|
Александр Баршай |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ПРОДОЛЖЕНИЕ 2 | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ГИБЕЛЬ ЯМИТА | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
ЯМИТ: КАКИМ ОН БЫЛ Люся(Номи) БРЕНЕР: Итак, в сентябре 1975 года началось заселение Ямита. Нас, первых жителей нового города было примерно 50-60 семей – наша, русская агуда, группа «американцев», несколько семей из Аргентины и несколько – коренных израильтян. Было построено пять-шесть десятков типовых сохнутовских домиков и школа, заложены большой торговый центр – супермаркет, несколько магазинов, а также матнас, детский сад, синагога и йешива, спортивный комплекс с бассейном, поликлиника. Дома были, в общем-то, обычными – квартира из трех комнат, кухни, ванной и всеми другими удобствами – газ, вода, электричество, солнечные бойлеры и так далее. Необычной была планировка города. Все дома были развернуты и поставлены так, что внутригородское пространство оставалось совершенно свободным от автомобильного движения. Там шли дорожки между домами, было множество детских и спортивных площадок, сквериков, клумб, цветников, зеленых уголков, которые буквально в первый же год, благодаря капельному орошению, поднялись, расцвели, зазеленели. А все автомобильные стоянки и проезжие части дорог были вынесены за внешнюю линию города, по периметру его, так что внутри Ямита машины не ездили. Общегородским транспортом у нас был велосипед. И я, помню, очень гордилась тем, что именно там выучилась ездить на велосипеде и с удовольствием разъезжала на нем по городу. Надо сказать, что квартиры в Ямите не сдавались в аренду, не выдавались бесплатно. Их надо было покупать. Причем, цены на них были ничуть не ниже, чем в центре страны. Нам, к примеру, чтобы купить квартиру в Ямите, пришлось продать свою в Иерусалиме. Впрочем, отсутствие квартиры на «материке» - в Израиле – было основным условием получения, так сказать, ямитского гражданства. Между прочим, то обстоятельство, что Ямит с самого начала никому не давал никаких оснований для иждивенческих настроений, положительно сказалось на составе населения города. Сюда перебирался жить, как правило, народ молодой, самостоятельный, энергичный, не боящийся трудностей и, главное, - инициативный. В Ямите был замечательный, уникальный микроклимат. Город стоял на берегу моря, но влажности мы не ощущали. Там в любое время года было сухо и не очень жарко. Зима была очень мягкая, а летом постоянно, как по расписанию, дул ветер. Словом, это была благодать. Ничего похожего на то, что ощущают жители Тель-Авива или других приморских городов Израиля. Наверное, именно про такие места говорят: «райский уголок». Но человеку для полного счастья кроме хорошего климата нужно, понятное дело, еще кое-что. Например, работа, торговый и медицинский сервиз, ясли и школы для детей, какая-то культурная среда. На первых порах со всем этим были проблемы, и приходилось, прямо скажем, нелегко. Во-первых, как я уже говорила, всем нашим бизнес-проектам не суждено было сбыться, и работу людям пришлось искать, где придется. Но, в конце концов, все как-то устроились. И так получилось, что из всей нашей группы, только у нас с Мишей и у Осипа Премингера оказалось собственное дело. Поскольку у нас уже был годичный опыт работы в магазине – в цархание Натив Асара, нам предложили взять в свои руки ямитский супермаркет, когда он будет построен. Ну, а пока он строился, попросили открыть в одном из выделенных помещений небольшой магазин - ведь людям нужны продукты, им нужно было что-то есть. И мы согласились, хотя, повторяю, никакого отношения к торговле, никаких представлений о работе в этой сфере мы прежде не имели. Но в тех условиях не приходилось особенно выбирать, надо было как-то выжить, выстоять. К тому же вопрос тогда стоял предельно просто и жестко: если не мы, то кто же? И вот почти год, пока не построили супермаркет, мы с Мишей как белки в колесе крутились уже в новой цархание - ямитской. Об этом можно было бы написать целый роман. Но, впрочем, и вся наша жизнь в Ямите – это большой и увлекательный роман, к сожалению, плохо закончившийся. Итак, первый год мы худо ли, хорошо ли, но выдержали, выстояли. И хоть было совсем не легко - перебивались, как говорится, с хлеба на квас, ведь от цархании нашей больше убытков было, чем прибыли, да