты, Ваня, человек очень умный. А с виду – дурак дураком.
ЧОНКИН: Оформить в качестве шефов...
ГОЛУБЕВ: А ум у тебя государственный. Тебе, Вань, ротой бы командовать... А то и
батальоном.
ЧОНКИН: Да хучь дивизией. "Выдать... выдать...
ГОЛУБЕВ: Ну, насчёт дивизии ты загнул.
ЧОНКИН: Ну так полком. "Выдать звену тов. Чонкина продуктов на неделю вперёд.
Председатель колхоза "Красный колос" Голубев И.Т.
ГОЛУБЕВ: Голубев (запевает)
Вдоль деревни от избы и до избы
Зашагали торопливые столбы.
ХОР:
Загудели, заиграли провода,
Мы такого не видали никогда...
(хоровод вокруг Голубева и Чонкина)
ЧОНКИН: Слышь, а ты их не боишься?
ГОЛУБЕВ: Кого?
ЧОНКИН: Моих рестантов.
ГОЛУБЕВ: Чего?! Так я ж всё-равно на фронт уйду. Я их...
ГОЛОСА ИЗ ХОРА:
- Тут Иван Тимофеевич употребил глагол несовершенного вида, по которому
иностранец, не знающий тонкостей нашего языка, мог бы решить, что председатель
Голубев состоял с работниками Учреждения в интимных отношениях.
- Но Чонкин иностранцем не был и он знал, что Голубев говорит в переносном
смысле.
НЮРА: Хватит там рассиживаться! (тянет за верёвку) Давай, давай, чего упёрся?..
Двое разведчиков ползут через сцену. Миляга освобождается о ошейника и верёвки,
бежит, но его хватают разведчики. Ему на смену приползает Чонкин, хватается за
верёвку и Нюра вытаскивает его вместо капитана Миляги.
НЮРА: Убёг! Убёг, Ирод окаянный!
ЧОНКИН: (поёт) Скакал казак через долину,
через кавказские края...
Вань, очнись! Этот в майке убёг!
Чонкин хватает винтовку, делает несколько шагов, кричит "Стой! Стрелять буду!",
машет рукой, возвращается к Нюре и продолжает: "Скакал казак через долину..."
23.
Штабная изба. Миляга лежит на лавке, на которую его положили разведчики.
ГОЛОСА ИЗ ХОРА:
- Это всё Филюков, товарищ полковник. Я ему говорю: бери осторожно, а он со
всего маху прикладом – бац!
ТЕЛЕФОНИСТ: Ласточка, Ласточка, я Орлёнок...
- что же ты это, Филюков? Ведь он мёртвый.
- Да вы что! Ён живой. Ён дышит.
ТЕЛЕФОНИСТ: Ласточка, Ласточка...
- На ладан дышит. Младший лейтенант!
- Я!
- Вы в школе какой язык изучали?
- Немецкий.
МИЛЯГА: (очнувшись) О-о-о... Как башка трещит. И где же это я вчера так
надрался... И с кем...
- Если пленный очнётся, сможете допросить?
- Да я вообще-то...
МИЛЯГА: Господи, где я? А-а, чёртов Чонкин...
- Ну, я жду.
- Постараюсь, товарищ полковник. (Младший лейтенант Букашев выходит из хора.)
МИЛЯГА: Но я же убежал? Значит, меня поймали? Кто поймал?
Букашев поворачивается к Миляге, который приподнялся на лавке.
БУКАШЕВ: Гутен морген. (Миляга падает со стоном. Букашев - в сторону) Идите сюда
– это коммен зи херр. Гм.
МИЛЯГА: (в сторону) Э-э... Доброе утро, господин... (Букашеву) Гут морген херр.
Гм.
БУКАШЕВ: (радостно) Коммен зи херр! Зитцен зи. Намен... намен.
МИЛЯГА: Их бин капитан Ми-ля-га. Ну Миллег, Миллег, ферштейн?
БУКАШЕВ: (пишет) Капитан Миллег.
МИЛЯГА: Их бин ист арбайтен... Ферштейн арбайтен? (в сторону) Как же это по
ихнему, чёрт... Их бин арбайтен ин руссиш гестапо!
