|
19:47 25 Июня 2007
Вчера вечером, с наступлением 9 тамуза, скончался гуш-катифский праведник, Яаков
Фрайман. Он не дожил ровно месяц до 80-летия, которое выпадало на 9 ава.
Яаков родился в Иерусалиме, в Старом городе. После старшего брата и сестры он
был третьим ребенком из семерых в шестом поколении семьи Фрайман в Эрец-Исраэль.
После него в семье родилось еще четверо сыновей. Его отец Соломон был уважаемым
человеком в Старом городе: он был сторожем гробницы праматери Рахели и габаем
синагоги «Хурва». Не только евреи, но и жившие по соседству арабы почитали его
за благочестие.
Фамилия Фрайман – свободный человек - отражает свободный дух ее носителя. Яаков
вступил в борьбу против британских оккупантов совсем еще мальчиком. В 12 лет он
стал одним из самых юных членов подпольной организации ЭЦЕЛь. По молодости лет
его не брали в боевые акции, но ему было поручено очень важное дело: он был
ответственным за тайное хранение оружия. Перед акцией он доставал оружие из
арсенала и выдавал бойцам, а после – получал и прятал.
Однажды, когда ему было 17 лет, в присутствии британских офицеров, при неловком
движении у него из кармана выпал пистолет, который был ему до этого передан и
который он не успел спрятать. Он был арестован, и ему грозила смертная казнь.
Друзья-подпольщики и просто соседи сбросились и выкупили его у британских
властей. Вначале собрали сумму залога, под который его выпустили, и он смог
вернуться домой. Там его увидела соседка-старушка, которой он всегда помогал.
«Ты дома, Янкале, ну, как дела?» - спросила она. «Дома-то я дома, но если не
удастся собрать остальные деньги, то они меня снова посадят, и тогда мне уже не
открутиться», - ответил Яаков.
Старушка молча пошла домой и принесла деньги, к которым потом присоединились
пожертвования, собранные по всем ешивам и синагогам Старого города.
Вдова Яакова, Мирьям, рассказала редакции СК, что уже в Неве-Дкалиме подошел к
нему как-то немолодой человек, бывший в гостях в Гуш-Катифе. «Мне сказали, что
твоя фамилия Фрайман и что ты из Иерусалима, - сказал он. – Не имеешь ли ты
отношения к той семье Фрайман, где в 44 г. был арестован молодой парнишка,
которому грозила смертная казнь, и мы по всему Старому городу собирали для его
выкупа деньги?». «Имею, причем самое непосредственное – это я» - ответил Яаков.
После войны, когда в Эрец-Исраэль стали прибывать выжившие в Катастрофе
европейские евреи, Яаков встретил свою судьбу – Лею. Единственная из всей
большой семьи уцелевшая, совсем еще молодой девушкой прибыв в страну, она тоже
включилась в борьбу за еврейскую независимость.
У Леи и Яакова родилось трое детей: дочь и два сына. Рожая, поднимая и
воспитывая своих детей, они одновременно растили и воспитывали чужих. Вначале
Яаков работал учителем и директором школы в Нехалим, возле Петах-Тиквы, потом
семья переехала в Петах-Тикву, где Яаков и Лея создали частный приют для
беспризорников, израильскую версию колонии Макаренко. Кстати, это не
литературное сравнение: Яаков рассказывал, что многому научился у Макаренко из
его книг и многое из его опыта использовал в своей работе. Приют работал на
протяжении 23 лет (50-70-е годы), за которые Яаков и Лея воспитали и выпустили в
жизнь 22 чужих ребенка, которых они спасли от беспризорности и неизбежного
скатывания в уголовный мир.
Фрайманы были одной из первых семей, откликнувшихся после Шестидневной войны на
призыв правительства и поехавших осваивать освобожденную от египтян выжженную
солнцем песчаную пустыню на морском побережье юга сектора Газы. В самом городе
Газа и в некоторых других местах в секторе на протяжении веков существовали и
процветали еврейские общины. Эта территория принадлежала к наделу племени Йегуды
и подробно описана в Танахе. Но южнее Кфар Дарома, получившего свое название
именно потому, что был крайней южной точкой еврейского проживания в
Эрец-Исраэль, не было ничего. На том отрезке побережья, которое позднее получило
название Гуш-Катиф, что дословно переводится как «урожайный блок», поселений не
было. Этот район, о котором рассказано, что праотец Яаков пытался рыть здесь
колодцы, которые враги-филистимляне засыпали, издревле назывался «эрец мрар» -
«проклятая земля». Здесь не только не было колодцев, но никогда не шли дожди.
