Новости культуры Иерусалима в фоторепортажах

На выставке
художницы-флористки

ЕЛЕНЫ ФРИДМАГОГ
в иерусалимском Культурном центре

Художница Меня Литвак. Наивное искусство

21.03.05 мы побывали на интереснейшей, необычной  художественной выставке, где познакомились с "хозяйкой бала" -  замечательной художницей-флористкой Еленой Фридмагог, проживающей в Бейт-Шемеше.
Предлагаю фоторепортаж об этом неординарном событии в культурной жизни нашего города.

Вот несколько слов из сообщения "о себе", висевшего в выставочном зале.

"Елена Фридмагог родилась в Москве, окончила Институт Иностранных языков. Выйдя замуж, переехала в Литву, в Вильнюс, преподавала в школе английский язык. Репатриировалась в Израиль в 1990 году.
С 1995 года живет в Бейт Шемеше. С юности увлекалась прикладным творчеством. Ее материалы - пластилин, дерево, проволока. И вот уже 30 лет, как она занимается флористикой: создает работы из засушенных природных материалов, в ход идут цветы, листья, а также овощи, фрукты. В некоторых работах использованы мотивы известных художников.

Елена Фридмагог не раз участвовала в выставках - и в Литве, и в Израиле.
В последние годы руководит кружком флористики в Бейт Шемеше.
"

Также выкладываю на этой странице очерк замечательной иерусалимской журналистки, давнем друге нашего Корчаковского общества Бины Смеховой о художнице.

Художница-флористка Елена Фридмагог
Художница-флористка Елена Фридмагог.

Бина Смехова

Четыре эскиза к портрету художника

Такая живая «мёртвая натура»

В Иерусалимском культурном центре впервые были показаны картины, открытки, закладки, постеры работы известной художницы-флористки Елены Фридмагог. Посетители увидели около сорока крупных работ мастерицы: портреты и пейзажи, натюрморты и декоративные композиции, а также парафразы мотивов известных художников – но не копии и не подражание, а воплощение чужого замысла своими, особыми средствами.


Общий тон и настрой отзывов многочисленных любителей искусства, которым удалось полюбоваться необычной выставкой, можно было бы свести к признанию «семантической ошибки» в таких устоявшихся названиях, как, скажем, Мёртвое море - о целебном и живительном водоёме и мёртвая натура – о дышащих жизнью натюрмортах Елены Фридмагог.

… В квартире более чем скромного амидара одного из прииерусалимских городов-спутников заготовки для её творчества занимают в шкафу почти целую секцию. В десятках коробок и коробочек - не кисти, не краски, а тщательно подобранные и засушенные лепестки и листья, срезы плодов, овощей и фруктов, семена, пёрышки, былинки и травинки, неприметные на безразличный взгляд и не подлежащие утилизации частички роскошной израильской (и закордонной) флоры, в которых только глаз художника может провидеть выплывающие из подсознания образы. Эти летучие идеи своих будущих картин Лена засушивает между страницами старых толстых книг.

Как оказалось, лучше всего для этой цели подошли… 25 телефонных справочников. В них неисчислимо много действующих лиц, и кто знает, какие были и небылицы эти люди нашёптывают увядшим было лепесткам, чтобы потом они с лёгкой руки художницы смогли обрести новую жизнь.

Чаепитие с Дюймовочкой

Ужасно жаль, но журнальной графике не подсилу воспроизвести серебристое свечение старинного подноса, на котором в чашечки нежнейшего фарфора вот-вот будет налит ароматный кофе… здесь же, рядышком, на столе – и сахарница, и молочник, и фамильные чайные ложечки – у каждого прибора. Не иначе как Дюймовочка пригласила подружку (или – эльфа?!) на утренний кофе среди цветов.

И весь-то сервиз – из цветочных лепестков и чего-то ещё, непонятного, но приятного зрительскому глазу.

- Иногда найденный материал подсказывает тему будущей картины, иногда – ищешь материал под свой замысел, - рассказывает Лена. – Вот взгляните на этот «семейный портрет». Создан он по мотивам картины Эдуарда Мане. Я пыталась и композицию сохранить, и цвета подобрать, как в оригинале, а главное – азарт обуял: хочется, чтобы в моём, так сказать, изложении вся фактура ожила – и одежды, и убранства интерьера…
Действительно, потрясает ощущение подлинности, вещности всего, что изображено на картине: ювелирно подобранных из пуха жабо и кружавчиков на детских платьицах, наряда центральной фигуры - из переливающихся перепелиных пёрышек, ковра, обивки мебели, рисунка на гобелене, гардин, причёсок и, конечно, неизменно красивых ваз с цветами. А то ещё есть картина по ренуаровскому сюжету – там платье с изумительными кружевами; никакому Левше не повторить того, что сотворено самой природой: превратившийся в ажурный рисунок изъеденный дождём и хамсином древесный лист. А всего-то и надо было - увидеть внутренним взором и перенести на своё «полотно».

