|
1.
Радостно пропел голосистый школьный звонок, объявляя об окончании последнего
урока. Шестиклассник Димка, проворно собрав в рюкзачок учебники и тетрадки,
весело выскочил из пыльной духоты класса и побежал домой. Он не стал дожидаться
трамвая, а побежал по весенним, залитым ярким солнцем, улицам, радостно дышавшим
ласковым апрельским теплом. Димка мчался, распугивая весёлые стайки воробьёв,
которые о чём-то громко переговаривались, перелетая с ветки на ветку. Димка
спешил: дома его ждала новая книга, которую он увидел вчера на книжном развале у
универмага и упросил мать купить её. Кир Булычев, «Новые приключения Алисы».
Совсем ещё новая, недавно вышедшая повесть...
С недавних пор Димке очень нравились книги Кира Булычева, особенно
фантастические истории про Алису. Как-то Славка, двоюродный брат, принёс ему
новый DVD-диск. Димка как раз сидел перед компом и с замиранием сердца смотрел —
кажется, в сотый раз — второго «Терминатора». Как ловко Шварц гасит всех врагов!
А его коронная фраза «I am back!» — «Я вернусь!» Аж мурашки по коже... А какая
у него мускулатура! Аж завидно... если каждый день заниматься, всё равно не
нарастишь...
— Шварценеггер — это, конечно, хорошо, — усмехнувшись в черные усики, сказал
Славка, — но есть кое-что и получше.
И положил перед Димкой DVD-диск. «Гостья из будущего», — прочитал Димка на
обложке, на которой были изображены глазастая девчонка в куцем платьице и два
прикольных мужика – толстый и худой, оба в клоунских белых колпаках, и спросил у
брата
— Что-то новое, американское Боевик, да?
— Ну, ты, старик, даёшь! — вскинул белесые брови Славка. — Скоро совсем с этой
Америкой отупеешь. Только и смотришь мордобой...
— А что, нельзя — набычился Димка.
— Да можно, конечно, — с усмешкой пожал плечами Славка. — У нас же демократия,
никто ничего не запрещает. Но ваше поколение скоро забудет, что в России живёт.
Посмотри, потом поговорим...
— Посмотрю как-нибудь, — ответил Димка. И на время забыл про диск брата. Ведь не
все ещё фильмы со Шванценеггером пересмотрел....
Только через неделю вспомнил он про Славкин диск. Нашёл его среди кучи других,
поставил...
Вначале фильм Димку совсем не заинтересовал. Какие-то пионеры... Словом, дела
давно минувших дней, преданья старины глубокой. Скучно и неинтересно...
Однако затем стало интересно. Машина времени в подвале полуразрушенного дома.
Путешествие в будущее. Институт времени. Прикольный робот Вертер, похожий на
соседа-алкоголика дядю Петю. Космические пираты — это они были изображены на
обложке диска похожими на клоунов. Действительно, они были совсем не страшные,
смешные, как цирковые клоуны. Их можно было не бояться. Говорящий
козёл-мутант... Наверное — решил Димка — режиссёр хотел вволю постебаться над
современной фантастикой... И с нетерпением ждал, когда же появится смешной
парень, с мускулатурой Шварца, и с шутками-прибаутками на устах, и настучит всем
злодеям по сопатке...
Но парень с бицепсами Терминатора не появился.
Появилась...
Она!
Девочка с большими голубыми глазами.
Алиса Селезнёва...
Дальнейший сюжет Димку уже не интересовал. Голубые глаза Алисы завораживали,
звали за собой, заставляли забыть обо всём, кроме желания помочь девочке из
будущего победить коварных пиратов.
А когда в конце фильма Алиса возвращалась в своё время, Димка чуть не
расплакался. Словно это не Алиса возвращалась к себе домой, а уезжал в далёкую
страну его лучший друг... Димке не хотелось расставаться с голубоглазой девочкой
из двадцать первого века, ведь она за эти несколько часов, проведённых у экрана,
стала его другом. И Димка тоже стал другом Алисы. Не просто другом —
защитником!.. Хотя он понимал, что сам нуждался бы в защите, если б ему повезло,
и он попал бы в конец двадцать первого века, в гости к Алисе...
Алиса ушла в будущее, чтобы никогда больше не вернуться назад. Закрылась
железная дверь, за которой осталась машина времени. Путь в будущее был навсегда
закрыт...
Но Димка нашёл очень простой способ обмануть время и остаться с Алисой.
Он кликнул мышью по диску, где было начало фильма.
Точнее, на то самое место, где впервые появилась Алиса.
А потом ещё раз...
И ещё...
И ещё...
Теперь, когда у Димки было не очень радостное настроение, он ставил диск с
«Гостьей из будущего». И смотрел на Алису. Видел её добрую, чуть грустную
улыбку, её бездонные голубые глаза, в которых, казалось, затаился весь огромный
мир... И сразу становилось веселее и легче на душе.
Через два дня пришёл Славка. И Димка рассказал двоюродному брату всё, что
случилось с ним за эту неделю.
— Ты не влюбился часом в Алису? — спросил брат, усмехаясь в чёрные усы.
— Вот ещё! — насупился Димка. — Ну почему вы, взрослые, все такие глупые?
Славка был старше Димки ровно на восемь лет, ему недавно исполнилось двадцать.
Не такой уж и взрослый... Отношения между братьями были на равных. Димка не
испытывал никаких комплексов при общении с братом, а тот, в свою очередь,
никогда не относился к Димке снисходительно и не смотрел свысока. «Подумаешь,
восемь лет разницы, — сказал как-то Славка. — Это сейчас тебе кажется, что очень
много. А когда тебе исполнится двадцать, а мне - двадцать восемь, разница уйдёт,
перестанет ощущаться ...»
— Не скажи, не скажи, — Славка потрепал брата за шевелюру и снова усмехнулся в
усы. — Я ведь тоже был влюблён в Алису. И не только я... Я впервые увидел этот
фильм десять лет назад, когда мне не исполнилось и одиннадцати. И влюбился в
Алису. А лет пятнадцать назад, когда впервые показали по телевизору «Гостью»,
все мальчишки страны сходили с ума по Алисе. Вся страна писала ей письма.
— Не может быть! — Димка недоверчиво вскинул глаза на брата.
— Может, может, — улыбнулся Славка. И тихим голосом добавил: — Наверное,
влюблённость в несуществующую Алису — единственное, что объединяет мальчишек
нашей развалившейся страны. Мальчишек, которые, повзрослев, взяли в руки
автоматы, и пошли выяснять отношения на окраинах некогда великой державы, —
Славка вздохнул, нахмурился, заиграл желваками.
— Что с тобой? — спросил Димка, встревоженный внезапной переменой в голосе
брата.
— Да вот, ухожу в армию, — вздохнул Славка. — В миротворческие войска ООН…
— Зачем? — удивился Димка.
— Пора. Возраст, знаешь ли... — Славка улыбнулся. Но улыбка получилась грустной.
— А куда? В Южную республику?
— Ещё не решил. Но, скорее всего за пределы нашей страны. Не хочу воевать с
бывшими соотечественниками...
Димка молчал. Он не знал, что ответить брату.
