|
НАМ ПИШУТ |
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Для связи с публикатором воспользуйтесь
этой формой (все поля обязательны). При Вашем желании
Ваше мнение может быть опубликовано на этой странице. Или пишите на этот адрес: korczak_home@bk.ru,
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Александр Нежный |
 |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Заметки о книге Дмитрия Радышевского «Универсальный
сионизм» Почти сто лет назад Михаил Осипович Гершензон написал статью «Судьбы еврейского народа» – статью блестящую, глубокую, умную, как, впрочем, и всё, что выходило из-под его пера и что так восхищало и одновременно пугало (евреи вытеснят русских из литературы!) Василия Васильевича Розанова, аттестовавшего своего почти друга «лучшим историком русской литературы». Сегодня весьма кстати вспомнить эту статью, главной своей темой и болью так тесно связанную с недавно вышедшей книгой Дмитрия Радышевского «Универсальный сионизм», так резко, от первой до последней строки, ей противостоящую и вместе с тем парадоксально близкую своим заключительным мечтанием. Далеко отнесенный от Гершензона рекой времен, Радышевский стремится осмыслить миссию постсионистского Израиля, народ которого ценой громадных усилий создал свое государство и отстоял его независимость в трех кровопролитных войнах. Публицист, литератор, общественный деятель, он смотрит на мир религиозно, находя в нем явственные приметы непрекращающейся битвы Бога с Его извечным противником, битвы, мистическим центром которой он считает Израиль. Людей, выработавших подобный взгляд долгим и упорным подъемом на духовный Эверест, на белом свете, к несчастью, удручающе мало. Я говорю в данном случае о взгляде, точнее – о мышлении, выпестованным острым ощущением реального присутствия Бога в нашей самой что ни на есть повседневной жизни. Современные политики слишком прагматики, слишком себялюбцы и слишком лишены даже крохотной искры божественного огня, чтобы обладать прочной религиозной основой. С бoльшим или меньшим искусством она может быть подменена либо воспламеняющим невежественную толпу фанатизмом, либо приятной обывателю маской в виде постного выражения лица и неизменной свечкой в руках, либо какой-то, черт ее побери, расчетливой теплохладностью, играющей в веру, будто Ноздрев в шашки. Вот почему наши российские вожди лишь кажутся умными; на самом же деле в своей глубинной сущности они банально глупы или, во всяком случае, не мудры. Господин дьявол прекрасно владеет искусством представлять глупцов умниками. Настоящий ум должен пройти купель подлинного религиозного мироощущения. Таким умом (я полагаю) умны были Махатма Ганди, Мартин Лютер Кинг, Андрей Дмитриевич Сахаров… Не возьмусь утверждать, что стремление Радышевского найти основную – религиозную – составляющую в причинно-следственных связях нынешнего мира всегда безупречно. В его историософских построениях иногда бывают заметны обрывы, риторика, отсутствие той поистине железной логики, с какой он показывает, к примеру, пути решения кровавой драмы Ближнего Востока – палестинско-израильского противостояния. Но всё это искупает его проросшая откуда-то из самой духовной глубины непоколебимая вера в непреложность Божественных обетований о судьбах Израиля. * * * Гершензон, иудей по вероисповеданию (но не по религиозному чувству, а, скорее, по благородному чувству собственного достоинства: вы хотели бы, чтобы я ради чечевичной похлебки профессорства продал первородство отцов, но я не Исав, и вы этого никогда от меня не дождетесь!) и, по собственному признанию, еврей «и социально, и субъективно-психологически», сто лет назад объявил себя решительным противником сионизма. Он утверждал, что сионизм исходит из глубочайшего заблуждения о назначении, смысле бытия и духе еврейского народа. Бездомность, говорил он, врождена еврейскому народу; всякое мало-мальски длительное и более или менее безбедное его существование (в Испании или в России) всегда чревато трагедией. Благоденствие – не для него. «Мой народ несчастен, гоним, рассеян: от этого он ведь не хуже других. Напротив, его судьба тем и прекрасна, что она такая особенная…» Гетто, по Гершензону, в известном смысле – благо; кровавые погромы, насилие, изгнание – во благо, ибо если «корни крепнут, позже их будет трудно вырвать!» Народный дух, народная воля (излюбленные метафизические образы Михаила Осиповича), они и только они творят историю избранного народа. Они в урочный час тайнообразующе призывали «Тита разрушить его (еврейского народа – А. Н.) царство, крестоносцев – избивать его сыновей и в Вормсе, и в Кельне, Филиппа – изгнать их из Испании, кишиневскую чернь – громить их дома». Было у Гершензона и