и других житейских, бытовых трудностей хватало, и не только у нашей семьи, естественно, но и у других, жили мы все очень весело, с подъемом и надеждой. Было у нас много веселых праздников, гуляний, застолий. Устраивали и танцы, и представления разные, и розыгрыши, и спортивные соревнования, и походы, экскурсии. И вот, наконец, закончилось строительство супермаркета. Это было очень красивое, огромных размеров современное торговое предприятие со всеми необходимыми помещениями и приспособлениями, с двухэтажным складом, с лифтом и механическим подъемником. Пока он строился, мы сделали проект его интерьеров, его технического оснащения. Заказали оборудование, причем самое современное, самое красивое. Например, у нас были огромные американские холодильники со стеклянными дверями, каких еще в Израиле не было. У нас были ослепительно сверкающие никелем стеллажи, шкафы, полки, кассовые автоматы и так далее. Мы открывали наш супермаркет на Пурим. И решили совместить церемонию открытия супермаркета с празднованием Пурима, поскольку лучшего места для этого трудно было придумать. Ярко украсили магазин, которому дали имя «Ямит», соорудили импровизированную сцену, и получился действительно прекрасный праздник – веселый, дружный, молодой. И первое время, пока не отстроился матнас, супермаркет наш был своего рода клубом для жителей города. Сюда приходили, чтобы поговорить, обсудить новости, встретиться с друзьями. Ну, а когда уже открылся матнас, были построены молодежный центр, синагога, йешива «Ямит», спортивный комплекс, прекрасный бассейн, когда город разросся, и понаехало много новых людей, - началась настоящая жизнь. Помню, вдруг наступил период повальных родов. И на наших дорожках, в наших сквериках и парках только и можно было увидеть, что женщин с колясочками и велосипедистов. Надо сказать, что Ямит был как бы миниатюрной моделью Израиля. То есть, в городе жили люди светские и религиозные, ашкеназы и сефарды, коренные израильтяне и новые репатрианты, причем, почти из всех стран исхода – из США и СССР, Аргентины и Франции, Марокко и Йемена, Эфиопии и Польши, Венгрии и Румынии, из Южной Африки и Канады. Верующие тоже были всех мастей и оттенков. У нас было также много военных, которые служили в Синае, было много людей творческих профессий. И если вначале Ямит был городом исключительно молодежным, то потом приехали люди более зрелого возраста и даже немало пожилых. Например, моя мама, приехавшая из Москвы после нас, считалась «бабушкой Ямита», а репатриировавшегося из Южной Африки, но в прошлом россиянина Макса Дектора – удивительно интересного и энергичного человека – мы все называли «дедушкой» нашего города. Интересно, что при всем этом социальном, культурном, религиозном разнообразии в Ямите явно ощущалось общегражданское единение, сплоченность, некий городской патриотизм. Наверное, так всегда бывает в новых городах, к тому же нас всех, очевидно, объединяло общее стремление к достойному выживанию здесь, вдали от центра страны, на краю пустыни…
КОММЕНТАРИЙ АВТОРА: Здесь в самый раз привести выражение из Талмуда (трактат «Шаббат»), которое гласит: «Пусть человек селится в городе, недавно построенном, так что день основания его близок, а грехи малы и не успели умножиться...» Знаменитый иерусалимский мудрец раввин Адин Штейнзальц так комментирует эти слова: «Новое селение предпочтительней, ибо в нем «не успели умножиться грехи» Но относительная безгрешность объясняется в этом случае, повидимому, не только тем, что поселение это было основано недавно, а тем, что в нем царят обычно творческий дух и активность – в противоположность рутине, характерной для старых городов…»
Люси (Номи) БРЕНЕР: Нет, конечно, это не была идиллия, были и проблемы, возникали и улаживались конфликты. Но сейчас, по прошествии многих лет, все они кажутся не такими уж серьезными и глубокими. Например, когда построили здание синагоги, возник спор о том, какой общине она достанется. Сефарды, хотя их было меньше, благодаря своей сплоченности и энергии, настояли на своем праве на синагогу. Ашкеназам выделили место для моления в молодежном центре, реформистам дали комнату в матнасе, а «тайманим» - комнату в синагоге. И так ко всеобщему удовлетоврению конфликт был в конце концов улажен. В городе ключом била культурная жизнь. К нам на гастроли приезжали лучшие артисты, они