|
НАМ ПИШУТ |
|
||
|
Для связи с публикатором воспользуйтесь этой формой (все поля обязательны, не более двух сообщений подряд с одного компьютера). При Вашем желании Ваше мнение может быть опубликовано на этой странице. Или пишите на этот адрес: korczak_home@bk.ru,
|
|||
|
Марк Азов |
|||
|
Для меня Михаил Польский воплощается в трех лицах, я бы осмелился сказать – в трех поколениях одного и того же человека. Первый – из московской «лимиты», плотник на строительстве и параллельно студент института культуры (МГИК), перевоплотился в период горбачевской перестройки в Зиновия Каменева – «поэта-спекулянта». Этот иронический псевдоним стал знаменем демократического всплеска молодежных неформальных движений на Старом Арбате, где Михаил Польский выступал в качестве «агитатора, горлана, главаря», был автором и режиссером площадных зрелищ бескровной Арбатской революции. Второй – уже созревал в недрах Первого: не карнавальный «Зиновий Каменев» овладевал сердцем молодого человека, а другая трагическая фигура, великая тень Катастрофы своего собственного народа – доктор Януш Корчак. "Режиссёр клубных и массовых представлений" Михаил Польский, организовал театральную студию в одной из московских школ, где поставил любимую пьесу Старого Доктора (Рабиндранат Тагор «Почта»). Эту пьесу сыграли в Варшавском гетто дети и воспитатели "Дома сирот" Януша Корчака за несколько дней до газовой камеры в Треблинке. С чемоданом в руке и Корчаком в душе Михаил Польский оказался в Иерусалиме, где сейчас существует и широко известен, основанный им Дом Януша Корчака, «Студия наивного творчества» (театр детей и взрослых, где опять была поставлена всё та же «Почта») и интернетовский сайт того же имени. Это свершилось совсем недавно, летом 2000 года. Но за девять лет нового века произошла, я бы сказал, мистическая трансформация: Третий, - совсем неожиданный человек, вышел из двух первых оболочек. Речь идет об авторе этой книги – переводчике, или, правильней, перепевщике, в широком смысле «исполнителе» стихов ивритского гения Ури Цви Гринберга на другом «инструменте» – языке, понятном русскоязычному читателю. Не мне судить о точности перевода и даже о поэзии Гринберга. Для этого надо было в детстве называть маму «имой». Могу говорить лишь о Гринберге Михаила Польского. И первое, что я понял: Ури Цви оказался проводником Михаила в царство ТОРЫ. «А до этого, то есть лет с пяти, – пишет мне Миша Польский – «чукча» был только читатель, и никакой внутренней потребности самовыражения на поприще Пушкина-Маяковского-Тарковского-Жданова у него не было. Ибо русская поэзия вполне самодостаточна и настолько самобытна, что даже способна была окормлять многочисленную еврейскую паству, бессознательно ставящую её на место утраченной Торы. Но теперь, когда Тора нашлась, кажется, зачем еврею писать по-русски? Но, оказалось, что только теперь и надо, дабы объяснить другим евреям, не владеющим в степени, достаточной для поэтического восприятия, ни одним языком, кроме русского, от какого наследия они отказываются, пренебрегая "коль Торой" (голосом Торы или всё-Торой) ради «всё-Пушкин» или просто культуры, переводящейся на иврит как «авода зара*». Тут есть некое лукавство. Нельзя сказать, что М.Польский не писал своих стихов. Я держу в руках его сборник "Жизнь одна", с моим же предисловием: «Арбатство, растворенное в крови». Это были стихи того Первого, московского Михаила Польского. Но уже там прозвучали слова, обращенные к другу-поэту Ивану Жданову: «Возьми этот мир, сотворённый по Слову из Слова И песней своей в заповедное Слово верни». Уже там было видно: автор всем своим существом ощущает библейские слова о народе еврейском: «Этот народ не числится среди других народов». И какая из этого следует трагическая судьба: «Весь мир – Египет – отпустил народ в пустыню – пусть пасётся Божье стадо, где хочет. Где должно... Чтоб прекратить египетские казни, страх развеяв, чтобы спокойно спать, и жрать, и пить без Бога – он подох. И без евреев». На развалинах еврейской цивилизации Европы он обращается к соплеменникам: «На нас с тобой иссяк народ святой в галуте. Вымер. Кончился. Пресёкся. Нас водит Бог невидимой рукой. И если мы Его поймём – спасёмся». А легко ли понять? Все мы, приехавшие «оттуда», живем с душой разорванной на две части. И автор этой книги, откровенно признавался, что и после совершения алии «никак не мог выйти из ситуации раздвоенности, постоянно страдая от этого и понимая, что «успешная абсорбция» в этой жизни – это когда человек всё же приходит к цельности, что, в общем-то, и делает его личностью». В глубинах иврита нашел он Личность, которая послужила ему проводником к себе, к обретению собственной личности, не заемной, а принадлежащей народу Книги, народу Бога. «На том стою. За мною род большой. И нет преград меж Б-гом и душой» «Завет троих дедов» Такую Личность разглядел Михаил у Ури Цви Гринберга и