... В тот вечер они вместе смотрели «Гостью из будущего».
...Сейчас брат далеко. Служит в миротворческих войсках ООН. На каком-то далёком
острове в Атлантическом океане, где разразилась какая-то новая кровавая
гражданская война. И чего людям не живётся в мире? — искренне недоумевал Димка,
прокручивая на компьютере фильм про Алису… Алиса Селезнёва тоже живет в двадцать
первом веке, но в ее мире нет никаких войн...
... Купив книгу, Димка раскрыл её ещё в автобусе, по дороге домой. А дома не
расставался с бесстрашной «гостьей из будущего» почти до полуночи, забыв не
только про завтрашний зачёт по английскому и контрольную по физике, но и о том,
что в этот день местное телевидение крутило боевик то ли со Шварценеггером, то
ли с Джеки Чаном в главной роли... И когда мать, укоризненно взглянув на часы,
погнала Димку спать, он не стал спорить и пререкаться. Всё равно глаза уже
слипались... Только обречёно вздохнул и послушно пошёл умываться. А спустя
десять минут он уже сладко спал, и снилось ему, что он бродит по тёмным
коридорам подземных бастионов на какой-то таинственной и далекой планете. Не
один — вместе с Алисой Селезнёвой. И должны они найти и спасти каких-то
узников... Правда, Алиса почему-то как две капли воды была похожа на Элину... Но
это было вообще здорово!
Димка проснулся с твёрдым намереньем взять книгу с собой в школу. Он надеялся
сесть на «камчатке» и, укрывшись за широкой спиной Витьки Конюхова, разрядника
по самбо и верного приятеля, на какое-то время забыть о том, что ему обещана
тройка в четверти по истории и более крупные неприятности по физике и
английскому, и с головой уйти в далёкий сказочный мир, где зло, каким бы
могущественным оно ни казалось, в итоге оказывается на обеих лопатках. А
победитель — бесстрашная Алиса Селезнёва, «девочка, с которой ничего не
случится»...
Иногда Димка вставлял в щель «системника» диск с «Гостьей», чтобы увидеть
настоящую Алису. Конечно, Димка понимал, что никакая она не настоящая. Настоящей
была девочка, сыгравшая Алису много лет назад. Но теперь этой девочки нет — она
выросла, стала взрослой. Вышла замуж за одного из своих поклонников и теперь
растит ребёнка. Димка узнал об этом на сайте, посвященном фильму, и ему это
показалось противоестественным, потому что на самом деле Алиса не могла вырасти.
И Димка, расстроенный такой несправедливостью, начинал тихо ненавидеть эту
большеглазую девочку, которой когда-то посчастливилось стать Алисой. И что в ней
такого, — недоумевал Димка. Девочка как девочка. Наверное, даже плакса была и
вредина, как все девчонки... Но ведь снялась в фильме... И за какие заслуги
спрашивается? Вот если бы Алису сыграла Элина, тогда...
Иногда Димке казалось, что, глядя на девочку, сыгравшую Алису, он видит знакомые
черты Элины. Но это ощущение продолжалось не больше мгновенья... Разозлившись,
Димка выключил компьютер, вытащил диск из дисковода и закинул его под стол... Но
затем, словно испугавшись, что его кто-нибудь мог увидеть за столь недостойным
занятием... кто, интересно? ведь дома никого не было... полез под стол, нащупал
диск, достал его, бережно, словно гладил маленького ласкового котенка, провел
ладонью по его гладкой блестящей поверхности, убрал в коробку и поставил на
полку рядом с другими дисками. Всё-таки это был фильм про Алису... И пусть
девочка, сыгравшая Алису в фильме, была совсем не похожа на Элину... что из
того? Всё равно она — Алиса. Его любимая литературная героиня...
Недавно на уроке литературы Королева Марго — Маргарита Сергеевна — спросила:
«Ребята, расскажите о ваших любимых литературных героях». То был урок
внеклассного чтения. То есть такого чтения, которое не входит в программу. И
Димка гордо ответил: «Алиса Селезнёва!» Но литераторша, скорее всего, фантастику
не любила, о Кире Булычёве и Алисе Селезнёвой ничего не слышала, и потому
настоятельно рекомендовала Димке (она так и сказала: «Я тебе настоятельно
рекомендую!») читать Пушкина и Чехова. На что Димка, не подумав, ляпнул, что
Пушкин безнадёжно устарел, а Чехов пишет скучную тягомотину, он не интересен в
век компьютеров и Интернета... Спор о современной литературе мог закончиться для
Димки жирной двойкой в классном журнале и записью в дневнике с настоятельной
просьбой родителям зайти в школу — Маргарита не церемонилась с теми, кто, по её
мнению, не испытывал должного пиетета к русской классической литературе.
«Развалили великую Россию, — не раз говорила она, — теперь давайте откажемся от
нашей классики, и тогда Запад возьмёт нас голыми руками»... Однако на этот раз
Димке повезло. Видимо, желчная литераторша решила не трепать себе нервы, и
оставила дерзкую реплику Димки без должного внимания... Димка ликовал в душе, —
всё-таки за ним осталось последнее слово! Он победил! Будто не о выдуманной
фантазией писателя девочке Алисе Селезнёвой шла речь, не о праве Димки читать те
книги, которые интересны ему самому, а не те, которые навязывает школьная
программа, — а о Димкином праве по-прежнему дружить с Элиной. Хотя на это право
никто не посягал.
... Димка вспомнил об этом, когда пытался засунуть «Алису» в школьный рюкзачок.
Но не такая уж и толстая книга — всего-то 300 страниц! — ну никак не хотела
влазить внутрь. Мешали учебники и тетрадки. Что делать? Выкладывать книги,
тетради? Или всё же попытаться утрамбовать? Но тогда можно помять ценную книгу!
Димка со вздохом положил «Алису» на письменный стол. Придётся дочитывать после
школы... А ведь осталось-то всего ничего. Меньше пятидесяти страниц...
И потому, высиживая положенные пять уроков, глотая пыль душных классов, Димка
изнывал от нетерпения. Ну почему уроки такие длинные, недоумевал он, то и дело
бросая взгляд на часы, стрелки которых, казалось, навсегда застыли на месте.
Димка едва дождался звонка с последнего урока, и, подобно свежему ветерку,
вырвался из класса, помчался домой, думая только о том, как раскроет сиротливо
лежащую на письменном столе книгу, и нырнёт с головой, как в морские волны, в
добрый, ласковый и солнечный мир, случайно возникший под весёлым пером мудрого
сказочника...
... Стремительной стрелой, влетев в подъезд, Димка бросился вверх по лестнице,
напевая навязчивый мотивчик неприхотливого хита Олега Газманова «А я девушек
люблю...» И чего привязалось, спрашивается... У того же Газманова и лучше песни
есть. «Господа офицеры», например... Слушаешь — прям мурашки по коже бегут…
Между первым и вторым этажами Димка остановился у почтовых ящиков, умело отжал
секретный американский замочек. И увидел сероватый конверт, обклеенный красивыми
заграничными марками с парусными корабликами.
Димкино сердце возликовало и радостно бухнуло в груди.