выступали на сцене матнаса, была своя замечательная самодеятельность. А какие капустники, вечера смеха мы устраивали! При матнасе действовало много объединений по интересам, там собирались любители поэзии и спорта, коллекционеры и туристы, фотографы и библиофилы. В Ямите выходила очень приличная городская газета на иврите, называлась она «Ямитон». В ней кроме новостей публикались стихи и проза наших местных авторов, в ней было много юмора, шуток, фантазии. И ни у кого никогда не возникало мысли о том, что с городом может что-то случиться, что его могут отдать, разрушить, уничтожить. И что все это произойдет очень скоро. Наоборот, строились грандиозные планы развития города, причем, на самом серьезном, правительственном уровне. Предполагалось построить здесь глубоководный морской порт, который смог бы принимать крупные морские суда. Планировалось со временем довести численность жителей города примерно до 250 тысяч человек. Вообще, надо сказать, что до Кемп-Дэвида наш Ямит был некой общенациональной, общеизраильской гордостью, образцом, прекрасной моделью нового поселенческого движения, таким прорывом в будущее. Молодой, красивый – образцовый - город в пустыне на берегу моря, а вокруг 16 цветущих – буквально цетущих в песках, ведь там выращивались цветы - мошавов – все это не могло не привлекать внимания множества туристов, пишущей братии, политических и общественных деятелей. К нам приезжали многочисленные делегации, нами гордились, нас любили, нам желали счастья, нас ставили в пример. Помню, когда мы бывали в Иерусалиме или в Тель-Авиве и приходилось стоять где-нибудь в очереди, то люди, узнав, что мы из Ямита, сразу же с уваженим расступались и предлагали идти вперед. Интересная ситуация сложилась с бедуинами. До начала строительства Ямита это место было совершенно пустынным, там не было ни стоянок, ни каких-либо кочевий бедуинских. Но как только Ямит стал строиться, как только там появились люди, зазеленели деревья – возле нас сразу же появились бедуины, разбившие свой лагерь между морем и городом. Мы, горожане, жили с ними, в общем-то, довольно мирно и дружно. Они приходили за покупками в наши магазины, некоторые из них нашли работу в городе, в том числе двое бедуинов работали у нас в супермаркете. Один из них, по имени Джума, вообще был нашим, что называется, «сыном полка». Будучи сиротой он, работая у нас, постепенно встал на ноги, научился читать и писать, приоделся, подкопил денег – короче, стал человеком. И нам было странно и смешно читать в левой прессе утверждения о том, что не бедуины пришли к нам, а мы захватили бедуинские земли. Мы слышали, что потом, когда мы ушли из Синая, египтяне убили многих из «наших» бедуинов – за то, что дружили с евреями, работали у них… Михаэль БРЕНЕР: К нам в Ямит приезжали премьер-министры Израиля Ицхак Рабин и Менахим Бегин, все ведущие министры всех правительств, которые действовали в эти годы, все начальники генштаба, многие депутаты кнессета. И все они, в один голос, уверяли, что полуостров Синай навсегда останется израильским, что Ямит будет стоять вечно как символ творческого гения и трудолюбия еврейского народа. Не случайно же именно в Ямите был возведен монументальный мемориал, посвященный всем израильским воинам, погибшим в боях за Синай. Это был величественный и волнующий скульптурный ансамбль, взметнушийся ввысь и видимый издалека на многие километры. Он был своего рода символом самого Ямита и, к сожалению, разделил с городом его печальную судьбу…
«МЫ ПЛАКАЛИ У РАЗВАЛИН СВОИХ ДОМОВ…» Люся (Номи) БРЕНЕР: В Израиле, насколько я знаю, всегда был общенациональный консенсус относительно Синая и тем более Ямита. То есть, ни в коем случае ни полуостров, ни тем более город не должны быть разменной картой в переговорах с арабами, ни в коем случае нельзя даже думать о том, что они когда-нибудь будут отданы нашим врагам. Так мы все тогда думали и так считали. И когда в 1977 году к власти впервые за долгие годы пришла правая коалиция во главе с Менахемом Бегином, мы еще больше уверились в своем мнении. Потом в Израиль прибыл президент Египта Анвар Садат, и все были очень рады этому обстоятельству: ну, как же, впервые в истории правитель самой сильной арабской державы пожаловал к нам собственной персоной, может, теперь и помиримся. Потом Бегин засобирался в Америку, в Кемп-Дэвид, на