БУКАШЕВ: Гестапо? Ду коммунистен стрелирт, паф, паф?
МИЛЯГА: Я, я, унд коммунистен, унд беспартийнен всех расстрелирт паф, паф.
БУКАШЕВ: (пишет) Капитан Миллег во время службы в гестапо расстреливал
коммунистов и беспартийных. (про себя) Сволочь. (Миляге) Вот ист ваш фербанд
дислоцирт?
МИЛЯГА: Вас?
БУКАШЕВ: Вот ист фердислоцирт ваш банд:.. Ферштейн? Дубинен!
МИЛЯГА: Эс лебе геноссе Гитлер! Сталин капут!
БУКАШЕВ: (в сторону) Во, фанат.
МИЛЯГА: Там ист хауз, нах хауз ист Чонкин. Ферштейн?
БУКАШЕВ: Ферштейн, ферштейн. (в сторону) Вот оно. (Миляге) Ну и вас?
МИЛЯГА: Ист Чонкин унд айн, цвай, драй руссиш гестапо... связанные верёвкен...
Ферштейн?
ТЕЛЕФОНИСТ: Ласточка, Ласточка, я Орлёнок, хрен тебе в зубы!.. Алё! Алё!
МИЛЯГА: О-о-о... Их бин болен... Майн копф голова бум-бум.
ТЕЛЕФОНИСТ: Ласточка, Ласточка!
МИЛЯГА: Их хочет бай-бай. (падает на лавку).
БУКАШЕВ: А фашист молодец. На верную смерть идёт, а фюрера своего славит. Ну, а
если меня возьмут? У них не то, что у нас. Сначала бить будут. Потом иголки под
ногти... Кочергу в печи раскалят... Звезду пятиконечную на спине ножом... Нет,
живым я не дамся. (пишет). Если погибну в бою, прошу считать меня коммунистом.
24.
Возле дома появляется генерал со свитой. Замечает курящего часового.
ГЕНЕРАЛ: Грёб твою часового мать! В дисбате сгною! Расстреляю к свиням собачьим!
Под трибунал за это засранца! (на шум выбегает Букашев) А ты кто такой?
БУКАШЕВ: Младший лейтенант букашов, товариш генерал.
ГЕНЕРАЛ: Что ж ты, младшой, мать твою за ногу, не смотришь, что у тебя этот
раздолбай на посту курит?
БУКАШЕВ: Виноват, товариш генерал!
Миляга, очнувшись смотрит в окно, видит военных в плащ-палатках, но ничего не
слышит.
МИЛЯГА: Батюшки, да это же сам Ревкин с немцами. Оставлен, значит в подполье.
ГЕНЕРАЛ: Виноват, твою мать. Кровью искупишь.
МИЛЯГА: А они, дураки и не знают.
ГЕНЕРАЛ: Тут вот секретарь райкома товарищ Ревкин приехал, посмотрит он и
скажет: "Ну и порядки у этих военных".
МИЛЯГА: Ну держись товарищ э-э... районен фюрер.
ГЕНЕРАЛ: Один такой вахлак может устроить демаскировку и погзбить целую дивизию.
Пройдём внутрь.
МИЛЯГА: Подожни ты сегодня, а я завтра.
Входят. Миляга вскакивает и направляет указующий перст в сторону Ревкина.
РЕВКИН: Афанасий Петрович? Товарищ Миляга?
МИЛЯГА: Волк тебе товарищ. (генералу) Прошу, бите, учесть мой показаний, этот
швайн есть секретарь райкома Ревкин. Районен фюрер. Ферштейн?
РЕВКИН: Афанасий Петрович, что с тобой, милый, опомнись!
ГЕНЕРАЛ: кто это?
БУКАШЕВ: Пленный, товарищ генерал. Капитан гестапо.
РЕВКИН: Причём здесь гестапо? Это начальник районной нашей спецслужбы капитан
Миляга.
БУКАШЕВ: Но я же его допрашивал. Он сказал, что расстреливал коммунистов и
беспартийных.
ГЕНЕРАЛ: Ничего не понимаю. Ты кто есть?
МИЛЯГА: Их бин...