Наконец-то! Долгожданное письмо от Элины и Роберто. Первое в этом году...
Димка познакомился с ними два года — целую вечность! — назад. Когда отдыхал в
детско-молодёжном лагере на берегу Черного моря. Совсем недалеко, кстати, от
Южной республики, где давно уже шла война. С тех пор они переписывались. Письма,
правда, приходили очень редко, по два-три в год. И шли они очень медленно, по
несколько месяцев, наверное, даже терялись в пути. Димка никогда не мог быть
уверенным, что получит ответ на отправленное письмо. Поэтому и писал очень
часто, в надежде, что хотя бы одно письмо из четырёх-пяти отправленных дойдёт до
очень далёких — очень-очень далёких! — друзей. Конечно, можно было
переписываться по Интернету, по «мылу», письма приходили бы мгновенно, и можно
было бы их писать каждый день, но… В той стране было не до Интернета. Страна, в
которой жили Димкины друзья, находилась за океаном, на другом континенте... как
раз недалеко от острова, куда пошел служить миротворцем старший брат... Там тоже
было неспокойно: уже несколько лет полыхала гражданская война. Серьёзные
взрослые люди почему-то никак не хотели договориться, кому из них надлежит
сидеть в старинном королевском дворце, построенном четыреста лет назад
испанскими конквистадорами... Элина рассказывала, что дворец был очень красивым,
и когда был мир, на него приезжали смотреть туристы из разных стран. Дворец
когда-то был объявлен историко-культурным памятником мирового значения и взят
под охрану ЮНЕСКО... Но взрослые люди не могли договориться, кто будет
президентом, и потому собирали отряды вооружённых сторонников, которые с помощью
оружия решали, кто будет хозяином дворца и всей страны. Некоторое время спустя
дворец был полностью разрушен бомбёжками, но война не закончилась. Война
превратила в чёрные руины столицу страны, которую триста лет назад строили
лучшие испанские архитекторы. В руинах лежали многие города и посёлки некогда
мирной страны... И простые люди, которые не хотели войны, срывались с обжитых
мест и искали спасения в соседних странах. Правда, соседи не очень радовались
нашествию голодных беженцев и всеми правдами и неправдами спешили спровадить
несчастных людей назад...
При такой жизни разве легко написать и отправить письмо? Суметь бы выжить...
Поэтому, когда очень долго не было писем, Димка мучился, не находил себе места.
Часто, пытаясь унять в душе толчки сухой тревоги, он останавливался у
географической карты, висевшей над письменным столом. Карта была очень старая,
еще отцовская, на ней были обозначены государства, которых давно уже не
существовало. И не были нанесены те, которые образовались совсем недавно — на
месте исчезнувших.
Димка напряжённо, до боли в глазах, всматривался в багряные очертания узкой
полосы, протянувшейся вдоль атлантического побережья Северо-Восточного
континента. Таким пугающе обречённым цветом было обозначено на карте маленькое
государство с красивым испанским названием, далёкая родина Димкиных друзей...
Димка стоял у карты и смотрел на красную полосу — просил, умолял Элину и Роберто
поскорее ответить на его письмо, прислать хоть маленькую весточку, сообщить, что
они живы и здоровы, что, что с ними ничего не случилось... как с Алисой, с
которой вообще не может ничего случиться, потому что живёт она в более гуманном
мире...
Последнее письмо было перед Новым годом...
И вот — наконец-то! — новая весточка...
Димка радостно ворвался в свою комнату, небрежно бросил на пол школьный
рюкзачок, уселся в мягкое кресло и аккуратно надорвал конверт.
Из конверта выпал серый листок не разлинованной бумаги, исписанный крупными
печатными буквами. Это сразу не понравилось Димке. Он напрягся...
Прогоняя нехорошие предчувствия, он развернул письмо:
«Здравствуй Дима. Тебе пишет человек которого ты не знаешь. Я есть учитель.
Викор Переис. Учу детей английский и русский язык. Элина и Роберто были мои
ученика. Они много рассказывать мне о тебе. Что ты есть их друг. И потому я
должен сообщить тебе о то что произошло...»
Сердце тяжело забухало где-то у горла. Димка на секунду оторвал глаза от письма.
Зажмурился... Почувствовал, как подкатывается к горлу осклизлый комок набегающей
чёрной волной тревоги. Как после просмотра вечерних теленовостей...
Неужели случилось то, чего он так боялся?
Димка ощутил холодную, колючую, словно он неосторожно коснулся острия иголки,
дрожь на кончиках пальцев. Он всегда понимал, что и с Элиной, и с Роберто может
случиться всё, что угодно... Уж очень неспокойно в их стране...
Стараясь прогнать страшную мысль — мысль недопустимую, нереальную, — Димка
тревожно впился глазами в нарочито чёткие буквы письма:
«Ты уже никогда не смочь видеть их», — выхватил цепкий взгляд прямые, как
шеренга солдат, строки письма.
Что???
Неужели????
Нет!!!!
На лбу выступила холодная испарина, сердце бешено, рывками, заколотилось — как
неисправный мотор мопеда... Димка, ещё не веря, что случилось что-то ужасное, —
то, что ни при каких обстоятельствах не должно — не должно! — было ни когда
случиться, ещё раз прочитал те слова... «Ты уже никогда не смочь видеть их».
Нет, это не ошибка... Написано именно так...
Неужели...
«Они погибли. В наш поселок ворвались бандиты. Их было много. Мы защищались. Но
они убили очень много людей. Элину убили. Роберто погиб в бою».
Там было ещё что-то написано. Но дальше Димка читать не стал.
Не имело смысла...
2.
Он не мог, не хотел верить...
Совсем недавно, перед Новым годом, от Элины и Роберто пришла открытка.
Поздравление с Рождеством...
И маленькое письмо...
Писала, как всегда, Элина. Она лучше знала русский язык... Мечтала стать
переводчицей... Элина писала, что у них по-прежнему идёт война, но они уже
привыкли, хотя и верят, что скоро всё закончится — будто бы в ООН решили
направить в их страну американских миротворцев... «Когда всё закончится, —
писала Эллина четким, ровным почерком, — мы вернёмся в столицу... Хотя наш дом,
скорее всего, разбомбили».
Вспомнила Элина и лагерь, где они познакомились. Берег моря, старую крепость...
Напомнила их клятву — никогда-никогда не забывать друг друга. Обещала в
следующем письме прислать свою фотографию — если удастся сфотографироваться...
«Если бы ты увидел меня сейчас, не узнал бы, какая я стала. А Роберто уже совсем
взрослый стал...» И ещё она написала, что очень хочет встретиться с Димкой. И
она, и Роберто...
И вот чья-то слепая пуля перечеркнула мечты и надежды...
Надежды на новую встречу.
Надежды на продолжение дружбы.
Потому что друзей больше нет.
И уже никогда не будет...
Димка в свои тринадцать с небольшим лет хорошо знал, как неспокойно сейчас в
мире. Иногда ему казалось, что люди сошли с ума — потому что куда ни кинь
взгляд, повсюду идёт война. Люди убивают друг друга из-за небольшого клочка
земли, из-за того, что принадлежат к разным народам, из-за того, что по-разному
верят в одного Бога, из-за того, что кому-то хочется просто прийти к власти...