Поэтому, когда появившиеся здесь в начале 70-х евреи начали сажать в раскаленный
песок цветы и деревья, соседние арабы приезжали посмотреть на это безумие,
качали головами и усмехались: дескать, скорее у нас на ладонях волосы вырастут,
чем ваши растения примутся.
Яаков Фрайман стал администратором созданного местными агрономами НИИ прибрежной
пустыни, который разрабатывал для еврейских фермеров-энтузиастов научные методы
обработки безводной пустыни на берегу соленого моря, а уж они сами учились
сочетать эти научные методики с молитвой и жизнью по законам Торы. Прошло
несколько лет, и выжженные пески расцвели, превратившись в роскошные сады и
теплицы, снабжавшие всю страну и пол-Европы экологически чистой
сельскохозяйственной продукцией.
Яаков, который среди прочего обладал еще талантом деревообделочника, своими
руками выстроил для своей семьи просторный двухэтажный дом, насадил сад. Дети
выросли, обзавелись своими семьями, расселившись здесь же, неподалеку, в
соседних поселениях. Приближалась счастливая и спокойная старость.
Но Яаков не знал, какие испытания приберегла ему судьба на последний отрезок
жизни. 11 лет назад в автомобильной аварии погибла Лея, возвращавшаяся домой
после посещения в больнице одного из сыновей, прошедшего операцию на открытом
сердце. Яаков впал в такое отчаяние и оцепенение, из которого, казалось, ничто
уже не сможет его вывести. Все вокруг стало ему безразлично. Мало надеясь на
успех, местная социальная работница познакомила его с Мирьям, работавшей врачом
в Гуш-Катифе. Мирьям приехала в Израиль за несколько лет до этого с Украины,
поселилась было в Хайфе, но, побывав один раз с олимовской экскурсией в
Гуш-Катифе, просто отказалась уезжать. Это было именно то место, куда она
безотчетно стремилась всю жизнь и которое безуспешно искала в чуждой атмосфере
светской Хайфы.
Мирьям и Яаков полюбили друг друга так, как нечасто умеют любить молодые:
принеся друг другу в дар весь накопленный опыт, знания, глубину и осознанность
чувств и понимание того, что самая большая радость в жизни и в любви – это
радость отдавания. Для общих детей было уже поздно, но появилась другая
объединившая их радость – учеба, изучение Торы и жизнь с ней. Для Яакова это
было естественное продолжение, для Мирьям - радость открытия пути, по которому
он шел, а она бежала, дорвавшись до того, о чем тосковала ее душа всю жизнь.
Весь Неве-Дкалим знал и любил эту пару, и для Яакова и Мирьям все жители
поселения были членами их большой семьи. Мирьям, с ее брызжущей энергией и
открытостью к чужому горю и чужой радости, принимала как свои собственные все
радостные новости и все трагедии Гуш-Катифа. Начались теракты, в которых
погибали друзья, а местному врачу все чаще приходилось вместо лечения людей от
болезней оказывать им первую помощь в полевых условиях, как на фронте. Мирьям
уступила свое место другому врачу, обладавшему военным опытом: она решила, что,
работая здесь без опыта в травматологии, она просто рискует жизнью людей. Настал
день, когда и сама Мирьям стала жертвой теракта, подвергнувшись обстрелу. Она
чудом осталась жива, но часть кости в предплечье пришлось заменить на
металлическую.
Когда заговорили о планируемом изгнании, Яаков и Мирьям не верили, что у кого-то
поднимется рука на такое преступление. Слишком сильна была в них вера в добро, в
человечность, в то, что Вс-вышний не допустит такой несправедливости, такого
абсурда и бессмыслицы. Ведь Гуш-Катиф принимал на себя удар, закрывая собой
остальной Израиль, а сила молитвы и праведность гуш-катифской общины явно
служила щитом для них: иначе не объяснить те ежедневные чудеса, которые
происходили там на протяжении последних четырех лет непрерывных обстрелов, когда
свыше шести тысяч ракет было выпущено по здешним поселениям за неполных четыре
года, причинив сравнительно небольшой ущерб. Гуш-катифцы говорили: до
перекрестка Кисуфим чудеса скрытые, а вот после Кисуфим начинаются уже открытые
чудеса, здесь на каждом осколке ракеты сидит ангел и отводит его от евреев.
