«Театр - это
светильник жизни»
Владимир Азаров
Ашкелон – город странный. Застывшие, не обраброботанные любовной человеческой
рукой древности там, где на них нельзя заработать… Поломанные брошенные ступени
из деревянного ресторана под открытым небом, соженного завистливыми конкурентами
… Отверстая, как рана, граница между сотворенным чудом из камня и мертвым
запустением на дороге… Тоскливый ветер в глазницах старой башни на вершине
горы.. Огромные пластиковые кучи мусора, не убранные на берегу… Прекрасное море,
в которое страшно было зайти из-за его тоже какой-то, казалось, ненужности людям
и оттого мстительной непредсказуемости… И напоминание о возможной когда-то
бывшей здесь гармонии – переливчатые ракушки, приятно резавшие ступни, изваянные
ветром и временем фигурки и даже остатки древней глины, росписи и мозаики…
Просто на песке – бери и трогай вечность… Здесь не раскопан порт, где затонули
корабли, плывшие когда-то в Карфаген еще при филистимлянах задолго до римлян…
Однако нынешний Ашкелон сложился у меня в совершенно дисгармоничный разорванный
образ.
Недружное разъединенное общество, где за раздражающий восточное ухо «неиврит»
могут зарезать. Убийца Яна Шапшовича – скромного героя ЦАХАЛ, позволившего себе
в кафе расслабиться и поговорить по-своему на русском, недавно почти оправдан и
освобожден. Не наказан и сбивший чуть ли не насмерть молодую женщину – красавицу
и умницу, переходившую тихую улицу в положенном месте, чтобы сделать себе
прическу. Сейчас она, юная мать, инвалид, а преступник, подвыпивший тогда сын
местных властей даже не призван к ответственности… Ибо олимовская семья боится
( как и в России!) даже рот открыть и
сказать что-либо против сильных города сего…
В печати и на радио недавно вновь проскользнуло сообщение об убийстве в
ашкелонском магазине за прозвучавшую «не по-местному» речь. «Дело
рассматривается в полиции»… И снова тихо – все потонуло, как в паутине .
Ситуация страха, недоверия друг к другу, скрытой злобы, обособленности и жажды
утвердить себя вопреки другому напомнила мне джунгли… Звериное и человеческое
стало главной темой творчества еще одного прибывшего на историческую родину 12
лет назад актера и режиссера Владимира Азарова… Атмосферу духовной пустоты,
которую почувствовал сразу, он выдержать не смог и с нуля - в конюшне(!), из
ничего, из грязи сотворил крошечную теплую сцену…
Театральных академий он не кончал – не довелось… Сын военного, переживший в 9
лет ( его год рождения 1933) бомбежки последнего поезда, на котором бежали из
Гомеля, принявший смерть брата на переполненной, чудом дотянувшей до берега
Гурьева баржи с 3000 тысячами женщин и детей, помогавший матери в эвакуации
вместо воевавшего отца, он тоже в конце концов стал офицером. Когда отец после
войны запретил ему даже думать о театре – с его точки зрения это было несерьезно
– «не по-мужски», Володя задавил в себе свою тягу к сцене, на которой уже успел
ощутить вкус успеха…
До сих пор бесконечно мягкий, добрый и очень мужественный человек, он пошел по
пути, на котором прежде всего были «другие» (мать, отец, жена, дочь…), а он -
потом. Но театр был его сутью, светом на горе, по которому не переставал
тосковать. И где бы он ни был – по каким бы гарнизонам ни забрасывала его судьба
– он везде искал дом офицеров и спрашивал : «А есть ли у вас театр?». А если его
не было, создавал его сам. Он прошел 25-летнюю службу от звонка до звонка в
восьми гарнизонах Севера, на Камчатке. Мороз там был такой, что люди замерзали
насмерть у порога дома, не находя двери. Их трупы находили только весной… Так
чудом на ощупь случайно спаслась однажды и жена Тамара – его вдохновительница,
его Маргарита, без которой он просто бы сломался…
В этой атмосфере несвободы и холода театр
В. Азарова был источником тепла, образом греющего душу дома, островом свободы.