Каждый вечер в девять часов Димка припадал к телевизору, смотрел, затаив
дыхание, выпуски новостей, с тревогой вслушиваясь, когда в сухие, а когда и в
слишком эмоциональные, сводки военных действий и терактов. Столько-то убито,
столько-то ранено... Сожжённые деревни, разрушенные города... Взрывы бомб в
метро и в автобусах, захваты школ и больниц… Воюют в дальних странах, воюют в
ближних странах — тех, что всего несколько лет назад были составными частями
одной очень большой — самой большой в мире! — страны… Кажется, что вся Планета
поднялась на дыбы, и обезумевшее человечество, напрочь забыв древнюю
христианскую заповедь — не убий! — только и занято уничтожением себе подобных.
Стреляет и жжёт, разрушает и убивает... Мир превратился в какой-то дикий и
необузданный кошмар, словно сошедший с видеоэкрана кровавый боевик, и люди,
невольно став персонажами этого боевика, смотрят друг на друга только через
надёжное перекрестье оптического прицела...
Димке неприятно и больно было смотреть на разрушенные дома и мёртвые города, и
он часто отворачивался от телеэкрана, когда беспристрастная телекамера
показывала убитых людей, снятых крупным планом. И трудно было поверить, что ещё
вчера все эти люди жили и смеялись, смотрели на солнце и звёзды, смотрели
телевизор и ходили друг другу в гости... И вот теперь они неподвижно лежат на
разбитых мостовых, и равнодушный телеглаз демонстрирует их сидящим в уютно
домашнем тепле телезрителям. И трудно оставаться спокойным, когда видишь
застывшие в горьком недоумении — неужели я и правда умер? — безжизненные глаза и
потерявшие живые краски бытия лица. Страшные мёртвые лица людей. Детей и
взрослых...
И всё же Димка старался никогда не принимать близко к сердцу жуткие картинки
далёких войн... Именно потому, что войны и связанные с ними страдания и гибель
людей проходили где-то очень далеко, чуть ли не на другой планете...
Даже внезапно разразившаяся война в небольшой приморской республике, где
когда-то, очень-очень давно, ещё дошкольником, Димка отдыхал вместе с родителями
(тогда эта республика ещё входила в состав Единого Союза), и ослепительно-чистая
Оливия, столица этой республики, постоянно переходила из рук в руки, и в городе
почти не осталось ни одного целого здания — даже эта война почти не внесла
смятения в Димкину душу. И это не было следствием душевной чёрствости. Просто
Димка ещё был ребёнком, а детство устроено так, что гонит от себя страдания.
Детство не верит, что жизнь часто бывает суровой и жестокой, и не всегда в
пронзительно-синем небе горит ласковым и добрым огнём золотое солнце, раскинув
во все стороны шустрые пушистые лучики. А когда вдруг налетит холодный ветер, и
тревожные тучи скрывают солнце, и усталую на землю упадут первые капли злого
осеннего дождя, и осенняя сырость сотрет яркие краски надолго ушедшего лета —
даже тогда детство будет верить, что солнечный свет скоро пробьется сквозь
чёрный слой бездонных туч, и яркий лучик нежно коснётся твоей щеки, и зажгутся
радостным блеском загрустившие было глаза...
Староволжск — город, где с рождения жил Димка, где он ходил сначала в детский
сад, а потом пошёл в школу; где он знал каждый уголок, — был тихим и мирным. Эхо
далеких войн не касалось его своими чёрными крыльями. Тихие зелёные переулки
извилисто сбегали к Волге, деревянные домики, похожие на старинные терема,
стояли в узорчатой тени вековых тополей и дубов. Здесь ничего не напоминало о
войне — о той далёкой войне, которая перемалывала эти улочки почти шестьдесят
лет назад, оставляя после себя чёрные руины. Димка видел их на фотографиях, в
краеведческом музее, который располагался в старинном дворце, в котором до
революции останавливались императоры по пути из одной столицы в другую. Дворец
тоже был разрушен во время той войны. От него остались только обугленные
стены... Но после войны дворец — как и весь Староволжск — восстановили.
Конечно, шестьдесят лет — это больше, чем вечность. Шестьдесят лет назад даже
Димкиной мамы не было на свете, а бабушка была маленькой шестилетней девочкой...
даже трудно представить бабушку такой маленькой... хотя Димка видел пожелтевшие
фотографии тех лет... и мама даже говорила, что Димка в раннем детстве был очень
похож на бабушку...
Димке трудно было поверить, что и широкие, закованные в душный асфальт
проспекты, проложенные на месте старинных купеческих особнячков, и ещё
сохранившиеся от прошлого узенькие, заросшие тополями, акацией и черёмухой
переулки когда-то тоже походили на чёрные, жутко зияющие пустыми глазницами
окон, улицы Степанакерта, Сараево, Оливии, Грозного... Трудно было поверить, что
не в кино, а на улицах городов одни люди стреляют в других людей.
И разве он, тринадцатилетний Димка, задиристый и непослушный, иногда — дерзкий
паренёк мог предположить, что война, разрывы которой громыхают на другом
континенте, могут коснуться и его самого? Что такими близкими могут стать
Староволжск и маленький поселок на океанском побережье, — поселок, мудрёное
испанское название которого Димка никогда не мог запомнить, как ни старался...
Поселок, где на влажную песчаную землю упали, пробитые тяжёлым свинцом, Элина и
Роберто.
Друзья...
«Ты уже никогда не смочь видеть их» — семь слов на неправильном русском языке.
Всего семь слов...
Всего одна строчка.
Одна строчка из семи беспощадных, как сама война, слов...
«Элину убили. Роберто погиб в бою». Краткая констатация смерти. Никаких
эмоций...
Но ты видишь, как медленно, прячась за широкие стволы тропических деревьев,
медленно движутся чёрные тени.
Видишь, как вглядывается во тьму чёрный зрачок автомата, готовый в любую секунду
изрыгнуть свинцовую смерть. И разве думает тот, у кого в руках автомат, кто в
этот миг чувствует себя равным Богу, в высшей власти которого казнить или
миловать, — разве думает он о том, кому уготована смерть — взрослому или
ребёнку...
Главное — успеть выстрелить первым.
Выстрелить точно и метко, чтобы повергнуть врага....
А враг может и не знать о том, что он враг. Потому что он — слабый, беззащитный
ребёнок. Маленькая девочка. Такая же, как Элина...
Ничуть не старше...
3.
Элина.
Маленькая девочка с чёрными волнистыми волосами и россыпью золотистых веснушек
на смугловатом лице. Лице добром и обаятельном...
И — пристальным взглядом больших антрацитово-чёрных глаз, увенчанных длинными
пушистыми ресницами. Глаз, в угольных зрачках которых грустно отражался
окружающий мир.
Там, в лагере, ей не исполнилось ещё и одиннадцати...
Элина очень любила бегать, играть в догонялки...