- Я вижу, вам понравились «Лодки на закате»? Немножко сюра, немножко - желания выйти за пределы привычных свето-цветовых решений. И почерк как-будто более размашистый, не мелкий. Угадайте-ка – из чего?

- Ну, не знаю. Лепестки каких-то крупных цветов, наверное. Мальва? Тюльпан? Ирис?

- Сдаётесь? Это же луковая шелуха!
У «нормального» художника – избранная им техника: штрих, мазок, пуант…плюс кисти и краски. А тут – только ощущение материала и выработанный тридцатью годами практики вкус. Технику же диктует сам материал, уже обладающий готовым - полученным после сушки-глажки - цветом. Можно ли этому научиться? Почему нет… Вот и ведёт Лена для своих студентов «от 8 до 80» в клубе хостеля Кружок мозаики.

Рассказвают её подопечные, что занятия флористикой – чистая тебе терапия: помогает и от ностальгии, и от хамсина, и от олимовской обыденщины. Хотя никто из них, конечно, пока не посягает на создание чего-либо подобного лениным «Дому Хундертвассера в Вене», «Портрету парижанки» или, скажем, выдержанной в стиле японских лаковых рисунков-инкрустаций изысканной картине с танцующими журавлями. Или - берёзовой роще, словно сошедшей со страниц Паустовского - с крепеньким подберёзовиком на переднем плане. Или по-шоломалейхемовски мудрого многострадального Тевье-молочника.

Журналистка Бина Смехова и "хозяйка бала"
«Я была девочка книжная»

Всевозможные литературные аллюзии в рассказе о художнице Елене Фридмагог неслучайны. Как неслучайны и самые сладкие из её снов: воспоминания о книжном магазине.

- Иногда прикрою глаза – и проявляется постепенно, как фотография, комната в большой московской коммуналке… в нашем доме всегда царил культ книги: папа, мама, две сестры склонились над столом, читаем вместе, обсуждаем…

- Так и напрашивается вопрос – а зелёная лампа?

- Нет (смеётся), у нас висел оранжевый абажур! … Я была девочка книжная, молчаливая ужасно и застенчивая. В наследство от отца, филолога по специальности (и часового мастера – по ещё в молодости приобретённой еврейской профессии), мне потом достался шкаф с книгами. Чудом сохранились после войны. Техникум книжной торговли стал моим царскосельским лицеем. Это был особый мир: ярмарки, Дни книги, дни поэзии. Практика – в центральном букинистическом, на улице Горького, между гостиницей «Националь» и театром им. Ермоловой. Самые счастливые годы работы - там. Можете себе представить – я тогда училась на вечернем в Инъязе, а бегала в свой любимый магазин даже в выходные дни.
- Могу, и даже очень. Вот если бы вы у меня брали интервью, а не я у вас, то нашли бы много сходного в наших судьбах. Например, про коммуналку, и про то, как я после университета тоже оказалась в книжной торговле, и очень надолго. Действительно, есть что вспомнить. Удивительный народ – библиофилы, правда?
- О, были среди них люди разные. Были – кто в парчу и бархат переплетал любимые книги, и кто под цвет обоев цвет обложки подбирал. Был случай – сдали на комиссию первые 8 томов полного собрания сочинений Бальзака. Потом через пару дней – ещё 8. Я спросила, нет ли у них остальных, с 16-го по 24? Есть, отвечают. Но ведь деньги-то за все сразу не пропьёшь! Вот они и растягивали удовольствие.
Запомнился и совершенно иной случай, когда цветы и книги соединились для меня в одном событии. Один мужчина приходил всё время с мальчиком, они искали недостающий том Вальтер Скотта. Когда он дождался своего 5-го тома, на радостях подарил такой огромный букет гладиолусов, что дома я его должна была поставить в ведро! Мы были больны стихами. Слушали Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко, Окуджаву, еще молодого, черноволосого. На еврейские праздники вместе с друзьями ходили в синагогу, пели еврейские песни, танцевали. А потом произошло… Эрик – он тоже книгочей, был как-то проездом в Москве, искал Бабеля, чьи книжки попадали к нам на прилавок не чаще чем раз в полгода. Судьбе было угодно, чтобы именно в тот день, когда я стояла за прилавком, а Бабель…
- …лежал, конечно, под прилавком? – уточняю я со знанием дела, так как в моём собственном книготорговском прошлом тоже бывало всякое: «охота на ведьм» печатной продукции, «дефицит» из подсобок «по особому распоряжению» и т.д.
- Тот самый томик Бабеля с тех пор – наша семейная реликвия, - улыбается Лена.
Художественный руководитель Иерусалимского Культурного цнетра Элеонора Плоткина
Художественный руководитель Иерусалимского Культурного цнетра Элеонора Плоткина
Обнаружив за прилавком книжного магазина такую милую и обаятельную книгознайку, к тому же учительницу английского, Эрик, не теряя времени даром, вскружил ей голову и увёз в Литву. Там была прожита еще одна часть жизни, долгая и непростая. А в конце 90-го вся семья совершила алию – с остатками распроданной и раздаренной библиотеки и с чемоданчиком сухих листьев и цветов. И совсем недавно они у себя в Бейт-Шемеше отметили сорокалетие супружества… Цветов было море. Ведь цветы – главная после книг любовь художницы-флористки Елены Фридмагог.
Говорящие цветы

