|
На собрании выпускников довоенной Таллинской Еврейской школы я спросила, кто был
знаком с доктором Абрамом Тухом? «Кто же не знал нашего святого доктора?» -
послышались в ответ возгласы, - его знали почти все.
Как правило, жизнь каждого святого обрастает легендами. Теперь трудно
разобраться, где правда, а где домысел в жизнеописании доктора Туха в изложении
его весьма пожилых пациентов и немногочисленных близких. Больше всех рассказал о
своем приятеле таллинский часовщик Морис Шиф, говоривший на идише, эстонском и
русском одинаково плохо. Если кому-то покажется, что часовщик нафантазировал –
все претензии к нему.
Отец будущего доктора сделал свою карьеру от кочующего торговца до оптовика
благодаря тому, что игнорировал закон Российской империи о черте оседлости, и на
свое еврейское счастье ни разу не попался. В конце концов он поселился в
эстонском городке Тапа. По закону его дети не имели права жить от него далее чем
за 70 км. Почему именно за 70 км, а не за 100 или 60 – известно было только
царским законотворцам.
Отец оплачивал учебу своего сына Абрама в Ревельской гимназии. Учился он
прекрасно, и до выпуска оставалось совсем немного. И вдруг чиновники решили
заново измерить расстояние от Тапа до Ревеля, оказалось, что оно больше 70 км.
Абраму грозило исключение. Тух-старший решился на отчаянный шаг: он написал
письмо самому Столыпину. Никто не верил, что такое высокое лицо займется
просьбой ниому не известного старого еврея. Но случилось первое в жизни Абрама
чудо: Столыпин не только ответил, но дал рапоржение оставить мальчика в покое
вплоть до сдачи выпускных экзаменов.
Абрам успешно сдал экзамены и не предполагал, что основная борьба с царскими
антиеврейскими законами на пути к знаниям еще впереди. Абрам мечтал стать
врачом, учиться в Петербурге, но евреям жить в столице запрещалось, если они не
купцы первой гильдии или не обладают «нужными» профессиями. Поэтому Абраму
оставалось только поступить в такой институт, где можно было учиться заочно. Но
и во время вступительных экзаменов надо было где-то скрываться от глаз полиции.
В течение всех четырех ночей в Петербурге с Тухом случались чудеса везения. В
первую ночь Абрам ночевал на вокзале, но на вторую ночь его уже оттуда выгнали.
На свое счасьте он встретил знакомого эстонца, его квартирная хозяйка
согласилась пустить гостя лишь на одну ночь. Потом Абраму снова повезло: он
встретил еврейскую девушку, которая жла... по «желтому билету». Это была
совершенно порядочная барышня, учившаяся на зубного техника. Только вот и ей
нужно было разрешение жить в Петербурге. И она купила «желтый билет»
проститутки, эта профессия входила в разряд дозволяющих жить в столице. Она
платила взятки хозяйке публичного дома, врачу, осматривавшему «персонал» и
полицейскому, следившему там за порядком. За это ей была выделена комнатка в
публичном доме. И снова хозяйка не разрешила будущему доктору задержаться там
более одной ночи. Но полученный предыдущей ночью опыт «сладкой жизни» в
публичном доме не прошел даром: он приметил третьеразрядную гостиницу, где
сдавались номера по часам – туда прститутки приводили своих клиентов. У Абрама
не было подруги, но швейцар содрал с него за двоих.
Абрам Тух получил специальность ларинголога и вернулся в Ревель, который потом
стал Таллином. Ему можно было звонить в любой час дня и ночи. Он брал свой
чемоданчик, садился в дрожки и в любую погоду ехал по первому же зову. Осмотрев
больного, он первым делом спрашивал, есть ли у него деньги на лекарства? Чаще
всего ему отвечали: «Нет, но мы как-нибудь достанем...» Тогда доктор выписывал
рецепт и направлял родственников больного в специальную аптеку, где для его
пациентов были большие скидки. Часто он лечил бедняков совсем бесплатно.
Один из неимущих пациентов доктора Туха страдал легочной болезнью, но жил в
сыром подвале. Его богатый родной брат делал вид, что ничего не знает. Случилось
так, что дочка богача кашлянула, к ней вызвали доктора Туха. Тот осмотрел
ребенка, сказал, что опасения напрасны и потребовал за визит солидные деньги.
Потом Тух направился к бедному брату, приговаривая свою любимую фразу: «Богатые
за все заплатили!». Через некоторое время братья встретились на улице, и богач,
узнав, что брат лечится у Туха, начал ругать доктора за жадность. Бдняк только
посмеивался про себя.
Однажды днем его вызвали к тяжелобольной девочке из бедной семьи. В пять часов
следующего утра он снова стучал в окно дома, где жила больная, хотя его никто не
вызывал. Снова осмотрел девочку и решил, что нужна операция. Когда малышка
поправилась, к доктору пришел ее брат с деньгами и проявил чрезмерную
настойчивость, чтобы доктор и взял. Тух спустил парня с лестницы, прокричав
вслед: «Богатые за все заплатили!»
Тух работал в больнице, принадлежавшей монашескому ордену, где младший
медицинский персонал состоял из христианских монашек. Его никогда не смущало,
что он, иудей, работает в таком окружении, потому что к религии относился
скептически. Но традиции он соблюдал, регулярно давал цдаку и купил себе место в
синагоге.
Начало Второй мировой войны он встретил в военном госпитале, который затем
эвакуировали в глубь России. Теперь ему пришлось стать хирургом. И снова в любое
время дня и ночи он садился уже не в дрожки, а в трясучую телегу и заботливо
говори медсестре: «Блюма, подложи под себя побольше сена, а то получишь
prolapsis uteri *!».
Он лечил эвакуированных, но если видел, что болезнь старого человека вызвана
плохим питанием, старался не говорить этого родственникам: знал, что взять хлеб
им неоткуда, разве что отнять у внуков.
Если была хоть малейшая надежда спасти больного, он решался на операцию. И
большинство больных действительно поправлялись. Но однажды кто-то умер прямо на
его операционном столе. Туха обвинили во вредительстве, арестовали, но ему
повезло - оправдали.
После войны Абрам Тух вернулся в Таллин. Своей семьей он так и не обзавелся,
поэтому жил в семье брата. Комнатка его была очень скромной. Даже оставив
работу, он по-прежнему помогал людям, чем мог. Был случай, когда его попросили
устроить больного на консультацию к известному онкологу доктору Бельчикову. Тух
решил, что телефонного звонка будет недостаточно, и сам отправился на другой
конец города в Онкологическую клинику. Когда Бельчиков увидел пожилого слабого
Туха на пороге своего кабинета, он пришел в ужас и конечно же не смог ему
отказать в просьбе. Если Тух сам делал добро, это было для него само собой
разумеющимся, зато если ему кто-то помогал, не жалел выражений благодарности.
Когда я вижу огромные корпуса совеременных больниц, думаю, что и в них наверняка
трудится немало святых, подобных доктору Туху. Может, о них тоже сложат еще не
одну агаду...
* опущение матки
|