встречу с Картером и Садатом. И перед самым отъездом за океан приехал к нам, в Ямит. И при всем честном народе заявил, что Израиль ни за что не отступит с Синая, что мы ни никогда не отдадим Ямит, что если только в Кемп-Дэвиде возникнут разговоры об эвакуации поселений, он тут же соберет чемоданы и вернется домой. Больше того, он сказал, что когда выйдет на пенсию, обязательно поселится в одном из наших мошавов. Поэтому мы все были совершенно спокойны и уверены, что никакая опасность Ямиту не грозит, что все как-то уладится, и неприятности нас минуют. Но когда Бегин вернулся из Америки, он вдруг начал говорить о том, что Синай переходит к Египту, что такова цена мира, что придется оставить и Ямит, и все поселения. И опять у нас никто не поверил в то, что это серьезно, что событие уже свершилось. Все думали, что это может быть просто тактический шаг, ход в переговорах, или какой-то пропагандистский жест. Уж больно все это было дико, нелогично, противоестественно, глупо. Разве для дела мира это нужно - бросать «на ветер» только что выстроенный красавец-город? А нельзя ли чуть переместить линию границы, и вместо Ямита отдать египтянам любой другой пустынный кусок Синая? И если уж Египет так хочет мира, пусть построит рядом с Ямитом свой новый город, пусть на Синае будут стоять рядом если и не города-побратимы, то хотя бы города – добрые соседи. Но что это за мир, если ради него надо уничтожить мирные города и села, дороги и линии электропередачи, плантации цветов и другие сельскохозяйственные угодья, промышленные предприятия и сотни километров дорогостоящих коммуникаций, а самое главное – калечить судьбы тысяч людей? Нет, никто не верил, что мы уже отданы на заклание, что мы уже принесены в жертву «миру» и что скоро нами не только не будут гордиться, но нас станут ненавидеть. И так по инерции все мы продолжали жить, работать, развивать свой бизнес. Но уже появились первые признаки грядущей угрозы. Сначала перестали продавать построенные, уже готовые к заселению квартиры и коттеджи. И заморозили уже начатое строительство третьей и четвертой очереди Ямита – а там был готов нулевой цикл, фундаменты, подвалы, все подземные коммуникации. Остановилось и строительство спортивного комплекса, других общественных сооружений. Но никто не думал уезжать из Ямита, и никто не уезжал, для всех нас это было просто дико: оставить Ямит! Как можно!? За исключением отдельных, видимо, весьма проницательных и практичных людей, например, директрисы ямитской школы. Но уезжала она ночью, поскольку на покидавших Ямит все смотрели как на предателей. Понимаете, мы все жили с прежним запалом, запас которого был очень велик, а в верхах уже началось торможение. И такое двусмысленное положение продолжалось почти три года – с 1979 до самой сдачи города в апреле 1982. Конечно, в последний год, когда правительство объявило, что жителям Ямита будут выплачены компенсации за их дома, за их бизнесы, когда в прессе, в обществе началась кампания в поддержку мирного договора с Египтом и нашего отступления с Синая, нам всем стало ясно, что процесс необратим, что нашей жизни здесь пришел конец. И странное дело. Общественное мнение как раз в это время круто, будто по команде, изменило свое отношение к нам, жителям Ямита. Изменило на 180 градусов. Если раньше нами гордились, восхищались, нас любили, то теперь про нас стали писать всякие гадости. Что все мы приехали сюда исключительно из-за денег, что мы алчные корыстолюбцы, что мы ни за что ни про что получаем баснословные суммы, что мы беззастенчиво грабим бедное государство, что мы не патриоты Израиля и только срамим Отечество. Психологически такую перемену в общественном настроении понять можно. Израиль пожертвовал нами ради мира с Египтом, нас по существу отдали на заклание. А если говорить еще откровеннее – нас просто предали. А того, кого предают, невозможно любить, к нему относятся враждебно, его ненавидят. Так получилось и с нами… В этом, между прочем, заключен и ответ (хотя и не полный, конечно) на вопрос, почему мы не сопротивлялись, не боролись, почему не отстояли город? Да потому, во-первых, что нас именно предали, оставили на поле боя, мы оказались в положении военнопленных. В пылу всеобщей эйфории «мирного процесса» власти, да и массовое сознание пренебрегли такой «мелочью», как полуостров Синай, территоррия