«Сцена поглощала меня всего, мне нравилось искусство игры, перевоплощения. Моя
жизнь прошла вроде бы не на подмостках, но театр присутствовал в моей жизни
постоянно. Моя служба проходила в авиации. Поэтому главными тогда были военные
спектакли: «Летчики» А. Аграновича и «Под золотым орлом» Я. Голана, «История
одной любви» К. Симонова, «Разлом» Б. Лавренева.. Но я ставил и веселые
музыкальные комедии с оркестром в 50 человек, и Чехова, который привлекал меня
остротой характеров. А в 1977 году - «Зарю над Чукоткой» по роману Ю. Рытхеу
«Конец вечной мерзлоты» о мужестве людей Севера Скоро у меня юбилей – в работе
30-й спектакль»
У него была вполне «нормальная военная карьера» Его любили солдаты, видя в нем
доброго, ответственного, строгого человека, а не сноба- начальника. Он с почетом
вышел на пенсию и успел 12 лет поработать режиссером Театра во Дворце
железнодорожников в Гомеле, поставил там 7 спектаклей и отметил в 1990 году
70-летие коллектива, с которого начал свой путь на сцену… После армии он вполне
прилично получал…
«Особых причин приезжать в Израиль не было! Я и не собирался … Но в 1989-1990
году в Белоруссии нарастала антисемитская волна. Постоянно звучали угрозы
погромов, и появились оскорбительные надписи: «Белоруссия без русских и жидов!
Жиды –Долой!». Я очень переживал ситуацию и все же как-то терпел. И вот однажды
на одной из остановок такси поздно вечером подошла группа молодежи и каким-то
чутьем поняла, что мы-евреи. Один из них прокричал: «Вот если бы мне сейчас
автомат, я бы всех вас сейчас расстрелял!» Это все равно еще не решило, но –
сдвинуло. А потом как-то поздно с женой я поехал заправлять машину. Была сильная
гроза. В районе бензоколонки мы застряли из-за огромной лужи. Все ждут, сидя в
машинах, когда сойдет вода и пробка рассосется. Вокруг нас собрались люди,
вышедшие просто поговорить. И вдруг подъехало такси, остановилось возле, и в
окно заглянул мужик. «А ты что, жидовская морда, - говорит, - ждешь, когда тебе
другие воду вычерпают?» Я бросился на него. Тут стояла еще толпа мужчин. Что
меня возмутило, так не столько этот мерзавец, как те люди – никто из них не
сказал ни слова зарвавшемуся подонку! Это вдруг стало для меня красной чертой. Я
понял, что я здесь – чужой! А на 5 мая 1990 года в Белоруссии был назначен
еврейский погром. Об этом говорили всюду. А у нас еще не было вызова. И я ждал ,
что по телевизору покажет свою физиономию президент Советского Союза, стукнет
кулаком по трибуне и скажет: «Ша, товарищи! Что вы делаете?!»
Святая на грани анекдота наивность Владимира Азарова, бывшего 30 лет рядового
члена КПСС, убежденного, что «не все ее 19 миллионов были мерзавцы» , потрясала…
Он, как все порядочные люди, до сих пор меряет мир по себе, стараясь видеть
только хорошее…
В Израиле это помогает ему противостоять злу, равнодушию, жестокости уже своих
разноязыких соплеменников…
«Я знал, что в моем возрасте (в 1990 ему было уже 57) я не могу ни на что
рассчитывать. Я собирался вместе с дядей – столяром в Ашдоде открыть столярную
мастерскую. Но судьба сложилась так, что попал в Ашкелон, на завод
металлоизделий, а потом на сбор арбузов , на археологические раскопки. Я не
собирался заниматься театром. Но понял, что не могу жить без него: после работы
почувствовал здесь такую душевную пустоту, что побежал в Сохнут предлагать себя
в качестве режиссера… Очень хотелось говорить с людьми, общаться. Мне выдали
ключи от вонючей конюшни, бывшего бомбоубежища. И мы вместе с друзьями своими
руками расчистили ее и сделали театр!»
