Рина Левинзон
Я - ЖИВУ!
Памяти Илана
Перельмана,
8-летнего мальчика, погибшего во время терростического акта в Иерусалиме
И где был взрыв,
там вырастет трава.
Детей погибших не вернуть вовеки.
И от печали тяжелеют веки,
И стыдно, что осталась я жива,
И нет исхода вековой тоске,
И вновь молчит всевластный небожитель.
Пусть жизнь моя висит на волоске,
Но как мне защитить детей своих,
скажите?
Красное платье
Я больше не могу носить
это красное платье -
красный цвет слишком бросается
в глаза, а новые охотники за евреями
ищут легкие цели:
розовую кофточку маленькой девочки,
голубую рубашку маленького мальчика,
серебристые волосы старой женщины.
Я так хочу найти ту особую ткань,
Которая -
наконец-то -
сделает мой народ
невидимым.
***
Я живу в долине страха,
Пеплом высвечены камни,
И судьба - слепая пряха
Вновь склонилась над веками.
Я живу меж днем и ночью
Между болью и надеждой
На земле моей Восточной,
Где Давид с Бат-Шевой нежной...
Я живу под вечным небом,
Город мой - мой страж старинный,
То зимой укроет снегом,
То согреет в час хамсинный
Я - живу.
Моей отчизне
Больше угрожать не смейте.
Я живу в разгаре жизни,
В двух шагах от черной смерти.
***
Толпа стоит у черного перрона -
над ней огонь и пепел,кровь и дым...
Наш путь-
в Освенцим от холмов Хеврона,
и нынче снова возвращенье к ним.
Но Бог не оставляет нас одних,
какая бы ни выпала планида.
Мы - сироты Освенцимских портных,
И мы - навеки - правнуки Давида!
* * *
Ночное молчанье тревожит.
Сонно стучит состав.
Господи, милый Боже, Маму мою не оставь.
Укрой её ветром теплым,
От горестей заслони,
Молитву прочти ей шепотом,
И не гаси огни.
Зябко-то как, туманно,
Век поднимает копье...
Боже, ты дал мне маму -
Не отнимай её!
***
Идут дожди и наполняют сад,
Смывая кровь детей с печальных улиц,
И все деревья в трауре согнулись,
И плачет небо, и мосты блестят .
И нет предела этим горьким дням.
И нет причины ненависти вечной.
Что виноватый ангел скажет нам,
Вернувшись из страны своей беспечной.
|