— Догони меня! — звонко кричала она Димке. И легко, упруго, словно к её
загорелым ногам были прикреплены эластичные пружины, бежала вприпрыжку, высоко
взлетая в лазоревую синь неба, и оранжевая футболка выбивалась из синих, с двумя
золотистыми якорьками по бокам, шорт, открывая шаловливому ветру смуглый живот с
засохшими корочками царапин и ссадин. И Димка невольно любовался Элиной — такая
она в лучах южного солнца была изящная и грациозная...
Димке даже казалось, что перед ним не обычная иностранная девочка, а
таинственная маленькая фея из волшебной сказки, которая слетела с пера мудрого и
доброго сказочника, когда он коснулся остриём белого листа бумаги... Она, эта
фея, ожила, пришла в наш реальный мир, потому что сказочнику очень хотелось
вдохнуть в неё жизнь.
Или потому что Димка давно хотел познакомиться с такой девочкой?..
... Солнце скрылось за лёгким облачком, волшебные чары рассеялись, и Димке уже
не казалось, что он видит сказочную фею... Перед ним стояла обычная девочка
десяти лет, — маленькая, непоседливая, порывистая... Она остановилась в
нескольких метрах от Димки, подпрыгивая на месте от живого нетерпения, пытаясь
вовлечь его в весёлую игру.
И Димка неторопливо шагнул к Элине.
А она порывисто быстро обернулась на одной ноге вокруг себя, — чёрные волосы
длинными волнами по русалочьи обвили тонкие плечи.
Вскинула к небу опалённые жарким солнцем тонкие руки — и вдруг, стремительно
сорвавшись с места, побежала по сухой каменистой тропинке...
Элина бежала, не оглядываясь. Потому, что знала, что Димка во весь дух бросится
за ней...
И ребята мчались друг за другом, не чуя под собой ног.
Мчались по высокой, круто обрывающейся в сверкающие под жаркими лучами южного
солнца пенисто-бирюзовые волны, бровке каменистого берега, кое-где поросшего
душистой изумрудной травой, которая приятно щекотала босые ноги.
Они бежали — Элина впереди, а Димка за ней...
...Элина остановилась на отвесном краю крутого обрыва, и, пронзив Димку
неунывающим взглядом, плавно оторвалась от каменистого суглинка, словно хотела,
подобно чайке, взлететь в голубую высь неба и, по-спортивному прогнувшись,
высоко вскинула позолоченные мягким загаром тонкие руки, словно желая, коснутся
кончиками пальцев раскаленного шара далёкого солнца — вдруг полетела с
многометровой высоты вниз, в угрюмую морскую пучину, не боясь, что коварно
клокочущие волны разобьют об острые прибрежные камни...
А Димка, восхищённый не девчоночьей смелостью Эллины, — ни одна девчонка из его
класса не бросилась бы так отважно в хмурую пену морских волн! — остановился на
зыбком краю клокочущей бездны, и, затаив дыхание, смотрел, не отрывая
восторженных мальчишеских глаз, как легко, играючи рассекает хмурые морские
волны маленькая хрупкая девочка в красном купальнике...
И подкрадывалось к груди какое-то странное, непонятное, неосознанное, тёплое
чувство...
Элина весело махала Димке рукой, что-то кричала ему на своём родном языке,
нежно-певучие звуки которого пронзительно летели в чистое, высокое гулкое небо,
нежно обнимающее землю лиловой голубизной.
Димка не знал языка Элины, но понимал, что она зовёт его к себе. Хочет, чтобы
он, призрев леденящий душу, жуткий страх высоты, смело шагнул в пенные волны.
Но осторожный Димка не отважился сломя голову сигать в кипучие волны игривого
моря. Нет, он не был трусом. Просто был осторожным. Наслушавшись историй о
коварстве морских волн, которые, играя, часто уносили на дно даже опытных
пловцов, он с трудно скрываемой неприязнью относился даже к спокойному морю,
наглухо скованному безмолвными цепями штиля... А что говорить, когда тёмно-синие
волны начинают играть зеленовато-белой пеной, шумно набрасываясь на отвесную
стену берега, подмывая её, пытаясь обрушить, раскрошить, утопить!..
Это Элине не привыкать, она родилась у моря, и знает его коварные повадки, и
сумеет, если будет надо, выбраться на берег... А он, Димка, лучше найдёт
безопасную тропинку и спустится по ней к песчаному пляжу, когда туда выберется
Элина...
Тропинку найти не составило труда. Высокий берег в одном месте полого спускался
к самой воде, и Димка, подгоняемый колючим ветром, побежал к пляжу по топтаной
тысячью ног каменистой тропинке, извилисто лавирующей между глыбастыми пластами
морщинистого суглинка, поросшего чахлыми кустиками золотистого дрока.
А Элина — мокрая, с прилипшими к лицу матовыми прядями блестящих на солнце
растрёпанных тяжёлых волос, уже сидела, поджидая Димку, на омытом прозрачными
волнами ярко-золотистом песке. Пляж острым клинком врубался в сиреневую морскую
даль, плотно слитую с лазоревой линией далёкого горизонта.
А Элина сидела на песке, радостно улыбаясь...
И как только Димка подбежал к ней, она быстро вскочила на ноги, снова что-то
крикнула на своём певучем языке и опять побежала от Димки. Она бежала по мокрому
песку, высоко поднимая тонкие, как стебли одуванчика — того и гляди переломятся!
— загорелые ноги. Она размашисто, уверенно лупила пятками по лениво выползшей на
берег прозрачной волне, и летели во все стороны разноцветные жемчужины, искрясь
серебром под туго натянутыми стрелами солнечных лучей. Димка бежал следом за
Элиной, и из-под его босых ног тоже летели во все стороны шаловливые стайки
хрустальных капелек брызг. И когда едкая морская соль остро обжигала
разгорячённое стремительным бегом лицо, Димка подставлял его тугим струям сухого
ветра, летевшего с гор, и он слизывал соль горячим шершавым языком. Димке было
приятно, хотя и щекотно. И он смеялся... И Элина смеялась вместе с ним...
Им, двум друзьям, которые случайно встретились на этом добром морском берегу,
было по детски хорошо и приятно вместе. Они были счастливы, потому что не думали
в этот солнечный день у моря о том, что есть места на Планете, где такой же
ясный солнечный день омрачён тревожным набатом сирены, возвещающей о начале
бомбардировки; где морские волны багровы от крови, и где гибнут сейчас под
бомбами и снарядами такие же, как Элина и Димка, мальчики и девочки, которым уже
никогда не суждено подружиться... Но Элина и Димка не думали о грустном. Зачем
застраивать душу чужими страданиями, если можно, беззаботно смеясь, играть в
догонялки, и верить, что в синем небе всегда будет сиять такое же жаркое солнце,
и так же вечно будут плескаться прозрачно-аквамариновые, с проседью белых
барашков, морские волны...
... Набегавшись вволю, крепко сцепив мокрые ладошки, друзья побежали к лагерю.