предвидение, о котором он не без волнения вопрошал: сказать ли его? И сказал, не дрогнув: и Торе как последней объединяющей евреев галута силе придет конец. «Как ни прижимай к груди туго свернутый свиток Закона, он вырвется из объятий, развернется и улетит в небо, как змей…» Но для чего всё это? Для чего по доброй воле или по какой-то неосознанно-тайной склонности народ должен был превратиться в подобие перекати-поля, приняв вместе с ярмом изгнания язву вечного страдания? Гершензон, как я уже говорил, отвергает сионизм. Он для него есть еще одно проявление нелюбимого им пристрастия народов к своему, к национальному. Михаил Осипович и Розанову писал: «…тяжело мне видеть в Вас, что Вы чувствуете национальность, что я считаю звериным чувством». Еврейский же народ – в силу показанных Гершензоном и весьма кратко и бегло изложенных мной исторических и, ежели желаете, мистических условий – первым раз и навсегда сбросит с себя отягчающий горб национальности и первым войдет в царство духовной свободы. И это будет его пророческий урок всемирному человечеству. Век – или чуть менее – миновал. Приложившийся к своему народу в 1925 г., Михаил Осипович застал первые раскаты русского Апокалипсиса (революцию 1905 г.), откликнулся на них статьей в знаменитых «Вехах», а затем воочию увидел тот, по его словам, «безвыходный тупик», к которому шла и в котором в конце концов оказалась Россия. Но свое теоретически-отрицательное отношение к сионизму он подтвердил, если позволительно так выразиться, практически: оставив России своего сына, Сергея Михайловича, вступившего на стезю чистой науки, ставшего крупным генетиком, академиком, орденоносцем и даже Героем (Социалистического труда – накануне краха СССР, в 1990 г.) и скончавшегося всего-навсего девять лет назад. Кровавые корчи, коими изобиловал минувший век, всплески юдофобии, антисемитизм, ставший гласной государственной политикой нацистской Германии и негласной – СССР, трагедия еврейского народа – всё это изменило настроение даже самых пылких сторонников идеи ассимиляции, заставив их задуматься о возвращении на Сион. * * * У писателя возникает подчас безумный соблазн, может быть, не столько пророчества, сколько предсказания будущего. У Лермонтова есть потрясающее стихотворение, которое так и называется: «Предсказание» («Настанет год, России черный год, Когда царей корона упадет; Забудет чернь к ним прежнюю любовь, И пища многих будет смерть и кровь…» ) – и которое в ряду многих литературных попыток отдернуть завесу времен выглядит наиболее состоявшейся. Связано это прежде всего с апокалиптическим строем стихотворения («И увидел я иное знамение на небе, великое и чудное… («Откр.», 15:1), со свойственным всякому апокалипсису достаточно общим предчувствием, картиной впечатляюще (до ужаса) ясной, но не имеющей каких-либо историко-временных указателей. Нерон ли и его грядущее явление предстояли взору автора «Откровения», Наполеона ли видел Михаил Юрьевич – «И будет всё ужасно, мрачно в нем…», – с большей или меньшей вероятностью мы можем об этом лишь догадываться. Главное в другом – в той мистической и вместе с тем глубоко художественной силе изображения грядущего, которое вызывает в смятенной, но и просветленной человеческой душе, в душе, пережившей катарсис, обжигающую мысль, что именно так всё и будет. Именно так, собственно, всё и было, именно к этому, собственно, всё и движется. Но когда писатель пытается дать образ будущего в его конкретных исторических, политических и национальных чертах, то тут даже людей великого ума и дарования непременно поджидают оглушительные промахи. Горячо мною почитаемый Василий Васильевич Розанов не видел, к примеру, в еврее ни солдата (ранец ему тяжел), ни земледельца. Оказались же они доблестными воинами, мужественно защищавшими советскую родину (133 героя Советского Союза и четверо – дважды герои за подвиги в Великой Отечественной войне), отважно сражавшимися за Израиль и превратившими пустыни Земли обетованной в цветущие и плодоносящие сады. Федор же Михайлович Достоевский крепко ошибся в своих предвидениях судеб католичества. И атеизм, и коммунистическая идея, и революции – всем этим, если верить Достоевскому, чревато католичество. Все собаки в Риме зарыты: «…если папство когда-нибудь будет покинуто и отброшено правительствами мира сего, то весьма и весьма может случиться, что оно бросится в объятия социализма и соединится с ним воедино». Всё не так, не правда ли? Вспомним хотя бы фатимские откровения Пресвятой Богородицы и вызванные ими послания Святого Престола с их безусловным осуждением коммунизма и порожденных им заблуждений. Коммунизм, сказано в одном из них, «…ничего святого… не признает; захватив власть, он выказывает