|
Ирина Цыпина
ИДЕАЛЬНЫЙ ЗАВТРАК.
Где все присходило? Абсолютно неважно где! Но это невозможно - в Париже,
невозможно - в Мадриде или Праге. В Тель-Авиве? Или где-то еще?
Нам всегда хочется казаться такими уникальными и неповторимыми, но согласитесь,
что живем мы все по одним очень простым законам, в мире простых, если не
сказать, примитивных истин. Мы все похожи и стандартны; но не будем признаваться
в этом друг другу... Мы будем играть.
Утро выходного дня, туман. Очень рано, на улицах пустынно, сонно и одиноко. Мало
машин, почти нет людей - город еще только просыпается...
А шикарный пятизвездочный отель в самом центре столицы живет по принципу: non
stop. Перед центральным входом в гостиницу выстроились нарядные туристические
автобусы, такси; идет погрузка - разгрузка багажа разноцветной толпы туристов;
смешались языки, наречия, стили. Запах дорогих духов, коллекционных вин , легкий
дым сигарет - запах дорогой беззаботной жизни.
Но кто эти двое? Они вошли в этот гудящий рой странно отчужденные, без вещей,
абсолютно индифферентные ко всей этой праздной суете. Высокий седеющий мужчина
средних лет в сером твидовом пиджаке и хрупкая женщина в кожаном вишневом
костюме, в огромных солнцезащитных очках, без возраста и без косметики. На
хорошо выученном английском они спросили у администратора, где в это раннее
время можно позавтракать в отеле и их проводили в огромный пустой зал ресторана;
ведь завтрак в гостиницах готовят очень рано, к 6-ти утра.
Кто они были? Что заставило их в такую рань прийти на этот дорогущий завтрак?
Ведь на туристов они абсолютно не были похожи.
Это было свидание? Случайная встреча? Ночная прогулка двоих по чужой столице на
перекрестке собственных судеб? Когда обрывки памяти долетают до нас сводя с ума
своей внезапностью и завершенностью, когда реальность исчезает в тумане прошлых
лет, прошлых поступков и мы на какой-то очень короткий миг осознаем всю
многовариантность неслучившегося с нами, несостоявшегося, оставшегося таким
красивым и чистым сюжетом...
Рассвет еще не растворился. Но ночь уже почти растаяла в тумане раннего утра и
вместе с ней растворились последние загулявшие посетители ночных клубов и
ресторанов. А эти двое? После ночного банкета... и завтрак ? Кто они? Почему он
так отстраненно и нервно курит, не глядя на свою спутницу ? А она - почти без
мимики, без эмоций, вымученно и сосредоточенно смотрит на него сквозь эти
нелепые темные очки. Почему так устало и безразлично болтается на ее плече
слишком деловая для вечернего party сумка? Нет, они явно не вписываются в этот
нарядный, благополучный уклад...
Бесшумно суетились официанты, сооружая замысловатые композиции из экзотических
фруктов; выставка дорогих сыров призывно благоухала сытным сельским ароматом;
свежая зелень салатов была еще наполнена росой несуществующих в окрестности
лугов, все было прекрасно и пасторально. Но кто они были, эти двое, которые
молча, без слов, вяло и отрешенно сидели за столиком для двоих? Это был обычный
шведский стол, где посетители сами выбирают себе еду из предложенного
великолепия, но на столике этих ранних посетителей стояли только два фужера с
холодным соком, они сидели друг против друга в напряженной тишине и только
из-под зеркальных ее солнечных очков капали слезы, а он смотрел сквозь нее , не
утешал и не знал тех нужных слов, которые надо сказать... Какой красивый можно
было написать сентиментальный роман о любви, изменах, сложных отношениях,
верности и долге, головокружительной страсти, но, увы, в жизни все бывает не
так. Все прозаичней и намного сложней. У них тоже были и семейные ссоры, и
разочарования, взрывы дурного нрава, и претензии к друг другу, накопившиеся за
20 лет совместной жизни. Было все, как у всех, но только до вчера... Сутки назад
они еще были другими. Она была легкомысленной и капризной, он был высокомерен и
заносчив. Они друг друга порой любили, порой ненавидели и опять любили, как
часто бывает с парами, соединившимися в ранней юности, но это было до вчера...
На рассвете им позвонили, и этот звонок стал границей между спокойствием и
тревогой, между наносным и настоящим, между придуманным и реальным. После этого
звонка они уже стали другими: там, где-то в белых пространствах Центрального
госпиталя, на операционном столе был их взрослый сын, их былиночка, солдатик.