Извилистые тропинки, заросшие незнакомыми Димке душистыми южными травами и
цветами, петляли между зеленых холмов. На самом высоком холме, рядом с лагерем,
высилась приземистая стена древней крепости. Димка прочитал в книге, взятой в
лагерной библиотеке, что когда-то эта крепость нависала над самым морем и
представляла собой мощную цитадель, которая оберегала побережье от врагов —
иноземных завоевателей и морских пиратов. Теперь же, столетия спустя, о
неприступных бастионах, выдержавших не одну осаду, напоминала только серая
замшелая стена, поросшая рыжим мхом, да квадратная башня, куда, пропуская мимо
ушей запреты воспитателей и вожатых, — ещё сорвётесь, дураки, шеи себе
посворачиваете, а нам отвечать! — любили лазить непоседливые мальчишки.
И Димка тоже любил.
Вместе с Роберто...
4.
Роберто был старшим братом Элины, её ревностным защитником и покровителем.
Будучи старше Элины на два с половиной года, он заботливо оберегал сестру от
всех неприятностей, которые, по его мнению, могли подстерегать Элину даже в
мирном детско-подросковом лагере. Угрюмый и нелюдимый, скорый на драку, Роберто
первое время никого не подпускал к сестре — ни девочек, ни тем более мальчишек.
Элину, видимо, совсем не тяготила столь строгая опека, и она спокойно сносила
своё одиночество. И быть может, так бы и уехала домой, так ни с кем толком не
познакомившись, если бы не случай, который можно назвать счастливым.
Димка, вихрастый светловолосый мальчуган, в столовой всегда садился за один стол
с Элиной и Роберто. Они ни о чём не разговаривали, только здоровались. И вот
Димка как-то предложил им сходить вместе искупаться в море. Димка не знал, что
его дёрнуло тогда за язык — Роберто, вечно мрачный, насупленный, как сыч, ему не
нравился, а Элина производила впечатление шуганной дурочки. Конечно, Димка
понимал, чем это вызвано — неизвестно, как бы он сам повёл себя на их месте,
если бы жил в стране, где идёт война! О войне он знал только по книгам, фильмам
и выпускам новостей, а эти ребята пережили её наяву... Но одно дело — искренне
сочувствовать чужому горю, и совсем иное — набиваться в друзья. Димка вообще не
любил навязываться. Не хотят общаться — и не надо. Придёт время, они уедут из
лагеря, и не вспомнят весёлого одиннадцатилетнего паренька, который садился с
ними обедать за одним столом... И Димка тоже их не вспомнит... Не возможно же, в
самом деле, перезнакомиться и подружиться со всеми!..
Но, видимо, было что-то особенное в этих ребятах, что привлекло к ним внимание
Димки... И он, наверное, тоже чем-то приглянулся им. Иначе они не стали бы
друзьями...
Правда, в самом начале, когда Дика с бухты-барахты предложил им искупаться, он
тут же испугался своей смелости. И уже хотел было сбежать из-за стола, так и не
допив компот... Но что-то удержало его на месте... И, сгорая от волнения,
уткнувшись носом в фаянсовую кружку, Димка краем глаза увидел, что Элина бросила
вопросительно-осторожный взгляд на брата. Тот что-то сказал ей на своём языке.
Димка осторожно поднял глаза. И наткнулся на взгляд Роберто. Тот пристально
смотрел на Димку суровым, каким-то недетским взглядом.
Димке очень не понравился этот цепкий взгляд, он даже испугался, что Роберто
сейчас полезет в драку. И Димка чуть было не опустил глаза.
Но не опустил...
Сумел выдержать этот неприятный, настойчивый, изучающий взгляд.
С минуту Димка и Роберто молча смотрели друг другу в глаза.
А потом случилось маленькое чудо.
Почти как в сказке...
Пунцовые, плотно сжатые губы Роберто, слегка дрогнули, и он улыбнулся.
Чуть-чуть...
Нерешительная такая получилась улыбка...
Но это была настоящая улыбка!
А затем Димка увидел, что в глазах Роберто — глазах сухих и холодных, подёрнутых
мутной, как у много повидавшего в жизни старика, поволокой, — затлел осторожный
тёплый огонёк.
Огонёк улыбки...
Так началась их дружба. С улыбки. Как в одной очень старой песне...
Роберто был не высок ростом. Не выше Димки. Но коренастый и плечистый, как
молодой дубок.
Димке никак не удавалось побороть Роберто — хотя сам Димка был совсем не слабак.
Четвёртый по силе в своём дворе. И второй в классе.
Но когда под дырчатой тенью крепостной стены ребята мерились силой, Димка уже в
первые секунды схватки оказывался на лопатках. Сильные руки Роберто намертво
прижимали его к нагретой солнцем земле.
Димка не желал уступать другу. Он вставал, отталкивал Роберто, и, как бравый
боевой петух, бросался на своего друга-соперника.
Но снова оказывался на обеих лопатках....
Мальчишеское самолюбие и нежелание уступать заставляли Димку верить, что
когда-нибудь и он выйдет победителем. Что придёт время, и он положит на обе
лопатки жилистого и мускулистого Роберто. Надо лишь чуть потренироваться... И
Роберто будет побеждён.
Не сегодня - так завтра...
Не завтра - так послезавтра...
Не послезавтра - так через неделю...
Но длинная, почти бесконечная — как и всё детство — смена в приморском лагере
уже подходила к концу, а Роберто по-прежнему с лёгкостью опытного борца спокойно
бросал худенького, но сильного Димку на сухую песчаную землю, оставаясь
непобедимым.
... Он так и остался непобедимым, верный друг Роберто. Непобедимым навсегда...
Мальчишки не только мерились силами у подножья старой крепости, но и
разговаривали, забравшись внутрь башни.
В башне царила прохлада, полуденные раскаленные лучи солнца не проникали сквозь
толстые плиты сероватого известняка. Сидеть на травяном ковре, прислонившись
спиной к щербатым камням, которые приятно холодят лопатки —одно удовольствие! И
кажется, что даже время здесь внутри древней башни, течёт по особенному —
медленнее, чем снаружи... О многом можно поговорить, помечтать...
А сиреневая полутьма располагает именно к доверительным беседам...
Там, в полутьме средневековой башни, и узнал Димка, почему Роберто всегда такой
хмурый и необщительный. Почему и у него, и у Элины в глазах застыли печаль и
страдание. Тринадцатилетний паренёк, Роберто давно уже забыл, что такое детство.
Единственной игрушкой, с которой Роберто не расставался с восьми лет, был
автомат. Не игрушечный, который продаётся в «Детском мире», а самый настоящий
боевой автомат! «Калашников». Автомат перешёл в наследство к Роберто от
двоюродного брата, погибшего в бою, во время обстрела. Роберто и сам несколько
раз участвовал в боях.
— Ух, как интересно! — как-то вырвалось у Димки.
Роберто грустно усмехнулся:
— Знаешь, ты не прав... Это не интересно... Это... это смерть...
Димка стушевался, отодвинулся от Роберто, уткнулся подбородком в колени...
А Роберт рассказал, как в одном из боёв с бандитами, которые, пользуясь царящей
в стране смутой, нападали на маленькие городки и посёлки, грабили и убивали их
жителей, он был ранен. В ногу...
Димка сильно испугался, когда Роберто закатал штанину — несмотря на жару, он
ходил в рубашке с длинными рукавами и брюках, — и показал сизо-лиловый рубец
чуть пониже колена. Вскрикнул, словно его самого ужалила слепая пуля....