себя настолько жестоким и бесчеловечным, что трудно представить себе что-нибудь более невероятное и чудовищное». Гершензон, с его утопией антисионизма, таким образом, не первый и не последний. А Радышевский с его, как ни крути, тоже утопией – но сионизма универсального? Радышевский, с его идей превращения «Израиля в истинный Сион… высокий и вдохновляющий пример совершенного социального организма, то есть общественного устройства, в котором освящены, проникнуты духовной любовью все сферы жизни»? Радышевский, называющий Израиль (не тот, который существует ныне, а тот, которым он может и должен стать), «пилотным проектом человечества»? Не очень, на мой вкус, удачно, зато понятно: если Израиль сумеет достойно ответить на призыв Господа, то у всех остальных стран и языков появится образ высокой духовной и достойной материальной жизни. Два пути различает в истории Радышевский. Путь Вавилона – иными словами, тоталитарной идеологии, путь империй и диктаторов всех мастей. И путь Иерусалима – «путь Божественной мудрости и Божественной любви. Это путь добровольного постижения человеком законов Божьих и добровольного объединения с другими людьми и народами…» Не кажется ли вам, что в этом есть нечто от Николая Федоровича Федорова? Преодоление разделяющей людей розни есть первый шаг к реальному воскрешению всех сошедших в землю поколений («Философия общего дела»). Так далеко Радышевский не замахивается, но при этом непоколебимо уверен, что создание (воссоздание) Третьего храма (он понимается как Новый Израиль) возможно лишь после преодоления межобщинной розни, после национального покаяния и осознания неповторимой роли и уникального значения Израиля в судьбах остальных семидесяти языков земного шара. Гершензон восставал против сионизма еще и потому, что подозревал в нем силу, способную возродить в Палестине еврейский национализм, заранее ненавистный ему как еще одно проявление национализма всемирного. Великого жертвенного избранничества не будет, а будет «специфически еврейский быт и строй». Сионизм в толковании Радышевского ставит отчасти близкие по своей сути вопросы. Для чего судьбой Израиля Бог – через своих пророков – говорил со всем человечеством? Для чего были разрушены два Храма, во имя чего случилось вавилонское пленение? Во имя какой цели был вымощен беспримерными страданиями исторический путь еврейского народа? И не могут быть просто так, исключительно по злой человеческой воле, обращены в серый пепел шесть миллионов сынов и дочерей Израиля? Какой смысл вложил Бог в эту лютую казнь избранного Им народа? Только для того, чтобы устроиться – по Гершензону – своим еврейским бытом и строем? Или – по Радышевскому – евреи две тысячи лет стремились вернуться на Сион, чтобы теперь, в XXI веке осуществить, наконец, заветную «калифорнийскую» мечту «маленького Изи»: домик (чтоб не стыдно было перед соседями), шорох волн и безмятежное житье-бытье? Беда современного Израиля сродни беде России: пепел Клааса не стучит нам в сердца, историческая память дремлет и в смутных сновидениях отдает себя во власть невообразимым химерам; замученные поколения забыты, жертвам «красного» и «коричневого» фараонов по торжественным дням играют гимн, между тем как сокровенные помыслы большинства граждан устремлены к «котлам с мясом» разных видов, сортов и размеров. Но «котел с мясом» (коли уж невмочь без него «маленькому Изе») можно было получить и в гетто (помните ропот сынов Израилевых на Моисея и Аарона, увлекших их из рабства – на свободу: «О, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта!» («Исх.», 16:3), и уж тем паче – в ассимиляции, в среде других народов. Но горе народу, для которого «котел с мясом» стал идеей! Богатство, изобилие и сытость хороши лишь тогда, когда они не становятся самоцелью. Тем более они не могут быть руководящей мыслью для народа, взысканного особой, требовательной, ревнивой любовью Бога. «В жару гнева Я скрыл от тебя лице Мое на время, но вечною милостью помилую тебя, говорит Искупитель твой, Господь» («Исх.», 54:8) Поэтому, утверждает Радышевский, сионизм нельзя рассматривать исключительно как «национальное движение за национальный очаг и за то, чтобы евреев, наконец, оставили в покое. Цель неверна, поэтому очаг всё время чадит и евреев в покое не оставляют. Сионизм – это движение за спасение всего человечества». Слово сказано. Спасение всего человечества – не меньше и не больше. Как? Возникший благодаря мировому сионизму и политической воле своих первых руководителей нынешний Израиль вряд ли способен стать тем источником духовного света, вослед которому двинутся все народы, мало-помалу сбрасывая с себя путы недоверия друг к другу, взаимной ожесточенности и ненависти. Чем выше