|
Марта Чесельская (Польша)
О неизвестных текстах
Корчака,
созданных в гетто
Богатое и разнообразное наследие Корчака - как творческое
(литературное, педагогическое, публицистическое, научно-медицинское), так и
документальное (немногие сохранившиеся и ранее не издававшиеся личные документы,
письма, выдержки из документации воспитательных учреждений), - в конце 80-х
годов значительно пополнилось уникальным собранием материалов. Это - не
известные прежде тексты Корчака, относящиеся к 1939-1942 гг., т.е. к последнему
периоду жизни, проведенному в основном в Варшавском гетто. Этот период имел для
биографии Корчака исключительное значение - годы в гетто и в первую очередь
финальный момент депортации более всего сказались на формировании легенды
Корчака. В то же время необходимо отметить, что по понятным причинам
реконструкция периода жизни Корчака в гетто была задачей крайне сложной.
Поскольку непосредственные исторические источники отсутствовали, биографы
Корчака вынуждены были основываться прежде всего на его опубликованных работах -
но ведь война прервала публикации. Кроме "Дневника" сохранилось всего несколько
рассеянных текстов и - картина жизни в гетто "дописывалась" на основе
свидетельств и воспоминаний, нередко творящих легенду, а позднее и вырастающих
из нее. Недавно найденные материалы: текущая документация деятельности Корчака в
период гетто, тексты, глубоко подлинные, создававшиеся без расчета на будущего
читателя - позволяют исследователям "прикоснуться" к легенде, вглядеться в мир,
который, казалось, навсегда останется недоступным .
Судьба найденных материалов - драматична и не вполне ясна. Есть доля случайности
в том, что уцелели именно они (собрание не было упорядочено. Кем-то они были
вынесены из гетто, потом, вероятно, переходили из рук
в руки, наконец, попали к тому, кто, пожелав остаться неизвестным, передал их
(оригиналы) в Архив Януша Корчака в Израиле, (Архив находится при Музее борцов
гетто в киббуце Лохамей Ха-Гетаот). Польский Архив при Институте педагогических
исследований, благодаря тесному сотрудничеству этих корчаковских центров, имеет
ксерокопии найденных документов.
В зависимости от характера материалы можно разделить
на три группы: 1. Более тридцати писем Корчака, адресованных в учреждения и
общественные организации, действовавшие в гетто и
связанные с еврейской общиной, ее отделениями и детским попечительством, а также
направленных официальным лицам, к которым Корчак
обращался в связи с исполняемыми им функциями; сюда же относятся письма частным
лицам, касающиеся личных проблем.
2. Тематическим блок отчетов и заметок, касающихся
Главного приюта, крупное попечительского учреждения, рассчитанного на несколько
сот детей, от самых маленьких до ребят школьного
возраста, жизнь которых в условиях гетто была особенно
тяжелой. С 1942 г. Приют фактически стал вторым, наряду с Домом сирот,
учреждением, которым руководил Корчак или, по крайней
мере, в руководстве которым он при нимал большое
участие.
3. Около тридцати литературных и публицистических работ, в том числе более
двадцати коротких статей для детей, для еженедельной газеты Дома сирот (это
единственные существующие оригиналы материалов для газеты - ранее известные,
являются журнальными перепечатками, оригинал газеты не сохранился), а также
несколько текстов разного характера (фрагменты повести, поэтическая проза,
основанная на би-блейских мотивах, этюд "Свеча на хануку" и др.).
Всего - свыше восьмидесяти текстов, объемом более двухсот страниц. Большинство
текстов представляют собой машинопись. Состояние - хорошее; имеется
незначительные дефекты, в некоторых текстах отсутствуют отдельные страницы.
Хотя все они почти исключительно - машинописные копии; без подписи Корчака;
часто не датированы - их, подлинность -несомненна.
Даже самое общее описание материалов дает представление о том, насколько они
разнообразны. Различны их тональность и форма: сухая деловая перепаска,
драматические письма-обвинения, письма-требования, маленькие безмятежные
рассказы для детей, актуальная педагогическая публицистика и внешне бесстрастные
свидетельства из "прихожей смерти" (так называли Главный приют), письма -
воспоминания о далеком прошлом.и свидетельства-обвинения условий жизни в гетто.
В кратком сообщении трудно подробно рассказать об этих необычных материалах, -
едва ли не каждый из них требует глубокого анализа и комментария,
расшифровывающего контекст, на фоне которого они создавались и функционировали.