Я спускаюсь по узким ступеням в маленький уютный зал, где стоят впритык стулья
вокруг маленькой сцены, любовно обитой домашними ковриками. На возвышении за
зрителями - крохотный технический пульт: если нажать на кнопки, сцена будет
крутиться и преображаться в шести пространствах. Здесь же двухметровая
костюмерная, где масса принесенных тряпок соседствует со специально пошитой
одеждой… Старые, появившиеся неизвестно откуда кресла и абажуры, как в гостиной,
освещают самодостаточные интеллигентные лица, официально представляющие с
фотографий «Ашкелонский Драматический Театр «Менора»… Контраст претензии на
культуру внутри и демонстративного наплевательства на нее извне резал глаза… На
уличных стенах бомбоубежища были написаны оскорбительные надписи на иврите, а
перед входом были навалены кучи мусора, хотя специальные для этого баки
находились недалеко…
«Рядом синагога и люди, которым не нравится, что тут русский театр… Мы их
уважаем, но когда они начинают демонстрации устраивать - я с ними не спорю и не
скандалю… »
Я вглядываюсь в Ашкелон, в несгибаемого временем Азарова и стараюсь понять, в
чем проблема? Ведь не только же в круговой поруке цабров и ватиков, их
традиционном равнодушии на грани ненависти к новеньким, слишком очевидном для
этого города. Дело и вероятно и в самом «новеньком»…
За 12 лет существования театра ни одного спектакля на иврите поставлено не было.
Они открыто были ориентированы на олим, слепых, беспомощных, ностальгирующих.
«Проснись и пой!» М. Дьярфаша, «Тартюф» Ж-Б. Мольера, «Жених по объявлению»
Константинова-Рацера, «Старая актриса на роль жены Достоевского» С. Радзинского,
«Лунная память» А. Рейнгольда… Даже переводные пьесы «Громкое имя» Э. Кишона,
«Эльза» М. Лернера по своей трактовке тоже были обращены на проходящих
метаморфозу смерти в тоске по покинутым ценностям…
Естественно это может раздражать людей, которые здесь выросли и чего-то не
понимают во вновь прибывших, живущих столь замкнуто от общеизраильских,
общееврейских проблем, через которые здесь просматриваются вопросы
общечеловеческие…
Но и для некоторых профессиональных олим неприемлем ни уровень игры любителей,
ни необученность режиссера, воспитанного только отдаленными последователями
Станиславского и не получившего настоящего образования в искусстве.
Профессиональные курсы Йоси Альфи от организации «Искусство народу» в Израиле от
театрального невежества В. Азарова не спасли. Все это было очевидным, когда я
просмотрела видеозаписи всех спектаклей. Тяжеловесный статичный стиль с
натуралистичными деталями и неповоротливыми, не владеющими языком пространства
исполнителями, вполне искренне кричавшими слова заданной роли.
На мой изощренный вкус, перенасыщенный суперпостановками, смотреть там было
нечего.
Однако я разбилась вдребезги, когда попала на последнюю премьеру - «Восемь
любящих женщин» по Р. Тома.
Спектакль шел в матнасе при переполненном зале на 300 мест, в котором стояла
благоговейная тишина!.. О как они слушали каждое слово этой дурацкой пьесы, в
которой неубедительные лицемерки съедают друг друга из-за денег…И если кто-либо
чем-либо шелестел, на несчастного шикали сразу с нескольких сторон. А как
выкладывались «актрисы», некоторые из которых вообще впервые вышли на сцену. А
после сколь торжественно собирали нехитрые декорации их мужья, не давая
напрягаться неистовому седому энтузиасту… «Они меня хранят»,- сказал В. Азаров.
Но убил меня окончательно старый, трясущийся фотограф, который кричал на всех
«ради фокуса» так, как будто бы он командовал выстрелом артиллерии в битве за
свою славу в ново-еврейском Ватерлоо! А потом, удовлетворенный покорством
актеров, подобно укрощенным львам, посмотревшим туда, откуда «вылетит птичка»,
он на дрожащих ногах уходил Победителем, причастным, по его мнению, к таинству
Театра!