Роберто одёрнул штанину и хмуро бросил:
— Да что там! Обычное дело...
— И совсем не больно? — осторожно спросил Димка.
— Во время боя ничего не чувствуешь, зато потом....
Только несколько дней спустя Димка узнал, что в том бою бандиты захватили в плен
отца Роберто...
Спустя сутки его растерзанный, исколотый кинжалами, обезображенный труп нашли на
окраине посёлка, в канаве, куда спускали нечистоты.
И Роберто дал себе клятву — отомстить за отца. Ради Элины, для которой отныне он
стал не только любящем братом, но и строгим наставником. Почти отцом...
— И ты отомстил? — спросил Димка, замирая от щекочущего душу холодного страха.
По спине пробежал едкий холодок колючих мурашек.
— Отомстил, — сквозь зубы бросил Роберто. И добавил тихо, даже чуть виновато:
— Только ты Элине ничего не говори. Ни о чём её не спрашивай. Она чуть не умерла
от слёз. Когда увидела отца...
— А разве от слёз умирают? — спросил ошеломлённый Димка.
— Умирают, — жёстко ответил Роберто. — У нас умирать сейчас легче, чем остаться
в живых...
— Тогда не уезжай туда, — предложил Димка.
— Не могу, — вздохнул Роберто, — там моя страна. И там сейчас очень плохо. Я
хочу, чтобы поскорее закончилась война... Если настоящие мужчины разбегутся, как
крысы, кто будет защищать слабых? Вот я здесь отдыхаю, а у нас сейчас умирают
люди, которые могли бы жить, если бы я... — Роберто осёкся, уронил голову на
колени. Его плечи чуть вздрагивали, и Димке показалось, что Роберто
всхлипывает...
Однако когда он поднял голову, то его глаза были сухими.
— Но ты же один, что ты можешь сделать? — спросил Димка.
— Я не один, — ответил Роберто, — нас много. И у нас есть оружие. И мы сможем,
если объединимся, победить не только бандитов, но и тех генералов, которые хотят
воевать дальше. Мы создали свою организацию... А всё-таки, ты ничего не говори
Элине, хорошо? — тихо сказал Роберто. — Она ещё... совсем ребёнок. Девочка... Ей
очень трудно...
Димка, впервые так близко столкнувшийся с чужим горем не столько удивился,
сколько поразился словам Роберто. Впервые он почувствовал, что тот мир, который
он давно, чуть ли не с рождения, привык считать устойчивым, на самом деле
оказался хрупким, как оконное стекло. И очень опасным...
Димка понял — нет, не понял, а скорее почувствовал, — что человек, который
рождается, чтобы жить и быть счастливым, не застрахован от миллионов нелепых
случайностей, которые могут как бы между прочим, невзначай, отнять у него саму
возможность каждый день видеть солнце и небо.
Димка понял, что жизнь не всегда бывает легка и приятна, что она, жизнь, может
быть сурова и беспощадна к человеку. Особенно к маленькому человеку... К
ребёнку. Жизнь может заставить мальчишку, которому едва исполнилось двенадцать
лет, в одно мгновение стать взрослым, отнять у него привычные радости детства,
ожесточить его душу, научить не любить, а ненавидеть, искать врагов, а не
друзей...
— Когда я вернусь домой, — часто говорил Роберто, — снова буду защищать свой дом
и свою сестру...
У Роберто не было другого выбора...
И потому свой последний рассвет непобеждённый в мальчишеских бойцовых схватках
Роберто встретил, прижимая к кипящей от ненависти груди ребристый ствол верного
автомата. Быть может, Роберто уверенными очередями палил в бессердечных убийц,
опьянённых сладким запахом человеческой крови, чтобы спасти жизнь своей
подросшей — но оставшийся в Димкиной памяти прежней маленькой смуглой девочкой —
сестры. Девочке с печальными чёрными глазами, которые так ярко горели озорным
огнём, когда Элина беззаботно плескалась в светло-голубых водах южного моря,
забыв на время о том, что на другом берегу этого моря её родина истекает
кровью...
Конечно же, Роберто не мог допустить, чтобы глаза Элины стали ещё более
грустными, чтобы в них навсегда вселилась старческая тоска. И потому он стрелял
по врагам, которые пришли, чтобы убить Элину.
Стрелял до тех пор, пока его самого не настигла слепая пуля, которая не
разбирает, кто перед ней — старик или ребёнок...
Но разве вина ребёнка, если он с детских лет учится стрелять из автомата, чтобы
отстоять своё право на жизнь?
Разве он виноват, что повзрослел раньше срока?
Разве он виноват, что, защищая себя и свой дом, он научился отличать друзей от
врагов и понял, что нельзя доверять никому. И в результате его душа — чистая
детская душа, рождённая, чтобы любить мир и верить в людей, — омертвела...
Разве виноваты дети в том, что взрослые люди, которые забыли, что сами когда-то
были детьми, и верили, что бывает вечная — на всю жизнь! — дружба; которые если
дрались, то только до первой крови и только один на один — а потом, повзрослев,
затевают жестокие и бессмысленные войны, в которых кровь капает уже не из
разбитого носа маленькими каплями, а льётся полноводной горной рекой, отравляя
целые страны...
И разве дети виноваты, что им приходилось с оружием в руках защищаться от
взрослых?..
5.
Расставаться с друзьями — это всегда грустно.
Во все времена...
Но особенно тоскливо, когда ты знаешь, что твои друзья будут просыпаться не под
звонкое пение утренних птиц и ласковое дыхание солнечных лучей, а под глухой
треск сухих автоматных очередей и гулкие взрывы бомб и снарядов.
Элина стояла у разлапистого платана, выросшего у самой подошвы крепостной башни.
Стояла, прижавшись лбом к шершавому стволу, и её выгоревшие на солнце узкие
плечи слегка вздрагивали. Роберто стоял рядом с сестрой, сурово нахмурившись.
Его твёрдая рука лежала на худом, с выпирающей ключицей плече Элины. Взгляд
Роберто был непроницаемо-суров, он изо всех сил старался казаться мужчиной, но
ему это не очень удавалось. Роберто то и дело по мальчишески шмыгал носом и
украдкой подносил к глазам исцарапанный кулак.
Димка стоял рядом с друзьями, и на душе его острыми коготками скребли неприятные
кошки. Ему очень хотелось сказать Элине и Роберто что-нибудь доброе, хорошее и
приятное, чтобы они если не развеселились, то хотя бы не были такими печальными.
Димке хотелось, чтобы расставание стало менее грустным, не таким
безотрадно-тоскливым... Но он не знал, что нужно сказать. В голове вертелся
целый ворох разных хороших слов, но все они были не совсем те, которые были
нужны сейчас...
И вдруг Элина подняла красные от слёз глаза. Грустно улыбнулась. И тихо сказала:
— А знаете, я не верю, что мы больше не увидимся. Мне кажется, что мы, когда ни
будь, встретимся. Очень скоро встретимся...