которого по площади больше всего остального Израиля, полуостров с богатейшими запасами нефти и газа, с отстроенными на нем городами и поселениями, в которых уже жило около пяти тысяч израильтян. Полуостров, который был дважды завоёван Израилем в ходе не захватнических, а оборонительных и не нами развязанных войн, полуостров, политый кровью тысяч еврейских солдат. Синай и Ямит отдал египтянам не только и не столько Бегин, сколько государство Израиль, кнессет, большая часть общества. Против соглашения в Кемп-Дэвиде проголосовали лишь три депутата кнессета из 120! Это Геула Коэн, Моше Аренс и Ицхак Шамир. Честь им и хвала, конечно. Но что могла сделать столь малая группа депутатов, которая, собственно, и отражала соотношение сил в обществе, выступавших «за» и «против» отступления с Синая! Справедливости ради надо сказать, что поселенческая организация «Гуш Эмуним» создала движение протеста «Остановить отступление в Синае!», которое пыталось как-то повлиять на решение властей, на общественное мнение. Чтобы поддержать нас, в Ямит приезжало много людей, в основном это были учащиеся йешив. Они устраивали демонстрации протеста, многие из них поселились в пустующих домах и не хотели выходить из них до последнего часа, так что солдаты вынуждены были изгонять их оттуда силой. И все-таки это была капля в море. К тому же даже эти люди не были вполне убеждены, что победа возможна. Помню, у нас в доме собрались лидеры движения «Остановить отступление в Синае!» Ханан Порат, рав Друкман и другие. Мы сидели, разговаривали и вдруг почувствовали, что и у них нет твердой решимости стоять грудью за Ямит. Они говорили: «Хорошо, ну, вот здесь мы отойдем, но уж в Иудее и Шомроне на этом примере мы им покажем, оттуда мы не сдвинемся» И у нас открылись глаза: «Как, значит, здесь можно, а там не свдинемся?» Конечно, если бы на дороги, ведущие к нам и перекрытые армией, вышли бы сотни, тысячи людей и сказали бы: «Не отдадим Ямит!», тогда бы точно Ямит не отдали. Но не было ничего этого. Не было, потому что большинство народа, увы, было за отдачу Синая. В этом-то и была наша драма, в этом-то была и драма всего Израиля, что, как я надеюсь, сегодня уже все понимают… КОММЕНТАРИЙ АВТОРА: Как тут не вспомнить откровения президента Египта Анвара Садата, высказанные им в октяброе 1980 года в интервью газете «Нью-Йорк Таймс»: «Бедный Менахем (Бегин), у него свои проблемы… В конце концов, я получил обратно Синай и нефтяные поля Альма, а что получил Менахем? Клочок бумаги». А стратегические цели арабского мира тот же Садат сформулировал еще в 1975 году: « Наше правительство стремится вернуться к границам 1967 года. Затем следующее поколение возьмет ответственность на себя. Профессор Пол Эйдельберг в своей замечательной книге «ЕВРЕЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ МУДРОСТЬ: ЧТОБЫ ИЗРАИЛЬ НЕ ПОГИБ» пишет: «Если правительство Ликуда пожертвовало Синай с его разработанными Израилем нефтяными полями, сверхсовременными авиабазами и 15-миллиардной инфраструктурой, не сумев при этом удержать маленькое еврейское поселение Ямит, - ради того, что Анвар Садат издевательски назвал «клочком бумаги», то это едва ли признак непримиримости. Что же тогда можно сказать о правительстве Аводы, которое стремилось сдать Иудею и Самарию главарю банальной террористической организации?»… На самом деле, не столько еврейская непримиримость, сколько еврейская слабохарактерность настраивает народы против Израиля, хотя они сами этого не осознают. Заявить, как это делали «ястребы» Менахим Бегин и Ицхак Шамир, что «все может быть предметом переговоров», означает признать, что у нас нет ничего святого, что Израиль можно купить…»
В разговоре со
мной профессор П.Эйдельберг - президент американо-израильского Фонда за
конституционную демократию, автор ряда книг по актуальным проблемам Ближнего
Востока, в том числе и книги «Стратегия Садата» - рассказал, что он разговаривал
с М.Бегиным накануне его поездки в Кемп-Дэвид и что премьер-министр признался
ему тогда: «Я чувствую, что Садат воткнет мне нож в спину». По мнению
П.Эйдельберга проблема «слабого характера» М.Бегина - лишь одна, да и то лишь
частная причина подписания соглашений в Кемп-Дэвиде. Главнвая причина – в
слабости всего правительства Израиля, где министром иностранных дел был генерал