Надеемся, что в 1992 г. - году пятидесятилетия со дня гибели Корчака - эти
материалы с подробными примечаниями выйдут отдельным изданием. Пока же хотелось
бы прежде всего подчеркнуть бесценность этих документов для исследования
наследия Корчака, выделить тематические группы, отметить, какие значения они
могут порождать.
Исторические документы.
Почти все тексты являются ценными источниками исторической фактографии того
периода. Фиксируя судьбы конкретных людей и педагогических коллективов, они
отражают и реалии повседневной жизни в гетто, трудности в деятельности детских
попечительных учреждений, существование которых находилось под угрозой (и таких,
как Дом сирот, успешно их преодолевавших, и таких, как Главный приют, где с
трудностями не справлялись). В документах засвидетельствованы и неразрешимые
дилеммы в работе учреждений и общественных организаций, отвечающих за
распределение скупых средств, и неизбежные в такой ситуации конфликты, Например,
драматический конфликт Корчака с так называемым Дентосом (Центром Обществ опеки
над еврейскими сиротами). Материалы сохранили, хотя и фрагментарно, данные о
жизни и борьбе - ибо попытки продолжать деятельность воспитательных
учреждений были в тех условиях настоящей борьбой, формой гражданского
сопротивления - конкретных людей, чьи имена мы знаем - в отличие от миллионов
неизвестных, разделивших их трагическую участь. В документах зафиксированы
ужасающие условия жизни детей в Главном приюте, сценки, разыгрывавшиеся в гетто,
голод, мытарства, смерть детей прямо на улицах. "Надо
иметь смелость смотреть правде в глаза" (Отчет о второй декаде, позже
1.3.1942 г.) - эти слова Корчака налагают особые
обязательства на тех, кто по его текстам хочет сегодня воссоздать жестокую
правду о времени оккупации и гетто.
Педагогические документы.
Найденные материалы позволяют утверждать (впервые столь обоснованно), что в
деятель-ноcти Дома сирот в период оккупации, несмотря на ухудшавшиеся день ото
дня условия, сохранялась преемственность. Несмотря ни на что, Корчак не свел
свою деятельность лишь к тому, чтобы выжить, чтобы обеспечить элементарные
основы существования. Благодаря авторитету и решимости Корчака и его
сотрудников, благодаря отлаженной внутренней организации, Дом сирот не стал лишь
убежищем, он оставался живым образцовым воспитательным учреждением,
воспитывающим сооб-ществом. В нем продолжал работать суд, сохранялись дежурства,
выпускалась стенная газета, существовал календарь, шкаф находок, действовал
плебисцит, взаимная опека воспитанников, бурса и т.п., словом, сохранялась
основа системы, разрабатывавшейся в течениетридцати лет существования Дома
сирот. И как в довоенные годы, Корчак не ограничивался работой в Доме сирот. С
одной стороны, он стремился усиливать влияние своего учреждения (например, он
сохранял для детей возможность контактирования с родственниками даже во время
эпидемии тифа, развивал связи старших воспитанников с другими воспитательными
учреждениями, воздействовал через интернат и школу). С другой стороны, он сам
бывая в разных учреждениях, активно участвовал в решении задач охраны детей в
гетто (с этим связаны представленные в найденном собрании проекты решения
проблем уличных детей, проект организации отделения для тяжело больных и
умирающих детей - Корчак даже выдвинул свою кандидатуру на должность ординатора
этого отделения). Именно этим объясняется то, что он взялся за работу в Главном
приюте, о котором писал: "... Это /.../ Дом для остывающих подкидышей, это
больница /.../ Это приют, который силится быть воспитательным учреждением ..."
(письмо от 22.4.1942).
Гуманитарные документы.
Этим условным, может быть, не вполне удачным словом хотелось бы назвать
документы этического, общегуманистического характера. Создававшиеся в гетто, в
период беспрецедентного обесценивания человека, унижения целого народа, они
поражают своим высоким моральным духом. В текстах, написанных по тому или иному
поводу, и особенно в тех, что адресованы детям и молодежи, Корчак предстает
великим защитником незыблемых ценностей: личности, законности, веры, традиции,
свободы, ограниченной требованием не причинять зло другому, обостренного чувства
справедливости, отзывчивости к чужим страданиям, чувства личной ответственности
за облик мира, необходимости активного участия а его формировании, терпимости,
эмпатии... Классический канон гуманистической мысли Корчака - в условиях
оккупации- - дополняется специфическими элементами. Это - особое право ребенка
на уважение в условиях войны, право на то, чтобы он был тем, чем есть, защита
детства от унижения и растления, право на смерть, что в гетто означало право на
достойную смерть. Для Корчака все это не было исключительно предметом теории и
рефлексии. Новые источ-наки свидетельствуют о том, что он воплощал эти постулаты
в жизнь - и у себя, в Доме сирот, и в иных конкретных проектах (например, в
упоминавшемся выше проекте создания отделения для умирающих детей).