- Семья моя оставалась в Москве, я часто к ним из Литвы приезжала. Обычный мой маршрут – букинистический магазин, младшая сестра, которая осталась вместо меня на моём рабочем месте; оттуда я спешила на выставку Общества охраны природы, разместившуюся в небольшой церквушке на Новом Арбате. Однажды увидела там сказочно красивые работы из сухих цветов, заинтересовалась флористикой. Было это ровно тридцать лет назад. А вскоре в Вильнюсе состоялась первая моя выставка… С тех пор их было довольно много. Но вот такие – большие – картины, работа над которыми особенно длительная и кропотливая, выставляются впервые. Здесь как бы сконцентрированы мои впечатления и чувства от всего, увиданного на разных континентах, в разных городах и странах. Тихое, до сих пор бередящее душу чудо русской природы. Крыши Праги. Архитектурные изыски Вены. Очаровательные парижанки. Осенние краски Канады… Израиль - Голаны, Иудейская пустыня, рукотворные леса, парк в Рамоте. Пышные тропические растения и - сухая колючка… Всему нашлось место в моих открытках и картинах. Красота – она повсюду. В Брюгге на птичьем базаре, под кудахтанье и кряканье, чопорная публика потешалась надо мной, чудачкой-израильтянкой, которая прямо из-под их ног выхватывала и рассовывала по карманам разноцветные пёрышки. Они мне ещё как пригодились!
Мы остановились с Леной на шумной разноголосой Яффо, напротив Центральной автостанции. У переходов по обе стороны дороги торговали цветами. Нежно и тонко пахла веточка сиреневато-розовой глицинии, которую Лена извлекла из сумки и протянула мне. Наше время истекало, а сказать нужно было ещё так много.

- Мама привила нам любовь к природе. Мне было шесть лет, когда ей в день рождения младшей дочери - моей сестрички подарили прекрасные гладиолусы. Я тогда впервые осознала, что это такое - цветы. До этого была война, эвакуация, а цветы - вряд ли. Они для меня своего рода опознавательный знак. Сирень. Тюльпаны. Гиацинты. Ландыши. Ночная фиалка. С каждым из них связаны неповторимые воспоминания, запахи.

Примерно через год после приезда в Израиль я увидела объявление о наборе в студию икебаны. Деньги в оплату этих занятий, несмотря на скудость олимовского бюджета, родные преподнесли мне в подарок. Занималась я у Лены Штерн аранжировкой цветов и составлением букетов и композиций. Присматривалась в основном к технологии - как скреплять, как сохранять долговечность. Помню «защиту проекта», выпускной вечер: один мой букет стоял в хрустальной вазе - нежнейшие переливы «кахоль ве лаван». Второй – в грубом керамическом кувшине, который я к тому же обкатала оплавленной красной свечой. И эти застывшие подтёки стеарина – как кровавые слёзы. А внутри, в кувшине, не помещаясь в нём, – полное собрание израильских колючек.

- Не слишком ли лобовое решение? - усомнилась я.
- Может быть, может быть. Но уж очень нелегко оказалось пустить корни в новую землю, так что аллегория получилась – прямая.

Не хотелось расставаться на такой ноте, и я спросила Лену о «языке цветов». Я имела в виду не куртуазную игру флиртующих дам и кавалеров, а такое как бы научно обоснованное понятие. И тогда она предложила мне полистать образец своего литературного опыта по цветочной теме. Там среди прочего увлекательно изложенного материала я нашла строчки о том, что за именем каждого цветка, от великолепной причудливой орхидеи до милой крошечной незабудки, тянется целый шлейф легенд.
И ещё я обнаружила в её записях дельный совет. «Если в доме нет радости, царит уныние и скука, поставьте в противоположных углах комнаты букеты цветов Солнца - настурции, ноготки, подсолнухи. Установите по зеркалу позади каждой вазы, чтобы в каждом отражались оба букета. И вы почувствуете, как комнату наполнит поток солнечной энергии».

Пожелаем несравненной Елене Фридмагог здоровья и новых творческих озарений! Тем более, что отныне она также участник призового фонда нашего литературного конкурса "ТЕРРОР и ДЕТИ", о котором читайте здесь. А здесь Вы увидите выставку произведений из призового фонда.

вверх

Рейтинг@Mail.ru