пошел за ним. Они шли по горбатым мостовым гетто и по благоустроенным европейским магистралям, обсаженными яблоньками в белых чулочках. Они прошли адским путем еврейского народа сквозь все нестерпимые испытания, выпавшие на его долю: войны, костры инквизиции, пытки, погромы, и предчувствие «избиения младенцев» в треблинках, освенцимах, дахау… «… Я видел резню. В моём сердце погром! Б-г! Дай свет беспощадный земле. Ночи - прочь! Подними мертвецов, Чтоб кричали убийцам в лицо! Б-г! Да будет их вдох – Трупный смрад! Чтоб младенцев рвало молоком В матерей! Чтобы крест сожрала Ржа! Чтоб поднявший бокал, Не сыскал на лице рта! Б-г! Отверзи уста Лошадей, Чтобы ужас проречь. Да ослепнут все их маяки, Кораблям на морях – Смерть! Б-г! Повержен Иаков, Отравленный яростью кобр, И в молчаньи костей – Вой: То убитых тела Ртами ран Изливают земле Скорбь. Дай знаменье с небес, Что ударила в них Кровь – Кровь народа заклАнного Б-г!» «Б-г!» И автор перевода, идущий, подобно Данту, вслед за проводником по кругам ада, становится тем самым органистом, о котором пишет Ури Цви Гринберг: «... И открылось мне то, что искал я в пространствах беды, под аккорды чужих инструментов пытаясь запеть: по скорбящим Сиона вздыхают органа лады, и о праведных Б-га рыдает органная медь» ... «Песнь органиста» Истины великие, они же неприглядные, встречаются на их скорбном пути: «... тем, что ваалам служили – с тех дней до креста мы дали понятье Единого – помнят и знают. Но вечно проклятия их изрыгают уста, и кровь их черна, и душа их от злобы – пуста, замшелых ваалов их вечно манит нагота, и идолов вновь нашей кровью живою питают» ... «Песнь Авраамовой расы» Вот что открывается переводчику: «… Мы ждали милосердия в ответ на нашу кротость. Книги всех народов мы впитывали, как пустыня воду, ища, чего в них не было и нет» ... «Последний итог» И вот, что открывается нам, пришедшим с Севера на раскаленные камни Юга: «... Средь народов Эдома прижаты ко дну, Мы бессильны, убоги, мы полумертвы... Но сумевший проникнуть, постичь глубину, Обожжет своё сердце – Кто мощен, как мы?!» ... «Синайский гимн» Много, ох, много, можно сказать, читая Ури Цви Гринберга, нам ныне живущим на Святой и Грешной земле: «... О, Родина, несчастная и святая, свои молитвы к небу обращающая! Перекричишь ли, с высоких трибун болтающих на иврите твоего отчаянья?!» ... «Это наши вожди...» И нужно ли взвешивать и гадать, кто прав в споре левых и правых, ястребов и миротворцев, если тебя ведет неистовый Гринберг?... «Учители народа говорят: Купи себе Завета землю в жёны, воткни в неё мотыгу и владей. А я вам говорю – Земля – не блядь. Она не продаётся. . ……………………. Господство завоёвывают кровью. И только так становится святыней земля. И так брачуется с землёю народ» ... «Истина одна» Страдания еврейского народа не кончились и на своей земле, если правят «хладноумные», забывшие Бога. «… Но невозможно нравственность возвесть на мусоре предательства и срама. Не выкормить её среди баранов, в хлеву и стойле... Ей дано расцвесть в саду господства, где без суесловья и на века мы властвуем. Где власть – опора вдовья. Где человека меряют подобьем Всевышнему – не меркою портного и не рулеткою гробовщика». «Последний итог» И как не было Вождя, способного вывести народ на дорогу к Храму, так и нет его: «... О, Всеблагой! Призри на наши стоны, Пошли вождя, достойного короны!» «Властелину грядущего» Окончив Путешествие с Великим Проводником, читающий эти строки да соберет миньян и повторит его «Последнюю молитву», уповая на самого Создателя: «... Мы ведь тоже растенья с ветвями, преклонёнными грузом скорбей. Не лишай наши корни святой, бесподобной в тиши предрассветной, кровной, выстраданной, заповедной - той земли, что дана нам Тобой» ... «Последняя молитва» И, помолившись, возьми свой автомат и догоняй товарищей. Поэт останется. Он уже указал тебе путь, спел свою «Песнь вечную тоски непреходящей», и подвел итог своей жизни: «... И когда в завершенье военной страды, полезет сикарий со знаменем выше и выше на башню Давида – увы! – мне не стоять в стремени в победном строю под небом Иерусалима. Но песнь мою слышите вы? Я с вами незримо – ниже дна времени... тише травы... воды... ниже...» «Откуда придет?» Перед нами не просто книга стихов, где поэт переводит поэта. Это трагедия народа и его поэтов. Если вас это не пугает, открывайте книгу и путешествуйте в глубины еврейских смыслов. Проводником был Ури Цви Гринберг. Михаил Польский поведет вас по его стопам. ------------- * авода зара – чуждое служение, идолопоклонство --- Ссылки: - Полное собрание этих переводов с оригиналами и ссылками на аудио комментарии и авторское чтение - Избранные переводы одним вордовским файлом - Ирина Лазарева. "То слово есть душа и нет в нём лжи..." - Вы можете принять участие в обсуждении этих переводов на форуме Литературной Газеты |
|||
|
Опубликовано 30.06.2009.
|
|||