Там им ничего не обещали, никто не успокаивал, не уговаривал, там было все
заполнено страхом за его такую молодую, непрожитую жизнь. Не было слов говорить,
не было сил кричать... Только запах крови и боли , пустота и отчаяние...
Невозможность осознать, понять...
Вся жизнь с самого его рождения прокручивалась до нелепых мелочей: вот он после
купания такой трогательный и смешной, Cыночка-косыночка, а вот уже с огромным
букетом георгин (В России были такие цветы) идет в 1-й класс; Выпускной вечер,
первая девушка.... Простая, понятная жизнь.... Невозможно!!! Уроки музыки в
просторной квартире благополучного ведомственного дома: малыш старательно
выводит гаммы, а за окном - медленный первый снег и так спокойно на душе, еще
все так далеко, еще все может не случиться... Эти гаммы до сих пор звучат в
ушах... Невозможно!!!
Как радовались они, когда показали ему Лувр, как были горды, что сумели подарить
Праздник прекрасного! Какими счастливыми были они все вместе в этой недельной
поездке, как пленил их весенний Париж...
И этот загадочный древний город, с таким мирным библейским названием, как Дом
Хлеба (Бейт- Лехем), захотел отнять у них самое дорогое на свете, их ребенка,
поставленного этой страшной необъявленной войной под тысячи снарядов, злобные
снайперовские мишени, минные поля и тонны взрывчатки; город, начиненный животной
ненавистью, проклятиями, отчаянием и неприятием НАС на этой Земле...
Еврейские мальчики с детскими лицами в потертых гимнастерках, Вы не из учебников
истории, не из хрестоматии; эта война так беспощадно пересеклась с Вашей
юностью, с Вашими надеждами, со всем , что составляет суть человеческой жизни.
Простите нас, уже очень взрослых, невоевавших Ваших родителей...
Но нет ответов на поставленные вопросы, и нет спасительных решений, и нет логики
в средневековых декорациях этого ирреального бесконечного сценария...
Они курили до дурноты, вышагивая вокруг операционной, они не видели друг друга,
но они были вместе... Шли часы, такие долгие, такие трудные; менялись смены
ассистентов и хирургов, сестер и врачей. Ожидание было невыносимой физической
пыткой... Через сутки они зашли в реанимацию.
Предстоял долгий путь борьбы, полный мук, отчаяния, боли, надежды.
Но тогда, в это заурядное утро выходного дня они еще ничего не знали... Ни о
том, что одновременно поседели, ни о том, что будет болеть сердце, ни о ранних
морщинках на ее еще непостаревшем лице... ни о том, что будут очень сильными
возле своего взрослого, больного ребенка.
В то уже далекое утро после операции, чтобы не свалиться без сил, они поехали
позавтракать, благо гостиницы открыты в любое время дня и ночи. Обессиленные и
ничего не соображающие они сидели друг против друга за крошечным столиком для
двоих. Им не надо было говорить, они читали мысли без слов на таком уровне
понимания, какого никогда не могли достичь за все свои общие 20 лет. Возможно,
она была капризной и легкомысленной, а он высокомерен и заносчив, но все это
было уже за той временной границей, где они остались беспечными и молодыми, где
не было боли и потерь; где были оставлены и любовь, и страсть, и измены, где
когда-то буйно ревновали и так сладко мирились. За этим столиком для двоих, в
пустом полутемном зале они медленно пили и не могли допить свой ледяной
апельсиновый сок, боясь уйти в неизвестность предстоящего дня.
А потом она сняла свои нелепые защитные очки и он понял, что никогда не уйдет от
этих заплаканных глаз в незнакомых морщинках. Они впервые увидели друг друга не
очень молодыми, не очень красивыми, не очень удачливыми в этом мире, но им не
надо было играть, притворяться; они могли быть сами собой, не стесняясь, не
прячась за улыбки и ненужные слова. И связывали их уже не роковые страсти, а
общие страдания, общая боль, общая надежда и борьба за судьбу самого родного
человека на Земле, своего сына.
А зал тем временем заполнялся посетителями, шумными, веселыми, беспечными. У
многих волосы были мокрыми после бассейна. Пахло поджаренными тостами и горьким
ароматным кофе и не все еще понимали, что рядом идет ВОЙНА...
|