В последние полгода до погрома Мирьям превратилась в почти профессионального
экскурсовода по поселениям Гуш-Катифа. Она встречала автобусы у перекрестка
Кисуфим, куда на машине подвозил ее Яаков, и показывала Гуш-Катиф людям, многие
из которых впервые приехали посмотреть на это чудо природы и человеческого духа
– сады в песках и общину, живущую по законам Торы. Те, кому посчастливилось
побывать в одной из поездок, которые регулярно организовывала на протяжении
последних месяцев до погрома партия «Емин Исраэль», несомненно, помнят Мирьям, с
ее энергией и нескрываемой влюбленностью в Гуш-Катиф. Помнят они и Яакова,
который производил впечатление немножко постаревшего ангела. Такую доброту
излучали его ясные глаза, такой искренней и радостной была его улыбка, что
казалось, ему известно что-то такое доброе об этом мире, что перекрывает все
зло.
Вот этого ангела в один черный день и выгнали из построенного им дома
постучавшие в дверь солдаты. Их было много, человек 50 – видно, боялись, что не
справятся с парой стариков. Мирьям пригласила их в дом и долго говорила им о
своей погибшей в Катастрофе семье, о том, что значит для еврея возвращение на
свою землю, о том, что им предстоит рано или поздно взглянуть в глаза своим
детям и признаться, что были соучастниками страшного преступления. Солдаты
вежливо выслушали все – некоторые скрывали слезы – а потом приказали старикам
выходить.
Они ушли почти с пустыми руками из своего дома. Чужие люди потом упаковали как
попало содержимое их дома. Все, что было нажито годами труда, множество книг,
написанные Мирьям картины, сделанный Яаковом барельеф из осколков минометного
снаряда, влетевшего однажды в окно ванной, где за минуту до этого Мирьям чистила
зубы, память о Лее, которую так трогательно бережно, так уважительно хранила все
годы Мирьям – мало что уцелело из всего этого после года в сырых контейнерах.
Больше года прожили Мирьям и Яаков в одном из иерусалимских отелей, в крохотной
комнатке, которую Мирьям держала в той же хирургической чистоте, что и свой дом,
не впуская туда казенных уборщиков. Держались Мирьям и Яаков героически:
по-прежнему интересуясь каждой из изгнанных семей, помогая всем и всем
сочувствуя, продолжая уроки Торы. Яаков, вернувшийся в город своей молодости, в
Святой Иерусалим, говорил, что нельзя говорить об изгнании, находясь в
Иерусалиме. Но сердце было надорвано. Особенно после того, что пришлось пережить
вторые похороны Леи, которую по приказу бездушных и преступных людей вырыли из
могилы на кладбище Гуш-Катифа.
Как старое дерево не выдерживает пересадки в другую почву, тело, физическое тело
не выдержало удара по сердцу. Яаков перенес за год в отеле три операции и,
несмотря на все старания и уход Мирьям, таял на глазах.
Переезд в «каравиллу» - построенную на песке в Эйн-Цурим (недалеко от
Кирьят-Малахи) картонную времянку, которую, как их предупредили, они должны
будут освободить, построив себе новый дом, был тяжел. И не только потому, что
Мирьям пришлось вложить массу сил, чтобы привести новое жилище в жилое
состояние: стало понятно, что еще одного переезда Яакову не пережить. Он и мало
успел пожить в этом новом «доме»: последние 8 месяцев он провел почти все время
в больницах, то в одной, то в другой. Мирьям не хотела смириться с тем, что он
уходит. Своей любовью, заботой, грамотным медицинским уходом она продлила Яакову
жизнь на эти несколько месяцев. Но даже ей не под силу было предотвратить
неизбежное.
Поздно вечером в воскресенье 24 июня Яаков ушел из этого мира и приобщился к
своим предкам. «Олах леоламо», говорят на иврите, что означает «ушел в свой
мир»; душа покинула этот мир лжи и вернулась в мир правды. Да будет светла и
благословенна память о праведнике Яакове Фраймане.
Его похороны состоятся в среду 27 июня, в 10 часов утра, на кладбище Масуот
Ицхак, между Эйн-Цурим и Ницаной, по дороге на Ашкелон. Мирьям будет сидеть шиву
в их караване в Эйн-Цурим, последнем земном пристанище Яакова.
***
За последние месяцы перед изгнанием кинорежиссер Адар Башан сняла фильм о Мирьям
и Яакове Фрайман, о их жизни в Неве-Дкалим, просто о их жизни, о их счастье,
которое кончилось. Он так и назван – «В кухне у Фрайманов». Он будет
демонстрироваться в Иерусалиме 9 июля в Бейт-Шмуэле (ул. Царя Давида, возле
отеля «Царь Давид»). Начало сеанса в 20:45 .
Элеонора Шифрин
Дополнение от ЙЕХУДИнфо. Наши фотографии Гуш-Катифа, сделанные за полгода до
шароновского погрома, можно посмотреть на
http://photofile.ru/users/yehuda/1311578/
Материал предоставлен Двора-Невиа Дворски
|