Моше Даян, а министром обороны – генерал Эзер Вейцман. Нобелевская премия мира! Действительно, какая ужасная, какая издевательская ирония: шесть нобелевских премий мира присуждено за якобы урегулирование арабо-израильского конфликта, а здесь, у нас не только не пахнет миром, но текут, не скудея, потоки крови. Кто ответит за этот абсурд? Шведская академия? Евросоюз? Лига арабских стран? Соединенные Штаты Америки? ООН? Бездарные правители Израиля? Или все мировое сообщество? Только Бог, наверное, знает ответ на этот вопрос… Воистину прав был пророк Иеремия, когда восклицал: «РАНЫ НАРОДА МОЕГО ВРАЧУЮТ ОНИ С ЛЕГКОСТЬЮ, ГОВОРЯ «МИР! МИР!» - А НЕТ МИРА»
Люся (Номи) БРЕНЕР: И вот наступил этот день - 31 марта 1982 года - день, когда началась эвакуации, очистка Ямита от жителей, от домов, от всего, что сделано руками человеческими. Представьте себе: город, который холили, в котором лелеяли каждый цветок, каждую клумбу, где не было ни соринки, город, в который никогда не заезжали не только грузовые, но даже легковые автомобили, вдруг наполнился десятками огромных грузовиков, и все потонуло вокруг в грохоте и смраде. Тяжелые колеса ломали заграждения и барьеры, раздавливали, вминали в землю тротуары, газоны, дорожки, клумбы, уличные фонари. Люди выносили из домов вещи, загружали в кузов какую-то их часть, и не выдерживали напряжения – оставляли половину вещей на земле и стремительно уезжали прочь из города. Это было похоже на повальное бегство. За каких-то пару дней Ямит покинуло большинство жителей. В городе отключили электричество, воду, газ. И он превратился в город-призрак, город-привидение. Это было жуткое зрелище: на дорожках, аллеях, скверах ни одной живой души, если, конечно, не считать множества брошенных кошек и собак, безнадежно ищущих своих хозяев. А по ночам арабы и бедуины приходили грабить опустевший, вымерший, беззащитный город. Лишь около десятка семей оставались в своих домах, никуда не уехали. Мы тоже решили оставаться до конца – честно говоря, мы все еще очень надеялись на чудо, на то, что еще что-то изменится. В те дни тогдашний министр обороны АриэльШарон полетел вдруг в Египет на какие-то переговоры, и в нас затеплилась надежда, что, может быть, вот сейчас будет остановлено это безумие. Но безумие остановлено не было. И осуществлять его пришлось генералу Шарону.
КОММЕНТАРИЙ АВТОРА: Как писал в статье «Прощание «Бульдозера» («Вести-2» за 26.03.2002 г.) журналист Александр Риман, «Шарон… безоговорчно выполнил распоряжение Бегина, хотя не мог не понимать символическое значение акта разрушения Ямита и насильственной эвакуации его жителей: впервые после Второй мировой войны евреев вышвыривали из собственных домов, и делал это никто иной, как генерал израильской армии». Генерал, «приказавший своим солдатам насильно стаскивать сограждан с крыш и балконов осиротевших домов Ямита…».
Люся (Номи) БРЕНЕР: До конца оставались в Ямите также Осип и Таня Премингеры с двумя старшими дочерями, Ави и Лариса Фархан с четырьмя детьми, раввин, руководитель городской йешивы Исраэль Ариель с женой и шестью сыновьями. Кроме того, в Ямите оставались люди, приехавшие поддержать нас, в основном молодые ребята, учащиеся йешив, а также часть жителей соседних мошавов, тоже к тому времени разоренных, эвакуированных. Они разместились в новых, но пустовавших, так и не заселенных зданиях. И вот, когда начался «пинуй», солдаты стали выгонять их, чтобы приступить к разрушению домов. Но ребята сопротивлялись, не хотели выходить добровольно. Некоторые забаррикадировались, некоторые, например, сыновья рава Ариэля, приковали себя цепями к батареям, к кроватям. Солдаты получили приказ освободить здания силой. Молодые люди – израильские солдаты и солдатки – должны были выворачивать руки своим же сверстникам, своим братьям и сестрам и тащить к автобусам, которые потом вывозили их из Ямита. И это было ужасно. Многие солдаты плакали. Плакали и волокли, тащили людей. А потом… Потом бетонные стены опустевших домов разрушались ударами мехнических молотов -патишей, которые сотрясали землю, подымали столбы пыли. Город покрылся тяжелым серым маревом. Все вырывалось с корнем, выкорчевывалось, распахивалось. Ямит был растоптан, как будто над женщиной надругались. Делалось все то, чего не надо было делать, нельзя было делать. Я не могу найти слов для этого. Мы все тогда были как будто