ГЕНЕРАЛ: Ну я же говорю, что немец.
МИЛЯГА: Найн, нет! Я никс немец, я не есть немец. Русский я, товарищ генерал.
ГЕНЕРАЛ: Какой же ты русский, грёб твою мать, когда ты по русски слова сказать
не можешь?
МИЛЯГА: Я могу. Я очень даже могу. Да хздравствует товарищ Гитлер!
О-о-о... (Истерика)
ГЕНЕРАЛ: Расстрелять! (Милягу утаскивают)
25.
ХОР:
Наверх вы, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает.
Врагу не сдаётся наш гордый "Варяг",
Пощады никто не желает. (и т.д.)
ГОЛОСА ИЗ ХОРА:
- Выстрел был очень удачным. Снаряд угодил точно в цель.
- Бойцы по-прежнему лежали, прижавшись к земле и ожидая ответа со стороны
противника. Ответа не было.
БУКАШЕВ: За Родину! За Сталина! Ура!
ХОР:
Урра-а!!!
- Младший лейтенант Букашев со своими орлами первым перемахнул через ограду и
ворвался на огород.
- то, что он увидел, показалось ему невероятным.
- Не увидел он горы вражеских трупов, не увидел сдающихся в панике солдат
противника.
- Он увидел разбитый самолёт, у которого правая верхняя плоскость была срезана
осколком, а хвост вообще валялся в стороне. И двоих убитых – солдата и лошадь.
Нюра рыдает над Чонкиным в окружении хора. Все снимают головные уборы.
ПОЛКОВНИК: Как фамилия этого красноармейца?
НЮРА: Чонкин это, Ваня, муж мой!
Подходит генерал.
ПОЛКОВНИК: Товарищ генерал. Задание по ликвидации банды Чонкина выполнено.
ГЕНЕРАЛ: Это и есть Чонкин?
ПОЛКОВНИК: Так точно, Чонкин.
ГЕНЕРАЛ: А где же банда?
Появляется связанная группа захвата. Распутывают верёвку.
ГОЛОС? А вот она! (смех)
РЕВКИН: Не смешно! Это надо вот у кого спросить. (Жмёт руку подошедшему
Голубеву) Иван Тимофеевич, где же банда?
ГОЛУБЕВ: Какая банда?
РЕВКИН: Ну как же. Помнишь, я тебе звонил по телефону, спрашивал, кто арестовал
наших товарищей? А ты мне сказал: "Чонкин со своей бандой".
ГОЛУБЕВ: я не говорил " с бандой", я сказал "с бабой". Вот с ней, с Нюрой.
Чонкин садится, держась за голову.
ХОР: Жив! Жив!
НЮРА: Ванечка! Живой!
ЧОНКИН: Нюрка, так это ж генерал!
ГЕНЕРАЛ: Да, я генерал, сынок.
ЧОНКИН: Нюрк, а я, случаем, не сплю?
НЮРА: Нет, Ваня, ты не спишь. (Чонкин поднимается при помощи Нюры) Товарищ
генерал! За время вашего отсутствия никакого присутствия не произошло...
ГЕНЕРАЛ: Послушай, сынок, неужели ты один сражался с целым полком?
ЧОНКИН: Не один, товарищ генерал!
ГЕНЕРАЛ: А с кем же? Где они?
ЧОНКИН: С Нюркой, товарищ генерал! (смех в хоре)
ГЕНЕРАЛ: Кто там смеётся?! Раздолбаи, мать вашу, целым полком не могли
справиться с одним говённым солдатом! А ты, Чонкин, я тебе прямо скажу – герой.
Хоть на вид – лопух. От имени командования объявляю тебе благодарность и
награждаю орденом.(Вешает ему орден со своей груди)
ЧОНКИН: Служу трудовому народу!
СВИНЦОВ: Товарищ генерал, разрешите обратиться.
ГЕНЕРАЛ: Говори.
СВИНЦОВ: А у нас на него ордер есть, товарищ генерал. Вот он.
ГЕНЕРАЛ: (читает) Ордер на арест изменника Родины Чонкина Ивана Васильевича. Ну
что ж ... Если так, то конечно. У меня нет оснований не верить. Поступайте
согласно ордеру. (Свинцов срывает с Чонкина орден)
СВИНЦОВ: Взять арестованного!