поставленная Создателем перед народом задача, тем катастрофичней всякое отступление от нее. Исходя из этого, Радышевский взглядывает окрест себя и видит картину, как небо от земли далекую от величественного и трогательного зрелища выполнения Израилем своей вселенской миссии. Он видит, по словам Хомякова, полные черной неправдой суды, разъевшую государство коррупцию, близорукую трусливость политиков, ни об одном из которых – увы – нельзя сказать, что он исполнен духа царя Давида, с горечью наблюдает разобщенность народа, особенно губительную под дамокловым мечом терроризма и постоянной угрозы военного нападения. Тело Израиля – государство «новым духом… не наполнено. А тело без духа – труп». Таков приговор, который выносит Радышевский современному состоянию Израиля. * * * Что ж, сбылась – в отрицательном смысле – утопия Гершензона, и сионизм явил городу и миру свою историческую и духовную несостоятельность? «Универсальный сионизм» дает ответ с прямо противоположным знаком, что, однако, вовсе не означает неизбежного и скорого явления Нового Израиля в свете и силе библейских обетований. Глубокая религиозность Радышевского сообщает ему веру, что Земле обетованной и ее народу в конце концов будет по силам предназначенная им общечеловеческая миссия. Но вера лишь обостряет его общественно-политический взгляд, из всех внутренних и внешних проблем страны прежде всего выделяющий одну: ее разобщенность. «Именно внутренняя разобщенность, а не палестинцы и не Иран, является для Израиля стратегической угрозой». Иными словами, чтобы преодолеть сопротивление противника (во всём его сатанинском многообразии), Израилю необходимо преодолеть самого себя. Как? Ответ Радышевского нам знаком, ибо его пытались внушить грешному человечеству и Конфуций, и Будда, и пророки Торы, и апостол Иисуса Христа по имени Павел. Укоренившейся в народном сердце осознанной любовью, верит Радышевский, «мы можем достичь полноты Израиля». Самые простые решения подчас оказываются наиболее трудными для реального воплощения. Сколько ни внушали человеку, чтобы он возлюбил ближнего, как самого себя, а он всё равно норовит перехватить у него место в метро, в корыстных целях оболгать его перед начальством, спалить его дом за передвинутый на пару сантиметров забор. Выпускник теологической аспирантуры Гарварда и доктор философии, Дмитрий Радышевский, конечно же, знает, что представляют собой корни современной цивилизации и каковы ее плоды. Но он верит в Бога, в Его завет с Израилем, в способность еврейского народа совершить восхождение на Сион и повести за собой остальной мир. Он верит, что «русская» алия (выходцы из СССР и России), которая как свое, быть может, главное достояние, взяла на историческую родину свойственный русской культуре дух всечеловечности, сумеет связать между собой все другие «колена» нынешнего Израиля. «Светские внешне и религиозные по сути (в смысле поиска во всём высшего смысла) русские евреи способны понять святость и светских, и религиозных задач Израиля. (…) Русские евреи построили эту страну. Русские евреи и спасут ее». Он верит, что противостояние с палестинцами, это бесконечное кровопролитие, шахиды, джихады, обезумевшие от ненависти толпы, ислам, превращенный нечистоплотными политиками и погрязшими в политике священнослужителями в копье против всех «неверных» и в первую очередь – против евреев, эта поистине разрывающая сердце трагедия может быть разрешена чисто гуманитарно. То бишь – 100 тыс. «зеленых» на семью (в арабском мире арабская семья может заработать такие деньги за 50 (!) лет), и большинство палестинцев, живущих сейчас в Иудеи и Самарии, готовы будут покинуть Землю обетованную. Куда им плыть? Да в любую страну так называемого третьего мира, в которую они придут не с протянутой рукой нищих беженцев, а со средствами, дающими им место в среднем классе. Послушаем еще: «Существует 22 арабские страны и только одна еврейская, занимающая менее 1% общей арабской территории. 22 арабские страны занимают площадь бoльшую, чем полторы территории Соединенных Штатов Америки. Площадь Израиля меньше, чем маленький американский штат Нью-Джерси. И этот карлик должен отдать половину своего пятачка этому территориальному гиганту, чтобы заслужить мир?» Радышевский, наконец, верит, что государству евреев суждена уникальная миссия – гармонизировать Веру и Знание в новой системе мышления. Всё это взятое вместе и есть универсальный сионизм. Всё это и есть неуклонное восхождение на Сион. Утопия? Но я вместе с Радышевским почему-то верю, что ей суждено лучшее будущее, чем утопии Гершензона. |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Опубликовано здесь 20.05.2007. |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