примороженные, отупевшие, оцепеневшие… На крыши домов, на водонапорную башню забралось немало молодых людей. Солдаты соорудили большую лестницу и стали подниматься, чтобы снять их силой. Но те начали обливать солдат водой, бросать в них, все, что попадалось под руки. Тогда армия сделала так. Краном поднимали на крышу железную клетку, загоняли туда людей и краном же спускали клетку с людьми на землю. Когда разрушали здания, и стены рушились, дома раскрывались, как коробки, как какие-то театральные декорации. И видно было все, что внутри квартиры – лампочки висят, картины на стенах забытые, мебель какая-то, кухни, посуда, все-все. А вокруг ползают бульдозеры и утюжат все эти завалы. Мы сидели в своем доме, а все вокруг рушилось и обнажалось. И вот мы видим – вдалеке дом Осипа стоит, и они тоже все сидят и смотрят на весь этот «сюр». Помню, в один из этих последних дней ночью прибежал к нам директор садоводческой школы, расположенной рядом с Ямитом. Прекрасная была база. Там разводили разные экзотические деревья, цветы, туда все время приезжали туристы, экскурсанты, это была визитная карточка приморского Синая. И вот этот солидный, взрослый человек дрожал и рыдал, как ребенок. Я никогда такого не видела. «Всё, все кончено, - говорил он сквозь слезы, - все разрушено, все уничтожено, я ушел оттуда последним». Он переночевал у нас, а наутро уехал из Ямита. Никогда не забыть мне и слезы Якова Зайдэ – человека, который строил Ямит с первого колышка и до крыши последнего дома, человека который пережил ужасы Катастрофы, был узником концлагерей… Еще до того, как наступил день Х - день «пинуя», наша шестилетняя дочь Ализа, которую мы отправили вместе с моей мамой в Иерусалим, вдруг решительно захотела вернуться к нам. Её повезли в Ямит, но подъезды к городу были перекрыты, и туда уже никого не пускали. Мы подъехали к воротам и видим: солдаты из рук в руки передают, как эстафету, нашу Ализу. Наконец, она попадает в наши объятия. И так до самого последнего дня в Ямите, она и наш годовалый сынишка Ариель оставались вместе с нами. А старший – Аарон учился в это время в авиационном училище на севере страны. Но вот пришел и наш черед. Перед этим мы помыли, вычистили пустой наш супермаркет, все оставили в нем – холодильники, шкафы, полки, кассовые аппараты - закрыли на замок и отдали ключи военным. И даже увидели, как его начали крушить бульдозерами. Но смотреть на это мы, конечно, уже не могли. Потом к нашему дому пришел какой-то военный, высокий чин и говорит: «Завтра я вам пришлю армейский грузовик, мы вас погрузим и эвакуируем». А сам чуть не плачет. Но тут я взвилась: «Не надо нам никакого вашего грузовика. Мы сами, по своей воле сюда приехали, сами и уедем». Попросили одного нашего знакомого, чтобы он прислал нам грузовик. Приезжает на следующий день автомобиль. За рулем араб. Но лицо его безумное. Он видит, что кругом творится что-то ужасное, и не понимает ничего. Солдаты тащат евреев за руки и за ноги. Везде завалы, бульдозеры утюжат развалины домов, над городом стоит серое марево. Водитель страшно перепугался, тут же развернулся и уехал. Потом пришел другой грузовик. Водитель и грузчики - тоже арабы, но совсем незнакомые. Мы загрузили свою машину, у нас был «Опель» – такой большой «стэйшен». А в грузовик положили балки, окна, двери – деревянные детали нашего дома, все, что Михаэль успел разобрать. И это то, что осталось от нашей замечательной деревянной пристройки к дому. Ее мастерски и с любовью сделал наш друг Осип Премингер, известный в Израиле как «столяр из Ямита», который принципиально отказался от компенсации за эвакуацию из Синая в знак протеста против насильственного трансфера евреев из своей страны. В грузовик я поставила и специально приготовленный ящик с питанием для нашего годовалого Арика. Сели мы в машину, а двинуться не можем: кругом завалы бетона, щебня, арматуры. Но тут подошел бульдозер (благо их там было много), и прямо на наших глазах разрушил забор, дерево свалил огромное, росло у нас во дворе, расчистил проезд, и мы тронулись в путь. Оглянулись мы на Ямит в последний раз, а там ничего не видно: сплошное марево стоит над городом… Ехали до Иерусалима несколько часов, грузовик с вещами отстал где-то по дороге, а когда догнал нас, оказалось, что половина вещей пропала, в том числе и ящик с Арикиным питанием. Был уже