ГЕНЕРАЛ: Товарищи бойцы! Мой приказ о награждении рядового Чонкина отменяется.
Он оказался изменником Родины. Героем он притворялся, чтобы втереться в доверие.
Ясно? Полковник Лапшин! Постройте полк и ведите на погрузку в эшелон.
ЛАПШИН: Полк! Побатальонно... В колонну по четыре... Становись!
"Товарищи" ведут Чонкина, отмахиваясь от причитающей Нюры.
Полк, равняйсь! Смирно! С места с песней шагом... марш!
ХОР: (маршеобразно)
Скакал казак через долину,
Через кавказские края...
ЧОНКИН: Нюрка, не плачь, Нюрка, я ещё вернусь!
И хор с песней уходит со сцены. Чонкин в окружении "товарищей" остаётся в
мизансцене "памятника".
ГОЛУБЕВ: А мерин сюда как попал?
ГЛАДЫШЕВ: (снимая шляпу) Сбежал он, Иван Тимофеевич.
ГОЛУБЕВ: На мясо его!
Осоавиахима поднимают. В зубах у него бумага. Гладышев вырывает клок бумаги из
зубов мерина.
ГЛАДЫШЕВ: (читает) Если погибну в бою, прошу считать меня коммунистом. О,
господи!.. (крестится)
Хор переходит в мизансцену пролога. Занавес закрывается. На авансцене остаётся
"памятник", состоящий из фигур связанного Чонкина в окружении конвоиров,
тянущейся к нему Нюры и Гладышева, осеняющего себя крестным знамением. Всё это
слегка напоминает памятник на площади Краснопресненской заставы, впрочем,
подобным перлам монументальной пропаганды у нас несть числа.
ХОР:
Родина,
Тебе я славу пою.
Родина,
Я верю в мудрость твою.
Все твои дороги,
Все твои тревоги
Я делю с тобой
Земля моя!
Дай мне такое дело,
Чтобы сердце пело,
Верь мне как тебе
Верю я!
ВЕДУЩИЙ: (возложив к памятнику крупные, нарочито бутафорские цветы)
Продолжая замечательную традицию, сложившуюся на нашем юбилее, я, по поручению
театра, предлагаю вам, дорогие товарищи зрители, считать самих себя временно
исполняющими обязанности членов Секретариата Союза писателей РСФСР, а ваше
собрание считать торжественным заседанием Секретариата, посвящённом
пятнадцатилетию исключения товарища Войновича из вашего славного Союза.
(Аплодирует.) Передаю микрофон вашему дорогому первому секретарю товарищу
Карпову, у которого есть мнение.
ПЕТРОВ: (читает с листа) Мнение. Заслушав и отсмотрев концерт для хора с театром
по роману зарубежного советского писателя Владимира Войновича, предлагаю считать
наше заседание 1974 года, на котором он был исключён из Союза, заседанием
писателей, временно исполняющих обязанности врагов социализма на литературном
фронте. Но, поскольку сегодня закончилось наше время, предлагаю отменить то
злополучное решение и считать товарища Войновича членом нашего союза с
непрерывным стажем!
ВЕДУЩИЙ: Привет нашему свободному, так сказать, члену, от , так сказать,
освободившихся!
ХОР:
Красному флагу в веках пламенеть,
Славу страны к звёздам нести!
В шахтах, на стройках, в полях и заводах
Силе советской расти!
Рекам бурлить, песням звенеть,
Трубам победным трубить!
Партии Ленина, партии гордых,
Партии смелых быть!
(Ноты: 1,
2.)
Актёр Петров выходит на авансцену и демонстративно застреливается из огромного
бутафорского пистолета. Хор окружает "покойника".
ХОР: Дурак, испортил песню.
Ведущий машет руками, и хор с несколько иным настроением допевает:
Рекам бурлить, песням звенеть,
Трубам победным трубить.
Изгнанных, мёртвых, забитых, казнённых
Просим за это простить!
---
Примечание:
ВРИО-Войнович и Чонкин – одно лицо.
См. нотные приложения.
К НАЧАЛУ |