В жесточайшее время Корчак сохранял человечность - и в этом был своего рода
вызов окружавшему его миру. Он писал одному из бывших воспитанников: "Твой труд
мал по сравнению с тем, что предстоит сделать, по сравнению с тем, что ты хотел
бы сделать, но он велик, если видеть огромные целинные просторы, которые ждут
пахаря и на которых пока что смерть и безмерные страдания собирают свой урожай.
Считай свой труд испытанием и еще одной ступенькой вверх" (письмо Гарри Калишеру
от 25.3.1942 г.) Вопреки тому, что происходило вокруг, Корчак писал: "Я
настаиваю, я требую, чтобы ты стремился быть свободным человеком" ("Глас
Моисея").
Найденные тексты свидетельствуют: Корчак с достоинством выдержал испытание
оккупацией и до конца остался свободным человеком.
Личные документы.
Корчак сохранял столь важную для окружающих и, прежде всего, для детей (он не
раз это под- черкивал) способность действовать и помогать другим ценой
невероятных усилий. Подтверждением тому письма, в которых он откровенно
рассказывает о слабостях, тревогах, владевшем им одиночестве, чрезмерной
чувствительности и катего-ричности суждений (некоторые из этих упреков самому
себе. теперь, когда мы глубже знакомы с истинным положением дал в гетто, кажутся
явно не справедливыми). "Я старый, усталый, слабый и больной" (письмо к Наталье
Занд от 2.4.1942 г. "Я строгий, жесткий, жестокий. /.../ Во мне поселилась
бесконечная грусть в тоска по искренней и неизменной доброже-лательности..."
(письмо к Фелиции Черняковской, не датировано). "Я не очень-то верю в успех, но
нельзя только вздыхать и восклицать: О, ужас") (письмо к Анне Брауде-Геллер от
2.2.1942 г.). В то же время сохранились и свидетедьcтва спонтанной
доброжелательности, внимания, тепла Корчака, которые он проявлял даже по
отношению к совершенно посторонним людям.
В собственно автобиографических материалах, кроме вышеназванных почти интимных
свидетельств переменчивого на строения, внутреннего разлада, существенны и
некоторые жизненные детали. Так, например, письмо-протекция, касающееся сестры
Корчака Анны-Луи, содержит совершенно новые сведения о ней и об отношениях в
семье Гольдшмитов в целом. Есть в материалах и воспоминания Корчака периода
Первой мировой войны, и еще более раннего юношеского периода. Они вносят
любопытные детали в наше представление о раннем Корчаке.
* * *
В начале своего сообщения я уже упоминала о легенде Корчака. Теперь хотелось бы
подчеркнуть, что новые документы позволяют более всесторонне и глубоко
исследовать последние годы его жизни, максимально приблизиться к правде тех лет.
Но уже сегодня можно с научной достоверностью подтвердить легенду Корчака.
Отныне мы располагаем материалами, свидетельствующими о практической
деятельности Корчака на благо ребенка - перед лицом полной неопределенности,
неуверенности в будущем, постоянной угрозы смерти, даже если мысль о полном
истреблении народа еще не осознавалась. Корчак сделал выбор задолго до августа
1942 г. и был верен своему выбору до конца, верен действенно.
* * *
В заключение еще несколько слов о насущной научной задаче. Наряду с
исследованием последнего периода жизни Корчака представляется важным и другое
направление работы. Корчак писал: "...В моей жизни это уже четвертая война и
третья революция. /.../ Одних война формирует и закаляет, других озлобляет,
оглупляет и развращает" (письмо к неизвестному адресату, от 23.3.1942 г.). Он не
раз вспоминал и 1917 г., когда работал под Киевом в детских приютах. 1905,
1914-1918 гг. - это важная часть биографии Корчака - не случайно они оживали в
его памяти в дни второй мировой войны. Опыт этих тяжелых .лет и, прежде всего,
работы с бездомными детьми на Украине, в неимоверно трудных условиях, несомненно
пригодились Корчаку в гетто. Об этом раннем этапе жизни автора "Как любить
ребенка" мы знаем совсем немного. Его исследование может быть предпринято лишь в
сотрудничестве с историками, архивистами Украины и России. Найденные материалы
периода гетто еще раз убеждают, в том, сколь важный результат могут дать
исследования источников, и мы что в будущем принесут свои плоды и совместные
поиски.
Пер. с польского О. Медведевой
|