И первоисточником его для них для всех был молодой семидесятилетний Дон-Кихот
Владимир Азаров. «Задача театра показать правду – тяжелую, горькую. В наших
олимовских семьях масса проблем. У меня есть сестричка в Ашкелоне. Я не видел ее
10 лет. Разошлись чисто по-человечески… Я поставил пьесу о нестойких,
эгоистичных людях. Это главное. Наш театр называется «Менора», так как я создал
его в конюшне, где все было загажено. Театр для меня – светоч, светильник жизни.
Он все отмывает, дает силы. Это круг любви для тех, кто приходит, для моих
любителей – это отдушина.
Он привлекает меня возможностью слепить жизнь заново, собрать ее воедино. В
театре обогащаются душевно. Когда играешь какую=то роль, что-то завязывается на
сердце.»
Атмосфера высокой интеллигентности, тяга к непродажной правде, жажда
самовыражения и самосохранения в новом изменившемся мире, сила внимания и
понимания каждого, откровенное бескорыстие, мужество гуманизма – вот что
привлекает всех , в том числе и автора этих строк, во Владимире Азарове –
несгибаемом подвижнике сцены, защищающем ее , как на фронте войны за несгорающие
от перемены мест ценности.
Недаром он считает своими главными спектаклями в Израиле «Ретро» А. Галина и
«Зверь» В.Синакевича, М. Гиндина.
Оба я видела в записях и свидетельствую: несмотря на формальные слабости - в
сверхзадаче - духовном послании залу они получились!
Оба посвящены непреходящим критериям цивилизованной личности – чести,
порядочности, благородству, слабости и привязанности сердца, способности
оставаться в Джунглях – Человеком!
В первом спектакле речь идет о нерасчетливом и прекрасном мире стариков, когда
на закате проясняется главное, которое наконец-то понимают все его расчетливые
рациональные дети. Роль «Старика» сыграл перед смертью любитель еще с довоенным
стажем Яков Бриллиант, расписавшись таким образом в последний раз в своих
убеждениях.
Вторая пьеса, появившаяся в 1988 году, обращена в будущее и по структуре своей –
пророческая! После термоядерной войны на земле остаются считанные люди… В одной
из семей есть дочь. Отец, обеспокоенный продолжением жизни, ищет ей жениха. К их
костру приближается «Зверь». Он добр, великодушен, силен и умен, как сама
природа. Девушка влюбляется именно в него… Однако ее родитель отдает ее на
«осеменение» человеку – подонку, который после надругательства над ней, обещает
всех уничтожить. В роли «Отца», трагически раздвоенного, ответственного, умного
и безнадежно слепого, потерявшего дорогу дальше, сам Владимир Азаров. Его
проницательные глаза все время вглядываются в зал, в каждого из нас: «Куда ж нам
плыть и с чем, если нас не слышат, если мы среди настоящих зверей – в
человеческих джунглях, где побеждает только сильный?!» Но это застывшее еще
теплое, как костер, как свет меноры во тьме, страдание его сердца, греющего
стольких вокруг – само по себе залог и надежда…
Еще не все потеряно, если мы сами на своей земле останемся по отношению друг к
другу не злобными хищниками, а такими же, как Владимир Азаров, просто людьми,
добрыми, бескорыстными, преодолевающими все, даже собственные слабости - ради
ранга интеллигента и во имя Израиля!..
Постфактум: не получив как всегда ни от кого ни копейки, В. Азаров и компания
ставят веселую стихотворную комедию Л.Филатова по мотивам сказки К. Гоцци
«Любовь к трем апельсинам». « Там апельсины разбрасывают и по Палестинам… Все
увлечены». И хоть снова нерасчетливо и провокационно – только «по-русски» и так
слепо - по-еврейски, я преклоняюсь и снимаю шляпу перед энтузиастами театра из
Ашкелона…
Все на премьеру – не спи и не мешкай:
Целый спектакль у Бени в сарае!
А театр играет, театр поет,
И с этой мелодией даже старик
В это мгновение, пожалуй, вернет
Юности светлый растаявший лик!
А театр играет , и плачет душа
Ты, очарованный этой игрой,
Остался сегодня, бедняк, без гроша
Но просит он: «Пой моя скрипочка, пой!»
Борис Бляхман
Да осветят нам ночь Блуждающие Звезды!
Злата Зарецкая |