— Хорошо бы, — вздохнул Димка. Только сейчас он понял, что их встреча состоялась
благодаря чистой случайности. Ведь если бы он не приехал в этот лагерь... если
бы у родителей не нашлось необходимой суммы... тогда бы они не познакомились и
не подружились. А теперь пришла пора расставаться. И теперь они разъедутся, и
между ними будет простираться широкий океан, который не так-то легко переплыть.
Даже если очень-очень это захочешь...
— А знаете, что я придумала! — воскликнула Элина, озорно блестя влажными
глазами. — Давайте встретимся, когда станем совсем-совсем большими!
— Давай! — одновременно крикнули Димка и Роберто. Димка даже обрадовался оттого,
что Элине пришла в голову такая прекрасная — да что прекрасная, просто
замечательная! — мысль, которая ненадолго заставила забыть про близкую разлуку и
поверить в новую встречу. Встречу через много-много лет, когда детство
закончится, и они станут взрослыми...
— А где мы встретимся? — спросил Димка.
— Здесь у моря, — сказала Элина, и её чёрные глаза засияли тёплыми лучиками. —
Представляете, как это будет здорово! Мы станем взрослыми, и...
От избытка переполнивших Элину чувств она пружинисто подпрыгнула и захлопала в
ладоши. По-детски весёлые глаза Элины горели азартным блеском, от прежней грусти
не осталось и следа.
— Мы ещё встретимся, — уверенно сказал Димка.
— Конечно, встретимся, — ответил Роберто.
... А через полчаса они прощались.
Забравшись на бровку крепостной стены, они стояли в лучах яркого закатного
солнца, взявшись за руки. И молчали. Словно давали друг другу молчаливую, но
нерушимую клятву никогда не забывать, как бы не сложилась дальнейшая жизнь, ни
счастливых дней, проведённых в лагере, ни этого свободно раскинувшегося над
головами голубого шатра неба, ни чистого шара сгоревшего над горизонтом солнца,
ни печальных криков чернокрылых чаек, которые деловито кружились над морем,
выискивая добычу; ни самого необъятного моря, раскинувшегося, на сколько хватало
глаз, до самого горизонта; ни эту полуразрушенную башню древней цитадели,
которая стала их последним приютом перед долгой разлукой...
Да, разлука была близка и неизбежна. Так устроена жизнь, что друзьям приходиться
расставаться. Расставаться надолго или навсегда.
Но трое ребят искренне верили, что, сколько бы ни прошло лет, как бы долго не
тянулись их годы, они никогда не забудут этот вечер, солнечный и тёплый, который
навсегда останется с ними, потому что отныне он станет не только началом
разлуки, но и началом ожидания новой встречи.
Которая состоится непременно.
Сколько бы не прошло лет...
6.
И вот теперь это письмо...
Лучше бы оно не дошло, как не приходят многие, куда более важные и приятные
письма...
Тогда Димка никогда бы не узнал, что обещанная встреча не состоится. Ни через
год, ни через пять, ни через десять лет.
И он бы ждал новых писем от своих далёких друзей. Он бы знал, что когда-нибудь
друзья напишут ему. Они часто пишут ему. Только не всегда письма доходят. Там, в
стране его друзей, идёт война, не всегда есть возможность писать... Да и у нас
почта работает плохо...
Если бы не дошло это проклятое письмо, Димка по-прежнему ждал бы новую весточку
из далёкой страны, и мечтал бы о будущей встрече.
А теперь, когда он знает, что Элины и Роберто больше... нет... нет... нет... что
их убили...
«Убили», — какое простое слово!
Всего пять обычных букв...
Пять обычных букв, соединённых в простое слово, страшный смысл которого давно
уже оставляет спокойными души людей.
Простое, привычное слово, острой свинцовой пулей летящее в раскрытое на встречу
солнцу, небу, морю и ветру маленькое, одинокое и беззащитное детское сердце...
И как можно жить, — спрашивал себя Димка, уставившись в ненавистное письмо, —
когда происходит такое?..
Как можно каждый день вставать утром, идти в школу, сидеть на уроках, получать
отметки — хорошие и не очень, затем идти домой, делать уроки, читать любимые
книги; как можно спокойно подрабатывать по воскресеньям, торгуя сигаретами на
людных перекрестках, читать добрые и умные книги о невероятных приключениях
придуманной Алисы, девочки из далёкого будущего — далёкого будущего, которое
никогда не наступит, — девочки, с которой никогда ничего не случится.
Потому что добрый писатель-сказочник никогда не сможет убить свою любимую
героиню.
Разве это справедливо?
Разве место сказкам про Алису в мире, в котором убивают друзей? Лучших друзей...
И что знает о жестокости и несправедливости мира девочка, сыгравшая Алису в
добром, но не реальном, а придуманном фильме? Что знает о мире эта девочка с
добрыми голубыми глазами, которая давно уже стала взрослой? Наверное, у неё были
свои потери. Только никто не убивал у неё из автомата лучших друзей...
Димка кинулся к полке, на которой хранились компьютерные диски, чтобы найти тот
единственный, где была эта девочка, которая жила хоть и двадцать первом, но
совсем в другом веке, — веке, в котором не убивали друзей. Найти диск, стукнуть
по нему изо всей силы пяткой, чтобы разломалась пластмассовая коробка. А потом и
сам диск разбить на куски...
Но что-то остановило его. Он понял, что ни Алиса, ни та девочка, которая сыграла
роль Алисы, не виновата в его беде. Это взрослые люди виноваты в том, что
начинаются войны, в которых гибнут дети. Или не желая гибнуть, не желая
становиться жертвами чьей-то злой воли, сами берут в руки тяжёлые автоматы,
чтобы защитить свою жизнь.
Взрослые берут в руки оружие, чтобы покорять и завоёвывать.
Дети — чтобы защищаться от взрослых.
Взрослые убивают детей, а дети взрослых, потому что на войне есть только одна
правда: или убьёшь ты, или убьют тебя.
Неправильный замкнутый круг...
Как его разомкнуть Димка не знал.
Да и кто это знает?..
И потому, мучаясь от бессилия изменить что-нибудь в этом жестоком и
несправедливом мире, бессилия сделать его лучше, добрее и чище, чтобы он стал
похож на мир, в котором живёт Алиса, — неподвижно сидел тринадцатилетний
мальчишка над белым листом бумаги, над письмом, принёсшим горькую весть. Сидел и
плакал, забыв о недочитанной книге, которая скорбно валялась на диване вверх
обложкой...
Рядом лежал никому не нужный диск....
А за окном шла своя жизнь.
Яркое солнце радостно светило с безоблачного неба. Воробьи, усевшись на карниз
под окном, звонко щебетали, обсуждая свои птичьи проблемы. Автомобили деловито
шуршали шинами на соседнем проспекте. Трамваи пронзали гулкое весеннее
пространство назойливым дребезжанием. Прохожие шли по своим делам или просто
слонялись без дела по тёплым весенним бульварам.
И никому во всём огромном мире не было никакого дела до горьких слёз
тринадцатилетнего подростка, совсем ещё мальчишки, детство которого закончилось
так неожиданно.
Димка оставался один на один со своими недетскими мыслями и недетским горем.
Один на один с залитой кровью несчастной планетой...
1992 — 1994, 1998 , 2005 |