вечер, когда мы усталые, измученные подъехали к дому, где нам сняли квартиру. С кучей вещей, с Ариком и Ализой втискиваемся в лифт и едем наверх. А в лифт вместе с нами зашел какой-то мужчина. И вот он зыркает так недовольно на нас и говорит с явной неприязнью: «Неужели нельзя было утром или днем переехать, чтобы не беспокоить жильцов понапрасну?» Я смотрю на него, как на инопланетянина какого-то, и передо мной проходит весь этот безумный сегодняшний день: дымящиеся развалины Ямита, последняя надежда на чудо, испуг и немой вопрос в глазах детей, жуткое прощание с городом, которому отдано почти десять лет жизни, длинная дорога в Иерусалим - и теперь эта вот нелепая претензия благообразного господинчика. Ну, что я могла сказать ему? Потом я вышла в магазин купить продукты, смотрю: все так странно - горят цветные лампочки, фонари, люди ходят нарядные, смеются беззаботно, шутят, разговаривают, и никому нет ровным счетом никакого дела до того, что где-то там, в Синае только что разрушили, растоптали целый еврейский город, исковеркали судьбы нескольких тысяч людей, которые не скоро еще придут в себя и вряд ли когда-нибудь смогут забыть все, что произошло с ними в Ямите…
ЧТО БЫЛО ПОТОМ Жизнь, конечно, продолжалась. Но пепел Ямита, как говорится, стучал в их сердцах. Почти десять лет жизни, полных отчаянной борьбы и труда, помыслов, усилий и надежд, были нагло растоптаны, пущены на ветер, в распыл. Такое нелегко снести, перемочь, пережить. Ничего не радовало Бренеров в Иерусалиме, ни о чем и ни с кем не могли они говорить: свежая, дымящаяся рана жгла, не давала покоя. И когда среди бывших жителей Ямита родилась идея создания Алей-Синая – нового поселения в память о поверженном Синае, Бренеры были первыми, кто сразу же согласились ехать и вновь начинать все с нуля. Не дожидаясь, да и не спрашивая официального разрешения, Люся и Михаэль вместе с еще одной семьей – Ави и Ларисы Фархан - выехали, что называется, в поле. Потому что на том живописном песчаном холме недалеко от моря и границы, где должно было народиться новое поселение, действительно не было ничего. Кроме вросшего в песок разбитого автобуса и двух армейских караванчиков без окон и дверей. Но, как говорится, охота пуще неволи. Уж больно хотелось Бренерам участвовать в освоении своей страны, в создании на земле Израиля нового поселения. И если эксперимент в Ямите окончился трагически, хотя, разумеется, и не по их вине, то в Алей-Синае они победили. Бренеров и Фарханов по праву следует считать основателями этого ныне разросшегося цветущего и красивого еврейского поселения на границе с палестинской Газой. И хотя через год, когда они уже всё обустроили в Алей-Синае, вложив туда немало и собственных средств, и сил, и нервов, когда уже несколько десятков новых семей приехали жить в поселение, Бренеры уехали из Алей-Синая, свою программу-минимум в Израиле они выполнили. Ну, а программу-максимум их семья продолжает с Божьей помощью творить и сегодня. Сейчас Бренеры живут в небольшом поселении Элазар, что в Гуш-Эционе, и активно осваивают его. к. Почти сразу после Ямита Бренеры вернулись к вере своих дедов («хазру бе-тшува») и родили еще одного сына – Давида-Йонатана. Теперь у них четверо детей и столько же внуков, которых подарил родителям старший сын Аарон – Роник вместе со своей женой Майей. Он закончил технический колледж, отслужил в Армии обороны Израиля, стал офицером и сейчас успешно занимается бизнесом. Ализа окончила университет, ведет на радио «Коль Исраэль» свою авторскую программу о еврейской культуре. Арик-Ариэль работает в компьютерной фирме как специалист по наладке этих умных машин, а самый младший – Давид-Йонатан еще учится в школе. Михаэль часто вспоминает своего мудрого деда, который в самый разгар войны учил его ивритским буквам. Недавно усилиями Бренера на старом еврейском кладбище в Томашполе был восстановлен памятник на могиле его деда Авраама. Есть в пространстве памяти Бренеров некий, если не потайной, то, во всяком случае, заповедный уголок, куда не часто открывают они калитку, потому что там много горечи и много печали. На калитке той написано: «Синай, Ямит. 1973-1982 годы». …А на полуострове Синай и в том месте, где когда-то лежал город Ямит, Бренеры так больше никогда и не были…
Март-апрель 2002 года
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
